Воспитание чувств
Шрифт:
Расстались они у Нового моста.
— Итак, решено? Ты принесешь все это завтра, как только получишь?
— Решено! — сказал Фредерик.
На следующее утро, проснувшись, он получил по почте банковый чек на пятнадцать тысяч франков.
Этот клочок бумаги представился ему в виде пятнадцати больших мешков с деньгами, и он подумал, что, располагая такой большой суммой, мог бы, прежде всего, оставить при себе в течение трех лет своей выезд, вместо того чтобы его продавать, как это поневоле предстояло ему сделать в ближайшее время, или же приобрести два прекрасных набора узорчатого оружия, которые он видел
— Что случилось?
— Я погиб!
Он в тот же день должен был внести в контору Бомине, нотариуса на улице св. Анны, восемнадцать тысяч франков, занятых у некоего Ваннеруа.
— Непостижимое несчастье! Я же дал ему обеспечение, которое как-никак должно было его успокоить! Но он угрожает протестом, если не получит деньги нынче днем, сейчас же!
— А что тогда?
— Тогда все очень просто! Он наложит арест на мою недвижимость. Первое же объявление меня разорит, вот и все! Ах, если бы мне найти человека, который одолжил бы мне эту проклятую сумму, — он стал бы на место Ваннеруа, и я был бы спасен! У вас не окажется случайно этой суммы?
Чек лежал на ночном столике, рядом с книгой. Фредерик взял книгу и, положив ее на чек, ответил:
— Ах, боже мой, нет, дорогой друг!
Но ему трудно было отказать Арну.
— Неужели вы никого не можете найти, кто бы согласился?
— Никого! И подумать только, что через неделю я получу деньги! К концу месяца мне должны, пожалуй… пятьдесят тысяч франков!
— Не могли бы вы попросить людей, которые вам должны, заплатить раньше срока?
— Какое там!
— Но у вас же есть ценности, векселя?
— Ничего!
— Что же делать? — сказал Фредерик.
— Вот этот вопрос я и задаю себе, — ответил Арну.
Он замолчал и стал шагать по комнате взад и вперед.
— Ведь это не для меня, боже мой, а для моих детей, для бедной моей жены!
Потом, отчеканивая каждое слово, добавил;
— В конце концов… я буду мужествен… уложусь… и поеду искать счастья… не знаю куда!
— Невозможно! — воскликнул Фредерик.
Арну спокойным тоном отвечал:
— Как же мне теперь оставаться в Париже?
Наступило длительное молчание.
Фредерик заговорил:
— Когда вы могли бы отдать эти деньги?
Это не значит, что они у него есть — напротив! Но ничто не мешает ему повидаться с некоторыми друзьями, предпринять кой-какие шаги. И он позвонил слуге, собираясь одеваться. Арну его благодарил.
— Вам нужно восемнадцать тысяч, не правда ли?
— О! Мне было бы достаточно и шестнадцати! Две тысячи с половиной, три я уж получу за столовое серебро, если только Ваннеруа согласится подождать до завтра, и повторяю вам, вы можете заявить, поклясться кредитору, что через неделю, даже, может быть, дней через пять-шесть деньги будут возвращены. Кроме того, под них дается обеспечение. Итак, никакого риска, понимаете?
Фредерик
Он остался дома, проклиная Делорье, так как ему хотелось сдержать слово и в то же время помочь Арну.
«Что если я обращусь к господину Дамбрёзу? Но под каким предлогом просить денег? Ведь это мне, наоборот, следует платить ему за каменноугольные акции! Ах, да ну его с этими акциями! Не обязался же я брать их!»
И Фредерик был в восхищении от своей независимости, словно он отказал г-ну Дамбрёзу в какой-то услуге.
«Ну что же, — подумал он затем, — ведь я на этом теряю, а мог бы на пятнадцать тысяч выиграть сто! На бирже это иногда бывает… Так вот, если я не оказываю внимания одному, то не в моей ли воле… К тому же Делорье может и подождать! Нет, нет, это нехорошо, пойду к нему!»
Он посмотрел на часы.
«Ах! Дело не к спеху! Банк закрывается лишь в пять часов».
А в половине пятого, получив деньги, он решил:
«Теперь уже не стоит! Я не застану его; пойду вечером!» — и дал себе таким образом возможность отказаться от своего намерения, ибо в сознании всегда сохраняется некоторый след софизмов, проникавших в него, и от них остается привкус, словно от скверного вина.
Он прогулялся по бульварам и пообедал один в ресторане. Потом в театре «Водевиль» прослушал, чтобы рассеяться, акт какой-то пьесы. Но банковые билеты как-то беспокоили его, точно он их украл. Он не был бы огорчен, если бы потерял их.
Вернувшись домой, он нашел письмо, в котором содержалось следующее:
«Что нового?
Моя жена присоединяется к моей просьбе, дорогой друг, в надежде… и т. д.
Ваш…»
И росчерк.
«Его жена! Она меня просит!»
В тот же миг появился Арну, чтобы узнать, не достал ли он требуемую сумму.
— Возьмите, вот она! — сказал Фредерик.
А через сутки сообщил Делорье:
— Я ничего не получил.
Адвокат приходил к нему три дня сряду. Он настаивал, чтобы Фредерик написал нотариусу. Он даже предложил съездить в Гавр.
— Нет! Это лишнее! Я сам поеду!
Когда прошла неделя, Фредерик робко попросил у Арну свои пятнадцать тысяч.
Арну отложил платеж на завтра, потом на послезавтра. Фредерик решался выходить из дому лишь поздней ночью, боясь, что Делорье застигнет его врасплох.
Однажды вечером кто-то задел его на углу у церкви Магдалины. То был Делорье.
— Я иду за деньгами, — сказал Фредерик.
И Делорье проводил его до подъезда какого-то дома в предместье Пуассоньер.
— Подожди меня!
Он стал ждать. Наконец через сорок три минуты Фредерик вышел вместе с Арну и знаком дал понять Делорье, чтобы он еще немного потерпел. Торговец фаянсом и его спутник прошлись под руку по улице Отвиль, затем свернули на улицу Шаболь.
Ночь была темная, порывами налетал теплый ветер. Арну шел медленно, рассказывая о Торговых рядах — крытых галереях, которые поведут от бульвара Сен-Дени к Шатле, замечательном предприятии, в которое ему очень хотелось бы вступить; а время от времени он останавливался у окна какого-нибудь магазина взглянуть на гризеток, потом продолжал свои рассуждения.