Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества
Шрифт:
В летописном списке богов Владимира Стрйбог стоит на четвертом месте (после Перуна, Хорса и Дажьбога) или на третьем (если Дажьбога считать синонимом Хорса). Имя и функции этого бога остаются загадочными. Он меньше рассмотренных отражен в топонимике. Под Новгородом была Стробожь, у поляков Стшибога (Strzyboga). С. Пирхегер (Pirchegger 1947) выводит имя из иранского эфталитского Sribaga ('возвышенный бог', 'величественный бог', 'добрый, хороший бог') со вставкой на славянской почве эпентетического -t-, и это толкование принял М. Фасмер. Срибага сменил в иранском мире Варуну и Ахура-Мазду. М. Вей (1958), опираясь на гипотетическое происхождение «стрый» ('дядя по отцу') из petruyos ('отцовский'), производит «Стрйбог» из peter bhagos 'отец-бог', и это толкование принял Рыбаков (1987: 439). Оно, однако, не очень правдоподобно (почему «отец» спереди, и не проще ли было бы bhaga-peter?). Иранское происхождение более вероятно. Некоторые исследователи (Crepajac 1967; Якобсон 1970; Топоров 1989: 41—42) подыскивают
В «Слове о полку Игореве» ветры названы «стрибожими внуками», т. е. Стрибогу приданы функции весьма могучего производителя стихийных явлений, повелителя стихий. Рыбаков счел выражение «стрибожи внуки» свидетельством того, что Стрйбог был ^отцом бога ветров (возможно, Вия).
Симаргл в отличие от других богов списка не присутствует ни /4в поучениях, ни в каких-либо других текстах. Его нет и в мифологиях западных и южных славян. Только в «Слове некоего Христолюбца» (в списке XIV—XV вв.) после упоминания Перуна, Хорса и Мокоши добавлены Сим и Ръгл. Это явно поздняя вставка. С давних пор Симаргла сопоставляли с иранским божеством Сенмургом (Гальковский 1916: 33). Сенмург — это «сайна-мрига» «собако-птица». Акад. М. В. Тревер (1933) более детально разработала выведение имени Симаргла от иранской мифической птицы Сэнмурв, которой Ахура-Мазда поручал стеречь небесное древо со всеми семенами. Сэнмурв имел когти, клыки и крылья, был соединением черт собаки и птицы, нечто вроде грифона. Рыбаков принял это толкование и подробно разработал его на древнерусском изобразительном материале (1967; 1987: 444), но недавно Васильев показал, что в вариантах, распространенных по соседству с Русью Сенмурв был не собако-птицей, а просто птицей и что все изображения в христианских рукописях не могли быть следами языческих представлений (Васильев 2000: 158—159).
Единственным женским божеством в списке является Мокошь (варианты написания: Макошь, Макешь, Мокуша, Макуша). Она упоминается не только в летописи, но и во многих поучениях, «словах» и житиях. «Слово о началстве Рускыа земли» (список XVI в.) рассказывает, как князь Владимир, ниспровергая язычество, «разбил идола Мокоши и других» — Мокошь выступает здесь как наиболее приметная фигура (Mansikka 1922: 55, 60). Имени соответствует Мокошинский монастырь в Черниговкой области, в Польше местные названия Мокош, Мокошница, Мокошин, есть похожие названия и у полабских славян, и у чехов (Мокошин). Некоторые исследователи считают это имя сугубо славянским, производным от «мокрый», «мокнуть», словообразование по типу «пустошь», «ветошь» (Ягич). Но в функциях богини нет ничего соответствующего такому пониманию.
Аничков (1914: 276) сопоставил с этим именем дославянские местные названия в лесной Руси — таких немало: Мокша, Ропша, Шапша, Капша, Кидекша — все они, по всей видимости, финские. По Мансикке тоже, Мокошь — не славянское имя. Есть финский демон Мокша, от него и Мокошь (Mansikka 1922: 55—60). Гусева (1970) сравнивает имя с санскритским термином «мокша» 'освобождение', 'смерть'. Лихачев (ПВЛ 1950, 2: 324) в комментариях к «Повести временных лет» высказывает догадку, что Мокша была племенным божеством народности мокша, составляющей часть мордовского народа. Отсюда и большая часть топо- и гидронимики с этим корнем, в том числе и Мокошинский монастырь. Им возражают Мокшин (1976), отрицающий финно-угорское происхождение имени (и своей фамилии!), и Зубов (1981), одобряющий иранские сопоставления, но склоняющийся к славянской этимологии.
Между тем, нужно исходить из облика и функций этой богини. Фасмер на основании этнографических наблюдений, опубликованных в «Живой старине» (1898, № 3-4, с. 393) и в «Этнографическом обозрении» (№ 88, с. 283), определяет Мокошэ как домашний дух с большой головой и длинными руками. Е. В. Барсов сообщал, что в Олонецком крае Мокушу боялись женщины и ее присутствие узнавали по выскубанной шерсти на овцах и по бренчанию веретена. Так что это богиня прядения, плетения и других домашних работ, а также покровительница сватовства, брака и даже полового совокупления — «сплетала», т. е. сводила полюбовников (Ильинский 1929: 7). Г. А. Ильинский объясняет происхождение имени из балто-славянских языков. В литовском языке makstiti 'плести', meksti 'вязать', maks 'торба', русск. «мошна». По общему признанию, Мокошь в христианское время была замещена Св. Параскевой-Пятницей, покровительницей прядения и домашних женских работ, также и торговли (Львовский 1902). По-видимому, пятница была отведена для почитания этой святой, а возможно, еще и раньше — Мокоши, по ассоциации с Венерой и германской Фреей, которой был посвящен именно этот день.
