Воскресший гарнизон
Шрифт:
— Это особое, сакральное место, — объяснил Фридрих Крайз. — Именно там, в каньоне, должен находиться духовный центр всего того, что мы здесь создаем. Оттуда легче всего осуществлять астральную связь с «учителями».
— Так, может, есть смысл соорудить там часовню, — вмешался в их разговор Удо Вольраб, решив таким образом легализовать свое присутствие. — Или же прямо над каньоном построить кирху.
— С этим торопиться не нужно. И сооружать христианскую часовню или кирху следует не в каньоне, — резко отреагировал Крайз. — Вы должны понимать, что к христианскому учению, к христианскому мировосприятию наша астральная связь с учителями, с высшими посвященными, никакого отношения
— Я так и предполагал, — проворчал барон. Однако трудно было сказать, одобряет ли он подобные познания изувеченного судьбой фриза или же осуждает их. Одно ясно было адъютанту: в подземельях «Лагеря дождевого червя» завелся «червь» какого-то антихристианского сектантства.
— Замечу, что они вообще не понимают, каким образом иудеи умудрились сотворить полубога из человека такого образа жизни и таких деяний, какими отмечался реальный прообраз иудея Иисуса. А главное, как произошло, что этому полумифическому иудею стали молиться миллионы арийцев.
— Вот это действительно загадка, — явно подыграл фризу га-уптштурмфюрер Вольраб.
— Однако вернемся к тайному посещению фюрером «Реген-вурмлагеря», — попытался комендант увести Фриза от антихристовых религиозных философствований.
— Кстати, в последнее фюрер тоже стал весьма скептически относиться к Христу и христианству, — не так-то легко было выбить из седла начальника «Лаборатории призраков».
— Только, в отличие от вас, унтерштурмфюрер Крайз, никогда громогласно не афиширует этого, помня, что управлять ему все же приходится христианской страной и командовать христианской армией.
Крайз понял, что слишком увлекся и, чтобы замять ситуацию, помолчал, прокашлялся, вновь помолчал, затем, не решаясь и дальше испытывать терпение коменданта, произнес:
— Возможно, сюда, в катакомбы, фюрер тоже спускался, чтобы собственными глазами увидеть, что да как — не знаю. Но со мной он встречался в каньоне.
— Хотите сказать, что в каньон он прибыл только для того, чтобы встретиться лично с вами?
— Если учесть, что беседовал исключительно со мной и большую часть времени мы провели вдвоем. Даже без присутствия его личного адъютанта, его тени Шауба.
Ссылка на Шауба выглядела убедительной. Барон помнил, насколько близок был к Гитлеру этот его адъютант по особым поручениям.
— Охотно верю, — слишком уж как-то неохотно признал фон Риттер.
В конце концов, лично он похвастаться таким особым вниманием к себе со стороны фюрера не мог. Впрочем, никогда и не стремился к его завладению. Зачем ему особое внимание фюрера? У него, барона фон Риттера, свой мир, своя жизнь, своя судьба. Он не привык, чтобы еще кто-то там теснился в его логове.
— Я никогда не забуду этой беседы с фюрером, и всегда буду признателен за то, что он решился на такую встречу со мной, именно со мной. Невзирая ни на что. Вы понимаете, что я имею ввиду
И фон Риттер вдруг увидел, как изуродованные, вывернутые наизнанку губы-наросты Фризского Чудовища начали расплываться в химерной улыбке, способной потрясти своим видом кого угодно, хоть самого дьявола. Причем улыбка эта являлась не только отблеском его воспоминаний. Крайз был доволен, что отныне комендант вынужден будет считаться не только с покровительством Скорцени, но и с его личным знакомством с фюрером.
Однако главное все же заключалось в том, что в новом коменданте он почувствовал родственную душу — «чернокнижника» и собирателя всевозможных тайн. И это не могло не радовать новоиспеченного начальника «Лаборатории призраков», который прекрасно понимал, что по-настоящему надолго прижиться в «СС-Франконии» способны люди только такого склада характера и восприятия внешнего мира, какими они были у барона фон Риттера и у него самого, Фридриха Крайза.
В недолгую бытность фон Риттера заместителем начальника лагеря Овербек как-то вскользь пожаловался, что навязанное им свыше Фризское Чудовище начинает вести себя так, словно ему самим Господом предписано чувствовать себя властелином «СС-Франконии». Крайз, этот физический и моральный урод — властелин пристанища арийцев! Будущей секретной подземной столицы арийского, а возможно, и всего прочего мира! Причем с каждым днем эта «провидческая наглость» фриза проявляется все более вызывающе.
— Так истребите его! — легкомысленно посоветовал тогда фон Риттер. — Истребите, черт возьми!
И был поражен, когда, услышав этот совет, комендант испуганно заслонился от него рукой, словно прикрывался от яркой, убийственной вспышки молнии.
— Что вы, барон, что вы?! Не пытайтесь делать этого! Никогда не пытайтесь ни истребить Фризское Чудовище, ни хотя бы враждовать с ним. Крайз — человек, в общем-то неконфликтный, с ним нетрудно ладить, но лишь до тех пор, пока он не почувствует, что вы брезгуете общаться с ним, слишком внимательно рассматриваете его лицо, или же пытаетесь выживать из подземелий «СС-Франконии». Это мы с вами здесь — люди временные, службой загнанные. А он избрал подземелья «дождевого червя» навсегда. Для него это «земля обетованная» и естественная среда обитания.
14
Черчилль отодвинул от себя толстую папку, на которой рукой его личного секретаря Критса было начертано «Свидетельства гибели рейха», и, устало помассажировав двумя пальцами переносицу, вновь откинулся на спинку своего необъятного кресла.
Не так ужи много обнаруживалось в этой папке убедительных свидетельств гибели рейха, как это, несмотря на всю его иезуитскую прозорливость, представлялось Роберту Критсу. Бомбежки германских городов, отступление вермахтовских частей в Польше и Югославии, аресты и, теперь уже несколько запоздалые, казни генералов, ставших участниками «июльского заговора» против фюрера... — все это так. Но для того, чтобы обладать подобными сведениями, премьеру Великобритании не нужны были ни усилия сотен агентов «Сикрет интеллидженс сервис» [19] , ни иезуитская изощренность отбора фактов, которой всегда отличался секретный адепт Ордена иезуитов Крите.
19
«Сикрет интеллидженс сервис» — английская разведка, агенты которой в последний период войны значительно активизировались не только на германском, но и на «союзническом» советском направлении.
Возможно, премьер вообще отшвырнул бы от себя папку, как это не раз позволял себе, когда содержимое очередного «разведывательно-информационного вместилища» его решительно не удовлетворяло, если бы не последний раздел этого самого «вместилища», как именовал свои творения сам Крите, скомпонованный им, судя по всему, с какой-то особой тщательностью. А может, и с умыслом. Этого Уинстон тоже не исключал.
Премьер извлек изо рта дотлевающую сигару, положил ее на бронзовую пепельницу и, слегка повернув голову, взглянул в ту часть Кельи Одинокого Странника (как с легкой руки самого же Черчилля, именовала его кабинет придворная рать), в которой за массивной темно-зеленой портьерой скрывалась дверь, ведущая в «усыпальницу» Роберта Критса.