Восьмой грех
Шрифт:
— Откровенно говоря, нет.
— Тогда мне нужно кое-что объяснить!
Мальберг не смог сдержать любопытства:
— Я весь внимание!
Незнакомец принял позу проповедника и, сделав театральное движение рукой, приступил к рассказу:
— Богословская теория морали называет нам семь основных грехов: гордыня, алчность, невежество, [35] чревоугодие, зависть, гнев, уныние. У Матфея в двенадцатой главе Иисус говорит: «Всякий грех и хула простятся человекам». [36] Но другой евангелист называет и восьмой грех — грех против Святого Духа. И этот грех, как говорил Иисус, не простится ни на этом, ни на том свете.
35
Автор вместо похоти назвал невежество, хотя оно не является смертным грехом. Невежество считается корнем всего зла в буддизме.
36
Цитата из Евангелия от Матфея звучит полностью так (глава 12): «Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам» (31 стих); «Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (32 стих).
Мальберг долго, испытующе смотрел на незнакомца.
— Вы теолог, — наконец сказал Лукас.
— Как вы догадались?
— Вы употребляете формулировки, которые характерны только для теологов.
Незнакомец лишь пожал плечами:
— Столетиями теологи гадали, что же это за восьмой грех против Святого Духа. Я уверен, Грегор Мендель ответил на этот вопрос в своей книге.
— Насколько я знаю, — сказал Мальберг, — в Библии Святой Дух ратует за познавание. И Мендель открыл то, чего лучше бы и не открывал. Поэтому папство и запретило книгу. Очень странным человеком был этот Грегор Мендель. Вы не находите?
— Да, разумеется. Но для его странности, видимо, были веские причины. Вы же знаете, что при жизни Грегора Менделя так и не признали открывателем биологических законов наследственности. Только спустя годы после его смерти вновь заговорили о взаимосвязи между основами эволюционной биологии и законами человеческой наследственности. Мендель чувствовал себя отвергнутым, непонятым и поэтому долго хранил свое великое открытие для себя, а позже написал книгу, которую хотел распространить среди немногих посвященных.
Незнакомец с бледным лицом уже давно закончил трапезу. Он наблюдал, как Мальберг реагирует на его речь, будто хотел доверить ему тайну. Наконец со всей серьезностью он спросил:
— Вы могли бы расшифровать текст книги? О цене мы с вами, безусловно, договоримся. За безупречную работу по расшифровке кода, в зависимости, конечно, от материальных затрат, я мог бы предложить сто тысяч евро.
Сто тысяч евро! Мальберг пытался сохранять спокойствие. Разумеется, он давно писал свою дипломную работу, но еще помнил, что Фридрих Франц в своем исследовании упоминал один трюк, который использовал Мендель. При написании книги на немецком языке ученый заменил латинский алфавит греческим. Такая криптография часто использовалась во времена Ренессанса.
— Правда, — снова заговорил незнакомец, пока Мальберг думал над системой шифра, — вы должны будете выполнить свою работу в замке Лаенфельс, расположенном на берегу Рейна.
В голове Мальберга взревела сирена. Неужели этот бледный тип упомянул о замке Лаенфельс? Замок, у стен которого таинственно погиб монсеньор Соффичи? Мозг Мальберга лихорадочно работал: «Замок Лаенфельс, замок с загадочным символом над входом? Символом, который изображен на медальоне Марлены?»
Лукас чувствовал бешеное биение сердца, стук которого отдавался в ушах, и отсутствующе смотрел на ослепительно белую скатерть. Что бы это все могло значить? Ситуация, в которую он попал, не могла произойти случайно.
— Вы должны попять, — продолжал незнакомец, — я не могу отдать драгоценную книгу в руки первому встречному.
— Конечно нет, — смущенно залепетал Мальберг. Он не знал, как вести себя в подобной ситуации. Просто отказаться было, очевидно, не лучшим решением. Он должен как минимум узнать что-нибудь об этом человеке. Но возник еще и другой вопрос: знает ли незнакомец Мальберга? «Маловероятно, — подумал Лукас. — Я сам заговорил с ним. И поначалу этот тип даже не хотел говорить со мной».
— Когда вы сможете приступить? — не дожидаясь согласия Мальберга, спросил новый владелец загадочной книги. Похоже, он куда-то торопился.
Лукас почесал подбородок, будто вспоминал график встреч на следующую неделю. В действительности он был слишком поражен происходящим, чтобы так быстро дать ответ. Он уже хотел и вовсе отказаться, поскольку не мог предположить, что его ждет. С другой стороны, у него появилась возможность распутать наконец дело Марлены.
Лукас чувствовал на себе пронзительный взгляд теолога и не решался посмотреть ему в глаза. Когда к ним подошел официант, чтобы забрать грязную посуду, Мальберг облегченно вздохнул.
— Вы мне не доверяете, — сказал мужчина, прервав молчание. — Я не могу вас в этом винить.
Но Мальберг хотел объясниться. Не потому что слова незнакомца попали в точку — скорее из вежливости и чтобы хоть как-то оправдать свое беспомощное молчание. Однако этого не случилось. Незнакомец достал кейс, который во время обеда он поставил между ног, положил его на стол и открыл.
Мальберг округлившимися глазами смотрел на содержимое кейса — наверняка там было полмиллиона евро: купюры достоинством в пятьсот евро были собраны в пачки по десять тысяч евро, на которых стояли печати немецкого банка.
Незнакомец вынул двадцать тысяч евро и придвинул их к Лукасу через стол:
— Пусть это будет авансом за предстоящую работу.
— Но вы же меня совершенно не знаете, — сказал, заикаясь, Мальберг и оглянулся по сторонам. Подчиняясь интуиции, Лукас с небольшим опозданием добавил: — Меня зовут Андреас Вальтер.
— Аницет, — ответил собеседник, — называйте меня Аницет. А сейчас заберите деньги со стола.
«Аницет? Один из коварнейших демонов? Странное имя», — подумал Мальберг, но не выказал беспокойства.
— Итак, когда я могу на вас рассчитывать? — настаивал человек, который назвался Аницетом. — Я ведь могу на вас рассчитывать?
— Конечно, — ответил Лукас и сунул деньги в карман куртки. — Скажем, послезавтра, если вас устроит.
— Вы качаете головой? — недоуменное движение собеседника не ускользнуло от взгляда Аницета.
— Еще пару часов назад мы были совершенно незнакомы, — повеселев, заметил Мальберг, — а теперь вы выкладываете передо мной двадцать тысяч евро и надеетесь, что я соглашусь выполнить предложенную вами работу. А ведь я не уверен, что смогу с ней справиться.