Воспоминания крестьян-толстовцев. 1910-1930-е годы

Рогинский Арсений Борисович

Объединенный Совет религиозных общин и групп (ОСРОГ) был создан в Москве в октябре 1918 г. Помещался по адресу: Москва, Малая Лубянка, 1. Адрес для телеграмм — Москва, Совесть. Устав ОСРОГ формулировал цели организации так: "1. Зашита свободы совести от всех, откуда бы они ни исходили, посягательств на нее. 2. Способствование сближению на почве духовных интересов различных свободно-религиозных течений и установлению взаимного между ними понимания" (РО ГБЛ, ф. 345, к. 61, ед. хр. 17). Инициатором и бессменным председателем ОСРОГ был ближайший друг Л. Н. Толстого Владимир Григорьевич Чертков (1854–1936), его заместителем литературовед и общественный деятель Константин Семенович Шохор-Троцкий (1892–1937). В Совет входили, кроме толстовцев, представители евангельских христиан, баптистов, меннонитов, адвентистов седьмого дня и московских народных трезвенников. Кроме того, ОСРОГ взял на себя защиту интересов ряда других религиозных течений — малеванцев, добролюбовцев, иеговистов, молокан, субботников, евреев евангелистов. Согласно Уставу, ОСРОГ являлся "представительным органом, имеющим выражать мнение и взгляды различных религиозных течений по всевозможным, затрагивающим их нужды и интересы, вопросам и обращаться ко всяким учреждениям и лицам с просьбами, заявлениями, ходатайствами и протестами, как в интересах целых групп, так и отдельных лиц". В обстановке ожесточенной гражданской войны основной задачей ОСРОГ стала юридическая защита людей, отказывающихся по религиозно-этическим мотивам от военной службы. Первым (и важнейшим) результатом работы ОСРОГ стало принятие Совнаркомом РСФСР 4 января 1919 г. Декрета "Об освобождении от военной повинности по религиозным убеждениям" (Декреты Советской власти, т. 4, М., 1968, с. 282–283). Согласно этому декрету, ОСРОГ получил исключительное право на судебную экспертизу "как на то, что определенное религиозное убеждение исключает участие в военной службе, так и на то, что данное лицо действует искренне и добросовестно". К 1920 году ОСРОГ назначил 117 своих уполномоченных (представителей на местах) в Петрограде, Новгороде, Смоленске, Витебске, Туле, — Орле, Владимире, Н. Новгороде, Рязани, Вятке, Казани, Тамбове, Пензе, Симбирске, Саратове, Самаре, Царицыне, Астрахани, Уральске, Оренбурге, Уфе, Воронеже, Гомеле, Могилеве, Киеве, Харькове, Полтаве, Кременчуге, Сумах, Армавире, Пятигорске, Омске, Барнауле и Иркутске, а также в десятках уездных городов и сел (в местностях, где значительная часть населения принадлежала к религиозным группам, представленным в Совете). Уполномоченные собирали сведения о лицах, арестованных за отказ по религиозным убеждениям от военной службы, и направляли к ним экспертов (кроме членов ОСРОГ, правами эксперта было наделено всего 12 человек; в частности, экспертом по Смоленской губернии был неоднократно упоминаемый в настоящем сборнике Елизар Иванович Пыриков). Экспертиза зачастую носила весьма напряженный характер; так, анонимный автор воспоминаний "Рассказ об одной коммуне" (по нашему предположению, им является идейный руководитель общины "Всемирное братство", принявший имя Иоанна Добротолюбова — см. о нем в публикуемых в данном сборнике воспоминаниях Б. В. Мазурина) рассказывает об экспертизе, проведенной уполномоченным ОСРОГ по Саратовской губернии баптистом М. М. Щепкиным в следственном изоляторе г. Царицына в 1920 г.: "…входит в нашу камеру комендант, с ним помощник начальника внутреннего управления и неизвестный благообразный старичок. <…> <…>Этот человек обратился ко

