Восемнадцатое мгновение весны. Подлинная история Штирлица
Шрифт:
– Я ничего вам не буду доказывать. Вы должны сейчас же сообщить обо мне руководству! Письмо я бросал в почтовый ящик посольства.
Павел некоторое время разглядывал его и размышлял. Фамилия Кур ему ровным счетом ничего не говорила, но, может быть, руководство резидентуры его знало или знало что-то о его письме: за время работы в разведке он привык ничему не удивляться.
Вид у посетителя был не ахти какой, однако держался он довольно независимо, говорил уверенно: даже не просил, а требовал. Угрюмый, сосредоточенный, он производил весьма странное впечатление, и его утверждение,
Понятно, Павел не собирался сообщать о нем непосредственно резиденту, но доложить своему куратору было его прямой обязанностью. Он подумал, что они займутся посетителем и сами выяснят, что к чему.
Оставив немца в приемной, он вышел в соседний кабинет и вызвал по внутреннему телефону резидентуру.
– Вас слушают, – услышал он голос шифровальщика Виктор Маслова.
– Виктор, это Корнель беспокоит. У меня здесь посетитель. Он требует встречи с руководством.
– Не знаю, где сейчас Смирнов, а шеф на совещании у посла!
– Ты можешь его вызвать?
– Не могу и не хочу! – ответил Маслов запальчиво. – Что ты ко мне с пустяками лезешь! У меня сейчас сеанс связи, а ты позови того, позови этого! Что я тебе мальчишка, что ли!
– Как я понял… – Павел на мгновение замялся. – Он говорит, что он…
Но Маслов уже положил трубку. И Павел бросил свою, злясь на посетителя и еще больше на Маслова. Но, подумав несколько минут, он вновь вызвал Маслова.
– Это опять Корнель, прошу меня выслушать, – твердо заявил Павел. – Я опять по поводу посетителя. Он настаивает на встрече с руководством!
– Откуда он его знает? – спросил Маслов устало.
– Он не говорит. Я считаю нужным доложить о нем шефу!
– Если считаешь, что нужно, докладывай сам, – с каким-то безразличием сказал Маслов. – Ты вообще считаешь возможным лезть к начальству со всякой ерундой. Я лично не вижу оснований беспокоить руководство, тем более во время совещания. Несолидно!
– Так ты советуешь мне самому позвонить в приемную полпреда?
– Я тебе ничего не советую, и ты меня не впутывай.
Павел соединился с секретарем полномочного представителя Пчелинцевой и сообщил, что у него в приемной консульского отдела находится посетитель и что он настаивает, чтобы о нем сообщили Ефиму Соломоновичу.
– Ясно, – прервала его Пчелинцева. – Подождите. Я сейчас доложу.
Минуты через две резко и требовательно зазвонил телефон.
– Корнель? Добрый день, Павел Иванович! – Павел узнал низкий, глуховатый голос Гольденштейна. – Что у вас там стряслось?
– Пришел посетитель. Настаивает на встрече с вами, Ефим Соломонович.
– Понятно! Слушай внимательно! Попроси всех наших удалиться, чтобы его не видели. Создай все условия, дай ему бумагу и ручку. Пусть пока напишет, что он хочет сообщить. В общем, создай ему условия и пока не трогай его расспросами. Я освобожусь минут через тридцать-сорок. Понял?
– Так точно! – по привычке быстро ответил Павел, и резидент положил трубку.
Корнель вернулся в комнату приемов.
– Чаю хотите? – спросил он у немца.
– Потом, – ответил тот.
Тогда Павел положил перед ним на
Между тем немец начал что-то писать; пальцы у него были короткими с плохо обрезанными ногтями. Время от времени он останавливался, нервно покусывал губы, думал и снова принимался писать.
Через минут тридцать, как и обещал, в комнату быстро вошел резидент – невысокий, коренастый, с волнистой рыжеватой шевелюрой. Подойдя к столу он, бегло взглянув на посетителя, взял исписанный им лист бумаги, стоя быстро его прочитал и, сев на место Павла, сказал:
– Так, значит, вы Эрнст Кур! Бывший сотрудник контрразведывательного отделения, или, как вы называете «абвера», полицай-президиума! Интересно! Что вы хотели? И почему именно со мной хотите беседовать? – его голубые, с сероватым оттенком глаза требовательно уставились на немца.
– Мои друзья знают вас, – отрывисто начал Кур. – Они знают, что вы руководитель, поэтому я решил обратиться именно к вам! – он остановился, ожидая реакции Гольденштейна.
– Так, так, говорите! Я вас внимательно слушаю, – подтолкнул его резидент, подвижное лицо которого с прямым носом и выпуклым лбом оставалось невозмутимым.
– Я хочу предложить вам свои услуги как бывший полицейский чиновник! Естественно, за плату!
– Вы что, сейчас без работы?
– Да, уже несколько лет как я уволился из полицай-президиума. Не поладил с руководством! Сейчас перебиваюсь случайными заработками, да иногда помогают старые друзья.
– Понятно. Чем вы можете помочь нам?
– Я думаю, мог бы наводить справки на интересующих вас лиц, при необходимости мог бы вести разработки. Все, что смогу, все буду делать.
– Ну а подробней что можете о себе рассказать? – спросил Гольденштейн.
– Извольте. В полиции с 1904 года. Поступил в Берлине, служил в Данциге, Эссене, потом опять вернулся в Берлин. Последние годы был в контрразведывательном отделении полицай-президиума Берлина в чине криминал-обервахмистра [2] . За служебный проступок был уволен без права на пенсию. Стал перебиваться случайными заработками, – он замолчал.
2
Высший чин унтер-офицерского состава криминальной полиции.
– И что было дальше?
– Я всегда любил живопись, – продолжил Кур. – Хотел стать художником. Но средств на обучение живописи не было, поэтому пришлось стать простым маляром. Красил крыши. Потом друзья из полиции подсказали, что у вас, в посольстве, можно получить работу.
– Кем же, маляром? – улыбнулся Гольденштейн.
– Нет, зачем, думаю, вам лучше использовать мой опыт полицейского, – Кур замолчал и, прищурясь, выжидательно смотрел на резидента.
– А вы могли бы возобновить контакты с вашими прежними сослуживцами? – подключился к беседе Павел.