Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях

Протеро Стивен

Затем в атаку пошел Харрис. Он обрушился на идею религиозной терпимости как «одну из главных сил, толкающих нас к пропасти»¹⁴. «Некоторые тезисы настолько опасны, – пишет он в леденящем душу отрывке, – что вера в них подразумевает даже убежденность в том, что убивать людей – этично»¹⁵. С точки зрения Харриса, религиозная терпимость почти так же опасна, как сама религия. Вера в Бога – не мнение, которое следует уважать, а зло, с которым надо бороться.

Для этих «новых атеистов» вместе с их приверженцами проблему представляет не религиозный фанатизм. Проблема – сама религия. Так называемые «умеренные» только распространяют «мозговые вирусы» религии, придавая им вид менее авторитарных, женоненавистнических, иррациональных, чем на самом деле¹⁶. «Умеренные» религиозные

учения хотя и не являются экстремистскими, – пишет Докинз, – тем не менее представляют собой открытое приглашение к экстремизму»¹⁷. Единственное решение – взять дезинфицирующее средство и протереть им руки.

Фундаментализм под другим названием

Критики обвиняют евангелических атеистов в подражании догматизму их врагов, фундаменталистов. Крис Хеджес, бывший глава ближневосточного бюро New York Times, называет «новый атеизм» «светской версией религиозных правых», описывающей мусульманский мир «языком столь же расистским, грубым и нетерпимым, как тот, которым пользовались Пэт Робертсон и Джерри Фолуэлл»¹⁸. «Новые атеисты», обрушивающиеся на фанатиков, фанатичны, а их речи против ненависти полны той же самой ненависти, утверждает Хеджес. Неужели так трудно понять, что люди способны убивать во имя прогресса и пролетариата с тем же успехом, как и во имя традиций и Бога?

«Новые атеисты», обрушивающиеся на фанатиков, фанатичны, а их речи против ненависти полны той же самой ненависти

Одна из опаснейших игр в истории начинается с разделения мира на «хороших парней» и «плохих парней» и заканчивается решением о необходимости уничтожить злодеев любыми средствами. «Новые атеисты» с жаром участвуют в этой игре, демонизируя мусульман, осуждая за глупость христиан и иудеев, называя «мыслящими» своих товарищей по общине, кичащихся умом святош. Подобно фундаменталистам и ковбоям, они живут в манихейском мире, где силы света втянуты в апокалиптическую битву против сил тьмы. «Новые атеисты» – такие же нелюбопытные и невнимательные догматики, полезные неоконсервативным политиканам, как и телепроповедники правого толка. Фрэнклин Грэм говорит, что ислам «религия зла и порока»¹⁹. Харрис – что ислам «обладает всеми задатками радикального культа смерти»²⁰.

«Новых атеистов» возмущает и анти-интеллектуальность религии. Но когда дело доходит до обоснований, эти «мыслящие» не просто повторяют своих противников-фундаменталистов, а умудряются перещеголять их. Большинство верующих людей держат в себе сомнения того или иного рода. Но якобы непредубежденные «новые атеисты» придерживаются настолько прочно сложившегося мнения и так уверены в нем, что их нападки не предусматривают никакой возможности открыть подлинный диалог.

Место главной эмоции в книгах «новых атеистов» наряду с возмущением занимает самодовольная досада. Почему остальной мир не может быть таким же, как мы?

Любой отказ верующего человека перейти на сторону атеистов расценивается не как принципиальное несогласие, а как свидетельство глупости, злого умысла или чего-нибудь похуже. По-видимому, аксиомы атеизма настолько очевидны любому правильно функционирующему человеческому интеллекту, что их даже незачем обсуждать. В итоге место главной эмоции в книгах «новых атеистов» наряду с возмущением занимает самодовольная досада. Почему остальной мир не может быть таким же, как мы?

Но разве это религия?

Некоторые атеисты, в том числе адвокат Майкл Ньюдоу, дошедший до Верховного суда США со своими претензиями по поводу упоминания о Боге в тексте присяги, убеждены, что атеизм, выражаясь словами писателя Дэвида Фостера Уоллеса, – «антирелигиозная религия, поклонение разуму, скептицизму, интеллекту, эмпирическим доказательствам, человеческой автономности и свободному волеизъявлению»²¹. Но большинство атеистов оскорбляются, услышав предположение, что их тоже можно причислить к приверженцам религии²². С их точки зрения главным вещественным доказательством, простым и убедительным, является их отрицание Бога. Однако есть немало религиозных людей, отрицающих Бога, в том числе буддисты, конфуцианцы и иудеи. А в истории атеизма сохранились бесспорно религиозные моменты. В разгар Великой французской революции «старый режим», сочетавший