мне с вопросом: "На каком основании Вы отрицаете войну?" — "А на каком основании Вы признаете войну?" — спросил я его. <…> Он смутился <…>"Зачем Вы так, может быть, я не признаю тоже войны", — и, обратившись к А., спрашивает: "А Вы на каком основании отрицаете войну?" — "На основании пятой заповеди Христа", — ответил А. "А что говорится в пятой заповеди?" — "Прочитай, — сказал А., - у тебя в руках Библия" <…> <…>Тогда он взволновался и заговорил обиженным тоном: "Товарищи, мы пришли к вам как братья, чтобы узнать и облегчить ваше положение, а вы даже и разговаривать не хотите!" — "Братья-то братья, а голодом морите". <…> <…>"А к какому течению Вы принадлежите?" — снова спросил эксперт А. "Смотрите по делам". <…> <…>Эксперт обратился к третьему: "Как Ваша фамилия?" — "Олхутов". — "Скажи, О., к какому религиозному течению ты принадлежишь?" — "Я — евангельский христианин". — "А почему ты себя называешь евангельским христианином?" — "Потому что я верую в Господа Иисуса Христа". — "А в Евангелии сказано, что и бесы верят в Христа и даже трепещут <…> <…>можно ли их назвать евангельскими христианами?" О. смутился и молчал <…> <…>Эксперт обратился к четвертому: <…> <…>"К какому религиозному течению Вы принадлежите?" — "Я иудей, караим." — "На каком основании отрицаете войну?" — "В Законе Бога сказано: не убий." — "А хочешь, я найду тебе в Библии, что Моисей воевал и сам Бог воевал. Ты что, больше Моисея?" — "Нет", — отвечал Б. — "А если ты не больше Моисея, на каком основании ты отрицаешь войну?" Б. молчал. <…> <…>Эксперт ушел неудовлетворенным нашим с ним общением <…> <…>он дал заключение, что не признает нас религиозниками. Узнав о том, что это был представитель от Объединенного Совета, мы опечалены были той несоответствующей ролью искусителя, которую принял этот брат" (РО ГБЛ, ф. 369, к. 414, ед. хр. 13, лл. 18–20). Заключение ОСРОГ могло быть и заочным, если обвиняемый был хорошо известен членам или уполномоченным Совета (см. стр. 366 настоящего сборника — экспертиза по делу Я. Д. Драгуновского). Всего за 1919–1920 гг. было проведено около 10 000 экспертиз. Отношения между ОСРОГ и органами Советской власти не сводились к конфликтам и к "консолидации сектантских течений на базе отказа от защиты советского отечества" (Записки ОР ГБЛ, вып. 28, М., 1966, с. 49), как это представляли в своих работах исследователи сектантства Ф. М. Путинцев и А. И. Клибанов. Так, в марте 1920 г. председатель Самарского съезда религиозных общин Василий Федорович Яковлев (молоканин) отправил телеграмму В. И. Ленину и В. Г. Черткову с предложением направить в Москву в адрес СНК РСФСР и ОСРОГ по вагону хлеба, собранного христианами-евангелистами Самарской губернии (см.: Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 8. Ноябрь 1919 — июнь 1920. Москва, 1977, с. 383–394; инициалы Яковлева в именном указателе к тому — с. 654 даны неверно: ср. список уполномоченных ОСРОГ — РО ГБЛ, ф. 345, к. 62, ед. хр. 21, л. 3). В июне 1920 г. ОСРОГ созвал в Москве Всероссийский съезд внецерковных религиозных течений, а в марте 1921 г. (при содействии Наркомзема РСФСР) — Всероссийский съезд сектантских сельскохозяйственных и производительных объединений. Успешному сотрудничеству ОСРОГ с органами Советской власти способствовал тот факт, что управляющий делами СНК РСФСР в 1917–1920 гг. Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич был близким другом В. Г. Черткова и крупнейшим специалистом по русскому сектантству (в 1908–1916 гг. Б.-Б. собрал и выпустил семь выпусков "Материалов к изучению русского сектантства и раскола", неоднократно выступал экспертом на процессах сектантов). С его помощью 8 сентября 1920 г. В. Г. Чертков добился приема у В. И. Ленина, где поставил вопрос о нарушении отдельными представителями власти Декрета от 4 января 1919 г. (Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 9. Июнь 1920 — январь 1921. М., 1978, с. 254). Основательность поставленного В. Г. Чертковым вопроса подтверждается публикуемыми в настоящем издании воспоминаниями В. В. Янова, Д. Е. Моргачева и Я. Д. Драгуновского (см. с. 19, 351–364). В конце октября 1920 г. Чертков направил Ленину доклад и записку о новых нарушениях Декрета от 4 января 1919 г. (там же, с. 433), а 10 ноября 1920 г. — письмо на эту же тему (там же, с. 459). 11 ноября 1920 г. Ленин поручил замнаркома просвещения РСФСР М. Н. Покровскому, замнаркому внутренних дел М. Ф. Владимирову, замнаркому РКИ и члену Коллегии ВЧК В. А. Аванесову образовать комиссию под председательством Покровского для рассмотрения жалоб ОСРОГ (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 52, с. 5). Очевидно, результатом работы комиссии стал декрет СНК РСФСР от 14 декабря 1920 г., согласно которому экспертиза по делам об отказе от военной службы по религиозным убеждениям возлагалась по усмотрению народных судов на "внушающих доверие представителей соответствующих вероучений" и "других лиц, обладающих соответствующими знаниями и опытом" (Собрание Узаконений РСФСР, 1920, № 99, ст. 527). После этого ОСРОГ потерял функции органа официальной судебной экспертизы, продолжая действовать как независимая правозащитная организация. По некоторым сведениям, он просуществовал до 1928 г., однако его ходатайства после 1920 г. в расчет почти не принимались. В марте 1921 г. Чертков пытался еще раз попасть на прием к Ленину, но это ему не удалось (см.: Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 10. Январь — июль 1921. М., 1979. С. 491). Законы и постановления об обязательной военной службе, принимавшиеся в 1925-33 гг., содержали положения об освобождении от призыва по религиозным убеждениям, однако круг лиц, на которых распространялись льготы, становился все более ограниченным. В Законе СССР от 1. 09. 1939 "О всеобщей воинской обязанности" льготы для "религиозников" окончательно исчезли.

