Восхождение Примарха
Шрифт:
Я поднял глаза и отыскал говорившего. Дородный тюремщик, окружённый трёхслойным «коконом», не боясь стоявших вокруг него арестантов, буравил меня взглядом. Я счёл за лучшее подчиниться, тем более, что других желающих близко познакомиться со мной не нашлось. Спуск по лестнице под пристальными взглядами местного контингента занял чуть больше времени, чем подъём на паутине.
— Вот твоя конура на первое время, — почти добродушно указал тюремщик на одну из дверей. — Посиди в одиночке за драку и не высовывайся, если жизнь дорога.
Он
Внутри пахло сыростью и уже знакомой плесенью. Стены бугрились от небрежной отделки. И то тут, то там на них были заметны раздавленные трупы насекомых. Койка, прикрученная к стене, оказалась настолько узкой, что на ней можно было улечься лишь на боку. Но меня это не смутило. Мне срочно нужно было произвести некоторые изменения в своём теле.
Я улёгся на койке и закрыл глаза. Секунд пятнадцать ушло на то, чтобы полностью отключиться от внешних звуков и прочих раздражителей. Что было не очень хорошо, так как я вряд ли смог бы быстро среагировать на внезапную угрозу.
«Я покараулю, — отозвался Архос, — занимайся!»
«Спасибо».
«Только протяни паутину в пятнадцати сантиметрах от пола. И вторую нитку на уровне шестидесяти сантиметров. И позови пару-тройку ближайших пауков».
«С паутиной я справлюсь, а вот с пауками не знаю».
«Эх, молодёжь… Ладно, дай мне ещё ненадолго управление, я сам всё сделаю, а ты занимайся перестройкой».
«Вот даже как? — подумал я. — Отлично».
Отключив все внешние рецепторы, чтобы не отвлекали от процесса, я сосредоточился на мозге. Мне нужно было мочалку, что отвечала за деятельность приобретённого мною организма, превратить во что-то более-менее соответствующее мозгу мага. И сделать это следовало совершенно без магического ресурса.
«У тебя есть паучья магия, — недовольно проворчал мой учитель. — Черпай оттуда».
Я потянулся к тонкой полупрозрачной шёлковой нити, возникшей перед моим внутренним зрением, и ухватил её сознанием, словно ловкими пальцами.
Когда я лишь задумался о запущенности неразвитого мозга Никиты, усугублённой влиянием наркотиков и алкоголя, то хотел просто устранить последствия его разгульной жизни. Но сейчас мне пришла мысль получше. Я рассматривал «чертежи» собственного мозга, центральной и периферической нервных систем и чувствовал, как подрагивает в нетерпении нить паучьей магии, желая воссоздать своего настоящего носителя.
«Разреши ей, как мне! Она всё сделает!» — шептал на грани слышимости Архос.
И я решился.
Процесс оказался куда более длительным, а, главное, болезненным, чем я ожидал. Меня разрывало на части, затем перемешивало, складывало, словно мозаику, а затем снова в ярости ломало и распыляло чуть ли не на атомы. Я не только потерял ход времени, но вообще какую бы то ни было связь с окружающим миром.
Но самой страшной оказалась боль. Она затапливала всё моё существо. Я уходил от неё на другой, более глубокий уровень сознания, но она отыскивала меня и там и снова заполняла каждую клеточку. Мне впервые в жизни захотелось умереть. Но все связи с телом были отключены до окончания полной перестройки мозга и нервной системы.
Боль ослепляла и доводила до границы, за которой пряталось безумие. Именно поэтому я не сразу понял, что, кроме боли, есть что-то ещё.
«Опасность! Опасность! Примарх, опасность!», — оказалось, что Архос уже давно пытается привести меня в чувство.
Я открыл глаза и увидел распахнутую дверь в камеру и тёмные силуэты в тусклом свете тюремных ламп.
Глава 3
Следственный изолятор № 1 Имперской службы исполнения наказаний «Кремлевский централ»
Кабинет заместителя начальника СИЗО для одарённых
Степан Васильевич Крюшон праздновал свой сорокалетний юбилей на рабочем месте и очень хотел напиться. С одной стороны, и повод был, с другой, кризис среднего возраста. Казалось, что всю жизнь он занимается чем-то не тем, раз до сих пор просиживает кресло в казённом кабинете самого унылого небоскрёба в Центральном административном округе Москвы.
Но выпить он не успел. Стоило ему достать бутылку дорогого пойла, как в дверь требовательно постучали.
«Послать и выпить? — подумал Степан Васильевич и посмотрел на часы. — Эх, ещё пять минут рабочего времени».
Пришлось убирать со стола и бутылку, и стакан, и с любовью приготовленный бутерброд.
— Войдите, — сказал он максимально скучным голосом.
Дверь отворилась, и на пороге показался импозантный мужчина примерно того же возраста, что и дежурный магр. Только, в отличие от сидящего за столом госслужащего, данный господин был одет в тройку синего цвета новомодного кроя, носил лакированные штиблеты и густую ухоженную бороду, сквозь которую безостановочно светил белоснежной улыбкой.
— Здравствуйте, — сказал он, слегка склоняя голову. — Минц Алексей Вильгельмович, адвокат рода Державиных.
— Мой рабочий день заканчивается через три минуты, — серым тоном ответил Степан Васильевич, в душе представляя себя на месте этого сверкающего господина и при этом проникаясь к нему всё большей ненавистью из-за всего того лоска, окружающего посетителя.
— К моему величайшему сожалению, вам придётся задержаться, — Минц закрыл за собой дверь и прошёл к столу. — Видите ли, речь идёт о серьёзных нарушениях, допущенных при задержании моего подопечного, Никиты Александровича Державина.