Воры в законе и авторитеты
Шрифт:
В этих стенах, кажется, сконцентрировано столько отрицательной энергии, что тюрьма должна разрушиться. Впрочем, это и происходит. Бутырка не знала капитального ремонта со времен ее основания. Стены, источенные дыханием тысяч людей, парами, влагой, осыпаются на глазах.
В скудной тюремной жизни, кроме появления любопытных журналистов, общественных, политических деятелей разного ранга, случаются и другие события. В 1996 году на Пасху впервые в истории Бутырки в честь этого светлого Христова праздника состоялась архиерейская божественная литургия. Один из высших иерархов Русской православной церкви архиерей епископ Подольский Виктор провел ее не в тюремном
История тюрьмы, построенной по указу Екатерины II в 1772 году, помнит немало именитых преступников, которые сидели здесь и находили утешение в христианском покаянии. Перед Пасхой благотворители приносили пожертвования: деньги, продукты, вещи. В тюремной церкви, что на внутреннем дворе, проводились богослужения. После революции храм закрыли. В 1992 году он был воссоздан. Отец Николай, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы, так он называется, еженедельно с монахинями Новодевичьего монастыря приходит сюда для совершения молебна, святого причастия, духовных бесед с осужденными и подследственными. Он также является настоятелем храма Богоматери Всех Скорбящих Радости, что на Большой Ордынке. У него много проблем с возрождением, проще говоря, ремонтом тюремного храма. Сюда трудно подвезти стройматериалы – храм находится в периметре зданий, сложности возведения купола с крестом. Мы познакомились с отцом Николаем в его храме, когда он проводил богослужение для осужденных из хозобслуги. Разговорились о роли церкви в наставлении заблудших на путь истинный.
– Хоть они и из преступного мира, но нуждаются в помощи, духовной поддержке, им надо снять напряжение, – с оптимизмом убеждал меня отец Николай. – Люди, которые здесь сидят, тонко чувствуют, видят, где правда, а где нет. Если почувствуют фальшь – не будут разговаривать. А это наша священническая обязанность – прийти, крестик дать, Евангелие, Библию, молитвенник, поговорить. Мы отучились за эти годы и помогать, и говорить с людьми, которые в беде... Надо всегда помнить: от тюрьмы и от сумы не зарекайся.
– В камерах смертников сидят люди, совершившие тяжкие преступления. Им тоже может быть прощение от церкви? – не удержался я от вопроса.
– Да, такие люди тоже могут рассчитывать на прощение. Мы знаем, когда Иисус Христос был распят на кресте, с двух сторон от него были распяты убийцы, бандиты. Римское право одного из таких миловало на Пасху. И один из бандитов на кресте покаялся. Господь принимает всех, кто, совершив грех, раскаялся. Другое дело, когда человек не кается, сам для себя определяет, то ли с богом ему быть, то ли без бога...
– У вас бывают долгие разговоры, в том числе и со смертниками. Что они спрашивают у вас?
– Интересуются, почему так много различных конфессий, где настоящий бог? Многие смертники хотят исповедоваться и причаститься христианским таинствам. В царской России человек, осужденный на смерть, имел право позвать священника, раскаяться и причаститься. Потом это было запрещено, но сейчас, во время демократии, смертники обратились ко мне, я написал Святейшему Патриарху прошение, и Патриарх разрешил совершать службы и литургии в местах, где находятся смертники.
– Что вы хотели бы пожелать обитателям Бутырской тюрьмы?
– Хотел пожелать, чтобы они сюда больше не попадали, – засмеявшись, ответил отец Николай. – Не дай бог, конечно, что человек должен такое пройти... Но и в царское время, и в советское время для многих узников – и писателей, и диссидентов – оголтелых атеистов тюрьма стала призванием к богу. Через тюремные испытания они стали глубоко верующими людьми.
– Люди, которые сидят в камерах смертников, ведь деяния их – это деяния сатанистов, хотя сейчас они якобы верующие...
– Я знаю киллеров, которые совершали убийства по заказу, и они стали глубоко верующими людьми, это точно и без всякого преувеличения, можете мне поверить. Они много знают, много читают религиозной, научной, художественной литературы, с ними интересно разговаривать, со смертниками. А вот те, которые выйдут скоро на свободу, которые снова вернутся в привычный круг, – вот за тех ручаться нельзя.
У тех же, кто все же получил президентское помилование и замену приговора на пожизненное заключение, дорога одна – на остров Огненный или еще в пару подобных тюрем с особым режимом. Там, где смерть в рассрочку.
Стенка
Сразу оговорюсь: всю правду сказать об этой стороне нашей жизни невозможно. Впрочем, нежизни, потому что тут нелепица получается – речь идет о смерти, точнее, о смертном приговоре, или же, по-казенному, применении исключительной меры наказания. Трудно рассказать не только потому, что она, эта правда, – с чужих слов и происходит э т о вдали от жадных на кровь посторонних глаз – так требует секретная инструкция за двумя нолями. Никогда не узнаем, что чувствует приговоренный в последние десять минут после объявления страшных, разрывающих сознание слов: «Ваше прошение о помиловании отклонено Президентом. Приговор привести в исполнение...» Не узнаем и о последней минуте, и о последнем мгновении...
А какие чувства испытывает исполнитель приговора?
Согласие на эту встречу я получил через полгода. До сих пор не знаю, почему этот человек решился-таки открыться. Может быть, грядущая отмена смертной казни и, как реакция на это, внутреннее несогласие, протест, необходимость, даже инкогнито, выговориться. Ведь это была его вторая тайная профессия, и выполнялась она им по убеждению. Или я не прав?
Сначала я узнал его имя и отчество, обыкновенное, русское... Мой знакомый из системы исправительно-трудовых учреждений при мне позвонил ему по телефону, долго выслушивал собеседника, кивал, потом попрощался и замедленно положил трубку.
– Ничего не получится! – вздохнул он. – Зачем это ему на старости лет, посудите сами? Он же среди людей живет, а вдруг соседи узнают... А там и до уголовников дойдет. А они отомстят, как же, «кровушки нашей сколько пролил!». Что им стоит старика порешить? Все эти беседы журналистские для него просто смертельно опасны.
Я смирился и больше не предпринимал никаких попыток. Да и тема эта вскоре перестала меня интересовать.
Через полгода вдруг позвонил тот же самый знакомый из исправительной системы.