Издательства и журналы единомышленников Л. Н. Толстого после 1917 г.

Основным издательством, пропагандировавшим идеи Толстого, оставался "Посредник" (1884–1935), бессменным руководителем которого был И. И. Горбунов-Посадов. В первые послереволюционные годы "Посредник", как и другие издательства, уделял особенное внимание тем произведениям Толстого, которые ранее были запрещены цензурой. Всего в 1917-18 гг. "Посредник" выпустил 63 издания Толстого. Главным образом это были книжки для народного чтения по жгучим вопросам современности: о войне и патриотизме ("В защиту отказывающихся быть воинами", "Как бороться с войнами", "Патриотизм и правительство"), о земельном вопросе ("Великий грех", "Письмо к крестьянину о земле"), о смертной казни ("Не могу молчать", "Христианство и смертная казнь"), религиозно-этические сочинения ("Без веры жить нельзя", "Истинная свобода", "Что такое религия и в чем сущность ее", "Краткое изложение Евангелия") и мн. др. Цена большинства книжек была 10–20 копеек. В 1917 г. В. Г. Чертков начал выпуск серии "Голос Толстого" под маркой издательства "Единение". Тип изданий был тот же, что и у "Посредника", некоторые книжки повторялись. Всего в 1917 г. в серии вышло 15 книжек. Религиозно-этические произведения Толстого, его публицистику широко печатали и провинциальные издательства: "Благая весть" (Самара, 12 изданий), "Истинная свобода" (Воронеж, 3 издания), "Сеятель" (Харьков, 4 издания), "Колосов и Жандармов" (Екатеринодар, 15 изданий — перепечатки книжек "Посредника") и др. Не связанное впрямую с толстовским движением московское издательство "Задруга" выпустило 13 книжек в серии "Сочинения Л. Толстого, запрещавшиеся цензурой". Примечателен факт выпуска 7 книжек Толстого (в том числе "Краткого изложения Евангелия" и "Учения Христа") в 1918 г. Комиссариатом Народного просвещения Смоленской губернии. Уже в 1919 г., после перехода монопольного права на издание сочинений Толстого к государству, Трудовая община-коммуна "Трезвая жизнь" (Москва), одним из руководителей которой был известный толстовец А. П. Сергеенко, выпустила четыре книжки писателя. Тогда же в Киеве Н. Н. Апостолов (впоследствии известный литературовед, а тогда активный толстовец) издал "Избранные сочинения Льва Толстого с биографическими комментариями". В 1919 г. три книги Толстого выпустило московское Общество Истинной Свободы. Кроме того, в годы гражданской войны вышло довольно много книг и брошюр, популяризирующих толстовское учение (В. Ф. Булгакова, Н. Н. Гусева, А. И. Архангельского, Н. Н. Апостолова, Ф. А. Страхова и др.). Издательская активность толстовцев способствовала бурному развитию движения в первые послереволюционные годы. Характерно, что в 1917–1918 гг. "Война и мир" и "Анна Каренина" в России не переиздавались.

