Воскресенье
Шрифт:
По этим причинам я смотрю на витрины магазинов только для того, чтобы увидеть в них свое отражение, свою тень и выпрямиться, точно так же, как я иной раз пытаюсь увидеть себя со стороны.
Я перестал горбиться, но весь превратился в тень. Я видел контур, но не видел его наполнения. И так, тенью, я начал проходить по витринам. Редкие машины лишь указывали мне дорогу — больше ничего. Я думаю, что они также несут некоторую ответственность за то, что произошло потом, то есть, если бы они двигались в обратном направлении, может быть, и я бы вернулся назад или, по крайней мере, изменил порядок и цель передвижения. Например, заметил бы, что улица, по которой я иду, ведет
Если смотреть с этой точки зрения, мне бы надо было выбрать другую улицу, с односторонним движением или хотя бы с ночными липами, или с еще не зацветшими японскими вишнями, чтобы, по крайней мере, получить приятные сенсорные ощущения, пока я иду, пока я бегу. Но я выбрал именно ту, по которой шел той ночью, как будто кто-то нарочно повел меня по ней, как будто специально направил меня.
Чтобы нарушить однообразие, я повернул налево. Затем я еще раз повернул налево и, наконец, направо. Потом снова направо, потом налево. И еще раз налево. Или направо? Затем я поднялся по каким-то ступенькам, спустился по каким-то ступенькам и подумал, что неплохо бы и мне перестать разговаривать с Мартой. Так было бы лучше всего.
3.
Я все еще смотрел, как моя тень скользит по гладким поверхностям стеклянных витрин, думая о том, что случилось с Мартой, как внезапно услышал какой-то шорох и увидел, опять-таки внезапно, как моя тень вошла в широко открытую дверь и исчезла в темноте.
Это внезапно, казалось, разбудило меня от моей меланхолической депрессии, и я остановился, чтобы посмотреть, что происходит.
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что, когда я проходил мимо одного из бесчисленных магазинов, одна дверь, из тех, что реагируют на датчики и разъезжаются автоматически, без предварительного уведомления и без всяких объяснений — открылась!
И вот моя тень шагнула туда, а я остался на улице, ошеломленный происшедшим!
Было уже за полночь, и магазины давно закрылись, по крайней мере, в той части города, где я находился. Я посмотрел налево и направо. Нигде ни души. Я заглянул внутрь через настежь распахнутую дверь, перед которой стоял, и увидел только слабо освещенное помещение — в тусклом свете лампочек едва угадывалась внутренность магазинчика. И что же теперь?
Действительно, в тот момент я мог просто пойти дальше, и то, что я увидел внутри магазина, могло стать лишь предметом размышлений, которые занимали бы меня в течение нескольких дней, ну, может быть, недель.
Это правда, что я мог бы уйти, и тогда моя жизнь выглядела бы совершенно иначе.
Если бы было так!
Но все пошло по-другому. Я остановился. Почему? Просто потому, что у меня появилось желание войти внутрь! Одновременно с желанием уйти отсюда. Итак, у меня было два желания, и теперь они боролись между собой перед открытой дверью. Я понимаю желание уйти, но откуда взялось желание войти?
И вот я оказался перед самой большой и самой мрачной дилеммой в мире — какое-то время сомнение удерживало меня на месте перед открытой дверью, перед неизвестностью, перед опасностью.
4.
Давайте расставим точки над i.
Я никогда в жизни не воровал… может, только в детстве… по мелочи… фрукты и что-нибудь вроде того. Одна из причин, конечно же, заключается в том, что я происхожу из среднего, трудящегося, класса, который в то время отличали высокие моральные ценности и этические добродетели.
Теперь кто-нибудь наверняка скажет, что, мол, кто не согрешил хотя бы раз в реальности и много раз в мыслях? В моем случае то, что я остановился перед распахнутыми дверями магазина, совсем не означало, что для меня настал момент хотя бы раз в жизни согрешить — войти, а, скорее, знаменовало собой внутреннюю борьбу между христианской традицией и новым этическим мировоззрением, сформировавшимся на принципах, основанных на нашем собственном опыте, на том, что мы видим вокруг себя и определяем как успех в этом мире, в котором на пьедестале находятся тяга к вещам и любовь к нашему собственному телу.
Учитывая мое образование и воспитание, полученные в конце двадцатого века, вполне естественно ожидать, что я буду продолжать в том же духе и в первые пятьдесят лет двадцать первого века — то есть следовать по пути моей праведной и безгрешной жизни.
С другой стороны, какой толк в этой моральной безупречности, если Марта больше не разговаривает со мной?
Таким образом пофилософствовав, я вернулся к конкретной ситуации и принялся рассматривать все возможные и доступные для меня варианты.
Что случится, если я войду? Я не смог придумать ничего, за исключением того, что понял: такое действие будет признано противозаконным, учитывая позднее время, когда магазины уже не работают. Да, я на самом деле обстоятельно обдумал, какими могут быть последствия, если я все же войду, подчеркиваю — незаконно войду, и буду застигнут на месте.
Так вот, дилемма сводилась к следующему: забраться внутрь и рискнуть быть обнаруженным властями или пройти мимо, как будто ничего не произошло. А потом, неизвестно откуда, из какого уголка моей души, совершенно неожиданно и без всякого предупреждения возникла мысль о том, что можно ведь войти и при этом не быть обнаруженным. Эта мысль была аморальной, я это понимал, но она принадлежала, скорее, не мне, а являлась результатом работы средств массовой информации, которые непрестанно делают свое дело.
Я был очень удивлен, когда заметил, что эта нечистая мысль потянула за собой и другие, типа: хорошо, если меня обнаружат, пока я еще ничего не сделаю? А откуда мне знать и как я могу быть уверенным, что я ничего не сделаю? А что я могу сделать? Допустим, может быть… нет!
Ну, значит, так… Если меня случайно обнаружат, и представители власти начнут сомневаться в моей моральной чистоте, то я, зная, что и они подвержены влиянию средств массовой информации, построю свою защиту на том, к чему призывают СМИ — на своей заботе как честного гражданина о сохранении общественного и частного имущества страны. Короче говоря, я скажу им, что я вошел в магазин с намерением позвонить владельцу или, не знаю, в какую-нибудь службу, чтобы предупредить о ситуации с оставленной открытой дверью.