католичество и французское государство, был казнен на

гильотине. Но последствием этого события стало не неверие и отсутствие религии, а культ разума. Эта религия, – а именно религию он собой и представлял, – была так же ритуализирована, как и французское католичество: Вольтеру поклонялись как светскому святому, чтили мучеников, погибших за дело революции. Нотр-Дам переименовали в храм Разума, восхваляли богиню Разума и отмечали праздник Свободы. Вскоре французы уже крестили своих детей во имя святой троицы liberte, egalite, fratemite, верили в французскую Республику, отмечали ход времени священными днями в память о разуме, добродетели и самой Великой французской революции²³. Сравнительно недавно социализм и коммунизм доказали, что светские режимы так же подвержены фанатизму и фундаментализму, как христианство и ислам. В своей докторской диссертации Маркс писал: «Мне ненавистна свора богов», но это не помешало его последователям поклоняться Ленину и Сталину²⁴.

Ответ на вопрос о принадлежности атеизма к религиям зависит, конечно же, от того, во что верят и какие поступки совершают атеисты. Следовательно, для каждого человека, для каждой группы ответ будет своим. Он также зависит от того, что мы подразумеваем под религией. В настоящее время ученые и эксперты дают религии широкое определение, скорее функциональное, чем содержательное. Вместо того, чтобы сосредоточить внимание на критериях, относящихся к вероучению, таких, как вера в Бога, мы ищем «фамильное сходство». Можно ли считать книги Айн Рэнд аналогами священного писания для атеистов? Выполняют ли различные гуманистические манифесты роль Символа веры? Согласно одной распространенной формуле, у представителей семейства религий обычно имеются «четыре С» – creed, cultus, code, community (Символ веры, культ, свод законов и норм, община). Другими словами, они должны пользоваться заявлениями о своих убеждениях и ценностях (Символ веры), совершать обряды (культ), иметь этические стандарты (свод) и учреждения (общины). Соответствует ли атеизм этим требованиям?

Символ веры у атеистов явно имеется. Некоторые атеисты отрицают, что верят во что-либо. Или отвечают на этот вопрос вопросом: а разве лысина – это цвет волос? Но это уклонение от ответа. На самом деле атеизм более доктринален, чем любая из мировых религий. По определению атеисты принимают догму, согласно которой бога нет – как монотеисты принимают догму, согласно которой бог один. Вера – пристрастие атеистов, что может подтвердить каждый, кто прочел хотя бы одну книгу по этой теме.

Вопрос с культом более щекотлив. Несколько лет назад я получил письмо от объединения капелланов, к письму был приложен межконфессиональный календарь. Оно призывало преподавателей проявить широту взглядов и отпускать студентов с занятий в дни религиозных праздников, а в календаре были обозначены дни, когда именно следовало демонстрировать эту самую широту. Помимо религиозных праздников, отмечены были день рождения английского философа Бертрана Рассела (18 мая). Сравнительно недавно Нью-йоркский институт гуманитарных исследований в Олбани опубликовал календарь нерелигиозных праздников с более пространным перечнем «святых дней атеистов», в том числе Дня Томаса Пейна (29 января) и Дня Дарвина (12 февраля). Однако нет никаких свидетельств тому, что атеисты хоть сколько-нибудь масштабно отмечают эти дни или вообще чтят упомянутых деятелей как святых.

У большинства атеистов есть этический кодекс. Мало того, «новые атеисты» часто напоминают о том, что в нравственном отношении они превосходят «старых теистов». Инакомыслие в этом случае проявляет Онфре, самоназванный гедонист, который, как известно, после инфаркта потребовал, чтобы диетолог перевел его на усиленный режим питания, так как он «предпочитает умереть, поедая сливочное масло, а не влачить жалкое существование, давясь маргарином»²⁵. Вслед за Ницше, который утверждал, что смерть Бога избавила бы истинных атеистов от кандалов традиционной нравственности, Онфре убежден, что англо-американские атеисты, – Хитченс, Докинз, – до сих пор пребывают в плену христианской этики. И он призывает их сменить свой «христианский атеизм» на его «атеистический атеизм», обратиться от христианских ценностей с милосердием в центре к «этическому гедонизму» с акцентом на удовольствиях. «Наслаждаться самому и помогать наслаждаться другим, не делая зла ни им, ни себе, – пишет он, – вот основа всей нравственности»²⁶.