На этом «списочный» состав богов окончен. Был ли это список богов Владимира или это всего лишь вставка и шестибожие приписали Владимиру позднейшие летописцы, знавшие языческих богов, не так уж важно. Важно, что эти боги у славян были.
Вне списка Владимира стоит летописный Волос, но о нем было уже сказано достаточно. С ним рано начали путать и смешивать старого языческого бога Велеса, которого в списке Владимира нет. О Велесе у восточных славян сохранилось очень мало сведений, но кое-что все же есть. В «Слове о полку Игореве» певец Боян назван «Велесовым внуком» (при чем тут был бы покровитель скота?!). В XI в. в Ростове «Чудской конец поклонялся идолу каменну Велесу». На месте идола Авраамий Ростовский поставил христианскую церковь не Св. Власия, как ожидалось бы, если бы там был «скотий бог», а Богоявления (Толстой 1887: 97). Во Владимирской губернии было село Велесово. В рязанской диалектной речи «велес» — 'указчик', 'повелитель'. Вероятно, это к нему первоначально относилась поговорка «Велик Волос: и крутит, и кутит, как похотел, так и волосит!» (цит. по: Успенский 1982: 180).Западнославянский материал о Велесе приводят Фишер и Шафраньский (Fischer 1927; Szafranski 1959), южнославянский — И. Панчовски (1993: 78-79). В чешских христианских текстах XV-XVI вв. имя Велес употребляется для обозначения дьявола. В сердцах, когда русские посылают к чёрту, чехи отсылают собеседника «за море к Велесу». В словацкой колядке овец «пасли велесы» (Афанасьев 1865, I: 653). У южных славян есть города и села, которые либо прямо носят имя Велес, либо производное от него. К первым принадлежат город Велес в Македонии (Микулчик 1985), хотя этому городу давалась и другая этимология (Романски 1931), неподалеку поселение Титов Велес, также поселение Велес в Западной Сербии; ко вторым — села Велесница на Дунае и Велестово в Черногории (Кулиший и др. 1970: 58). Есть и личные имена — Вела и Велю.
Более широко Велес представлен в индоевропейских связях (Jacobson 1969; Briickner 1985: 148-149). По этим связям, Велес (или Велис, Вельнис) — исконное божество славян и балтов, связанное с культом мертвых. Это ясно видно в литовских материалах (Веселовский 1889; Иванов и Топоров 1973; Ivanov and Toporov 1973; Лаучюте 1983), проглядывает и в славянских (чешек, «за море к Велесу»). Литовский языческий Велс — бог загробного мира, пасет души умерших. Ему принадлежат божьи (то есть дикие) кони, быки и птицы. Ныне Велнас, Велинас у прибалтов — 'чорт' (как и Велес у чехов).
К пантеону могут быть также причислены Див или Дый, упоминаемый в «Слове о полку Игореве», Аусень (Овсень), совпадающий по корнеслову с латышским Усенем, индоарийской Ушас и римской Авророй — богиней зари. Я оставлю без рассмотрения вопрос о Ладе, Леле и Живе — они не относятся прямо к моей теме. Однако замечу, что Купало, Ярило, Кострома и т. п. особыми божествами не являлись — основания этой моей позиции станут ясными из дальнейшего.
В значительной части, как явствует из распространенности и укорененности имен, а также из индоевропейских параллелей, это был общеславянский пантеон. Восточнославянская и отчасти южнославянская мифологии, по-видимому, лучше сохранили старые общеславянские имена богов, чем западнославянская мифология. Почему же эти общеславянские боги — Перун и другие — не только не выступают в главных ролях на Западе, но и большей частью вообще там очень слабо видны.
Мне представляется, что разгадка — в именах западнославянских богов: Святовит, Яровит, Руевит, Поревит, Витолюб,' Радегаст и т. п. — по структуре все это типичные личные имена князей, ср. обычные княжеские имена Витомир, Витослав, Витомысл, Добровит, Драговит, Людевит, Доброгаст. Как отметили Прохазка и Росик (Prohazka 1958: 152; Rosik 2000: 116), общей чертой полабских и поморских богов является их воинственность. Такой бог напоминает феодального господина, предпринимающего военные вылазки во главе своих отрядов. Святовит имел даже свою дружину из 300 конников. Это естественно: западные окраины славянства выдерживали непрестанный натиск германских феодалов. В условиях ожесточенной борьбы с германцами западные славяне, судя по именам их богов, на места богов подставляли своих героизированных князей-полководцев и князей-жрецов, которые после смерти становились богами подобно римским императорам. Меч и боевой конь были естественными их атрибутами, ибо война была их главным делом. Погребальные культы неких исторических личностей, ставших легендарными и окруженных посмертным поклонением, постепенно слились с почитанием богов, и образы героев переросли в образы богов. Так были вытеснены старые общеславянские имена богов — еще до крещения. Их заменили боги-воины, боги-герои.
Функции Перуна и других восточнославянских богов были изначально более разносторонними.
Часть III. ВЫХОД НА СЛАВЯНСКИЙ ФОЛЬКЛОР И ЭТНОГРАФИЮ
1. БОЧКИ НА МЕДНОМ НЕБЕ
Медное небо
Вайнахские сказки приписывают Пиръону создание небес из меди или сплава на медной основе (латуни). Хотя в славянском ареале и нет прямых сведений такого рода о Перуне, приходится все же считать, что славяне принесли их с собой на Кавказ, так как вайнахские сказочные тексты совершенно отчетливо противопоставляют эти небеса настоящим и не приписывают их создание своему, местному богу.