В первые послереволюционные годы издавалось несколько толстовских журналов. Еще в 1916 г. при ближайшем участии В. Г. Черткова начало выходить "Единение" ("журнал, посвященный обновлению жизни при свете разума и любви"). Редактором-издателем был А. И. Зонов, журнал выпускался раз в два месяца, каждый номер открывался публикацией неизданных текстов Толстого. Основные разделы журнала: религия и философия, кооперация, вегетарианство, всемирный язык, физический труд, борьба с алкоголизмом, хроника добрых поступков, литература и искусство, обмен мыслей. В 1916 г. вышло 3 номера, в 1917 — 2. С номера 3 (сентябрь) 1917 г. журнал стал выходить под единоличной редакцией В. Г. Черткова и получил новое название "Голос Толстого и Единение" (объем журнала — 16 полос большого формата). Раздел "Голос Толстого", которым по-прежнему открывался журнал, содержал подборки текстов Толстого, раздел "Единение" — статьи и заметки друзей и единомышленников Толстого, хронику событий и письма с мест. Журнал постоянно информировал читателей о деятельности Общества Истинной Свободы в Москве, печатал его отчеты, давал сведения о работе Курсов свободно-религиозных знаний. Публиковались наиболее важные декларации и выступления толстовцев по актуальным общественным проблемам. Под рубрикой "Мученики за братство и мир" помещались сведения о гибели противников насилия по обе стороны фронта в ходе гражданской войны. В 1917-18 гг. вышло 11 номеров журнала, в 1919 — всего один, в 1920 — три. На номере 3(15), объединенном с журналом "Истинная свобода", издание прекратилось. Летом 1917 г. было начато издание ежемесячного журнала "Обновление жизни" под редакцией И. И. Горбунова-Посадова, А. С. Зонова и В. А. Шнейдермана. Вышло всего два номера. Основное место в журнале занимали статьи и декларации редакторов, важные, в частности, для понимания настроений в толстовской среде после Февральской революции. В апреле 1920 г. вышел в свет первый номер журнала "Истинная Свобода", издаваемого совместно московским ОИС и Трудовой общиной-коммуной "Трезвая жизнь" (редакторы Вал. Ф. Булгаков и А. П. Сергеенко). Восемь вышедших номеров журнала представляют собой основной печатный источник по истории толстовского движения в России в период его наивысшего подъема. Список предполагаемых сотрудников, опубликованный на последней странице обложки, включает всех видных представителей движения. Тираж журнала доходил до 10 тысяч экземпляров. В "Истинной Свободе" печатались подборки изречений великих мыслителей, статьи на религиозно-философские темы, стихотворения, отзывы о новых книгах, хроника свободно-религиозного движения и мн. др. Среди важнейших материалов доклад И. И. Горбунова-Посадова "О смертных казнях в Советской республике", направленный в августе 1919 г. в правительственные органы (№ 6, с. 4–15), отчет о 35-летнем юбилее издательства "Посредник" (№ 1, с. 11–16), обращение против еврейских погромов "В защиту гонимых" (№ 1, с. 21–23), отзыв В. Г. Черткова на воспоминания М. Горького о Толстом (№ 1, с. 30), отчет о лекции А. В. Луначарского "Толстой и Маркс" (№ 7, с. 22–24; ср. на с. 24 настоящего сборника отзыв об этой лекции В. В. Янова, услышавшего ее годом раньше в Смоленске); особенный интерес вызывает раздел "Вести пробуждения", где регулярно печаталась обильная информация о деятельности толстовцев в разных уголках России. Журнал прекратился весной 1921 г. К этому же времени перестали выходить и журналы в других городах: "Братство" (Киев, вып. 1 — 1919 г., вып. 2 — 1920 г.), "Путь к свету" (Царицын, 1919, № 1, 2), "Искатель истины" (г. Балаково Самарской губ., 1921, № 1), "Открытое слово" (Харьков, 1919, № 1). Насколько нам известно, в последующие годы существовали лишь некоторые рукописные и ротаторные периодические издания. Из последних важнейшее — "Письмо Московского Вегетарианского Общества", ежемесячно печатавшееся в 1924-29 гг. (о нем см. выше, с. З, 461).

Об авторах

Василий Васильевич Янов (1897–1971) родился в деревне Большая Речка Жиздринского района Калужской губернии (ныне — в черте г. Кирова, районного центра Калужской области), скончался в селе Машуковка Мотыгинского района Красноярского края. Среди последователей Л. Н. Толстого, воспоминания которых собраны в настоящей книге, Янов выделялся не только тем, что никогда не жил в коммунах и артелях, но и тем, что его жизнь представляла собой последовательное, бескомпромиссное и, пожалуй, абсолютно точное воплощение этических требований Толстого, включая самые суровые. Он никогда не употреблял в пищу животных продуктов — мяса, рыбы, молока, яиц; не носил одежды и обуви из кожи и шерсти; даже пуговицы старался делать сам из дерева; никогда не брал в руки оружия, отказывался работать на военных заводах. Землю обрабатывал только вручную, не прибегая к эксплуатации животных. Наиболее интересный (и наименее документированный) период его жизни — 1922-35 гг., когда он осуществил своеобразную "робинзонаду", раскорчевав под огород участок леса и построив там дом. Описание жизни Янова находим в рукописных воспоминаниях ныне здравствующего толстовца Ю. М. Егудина, посетившего яновский хутор в середине 1920-х гг.: "Хутор был далеко от поселка, и дорога туда шла лесом. Вася ожидал моего приезда и встретил добрыми словами. Он был высокий, коренастый, одет в домотканный костюм из полотна, а на ногах какие-то брезентовые туфли. Вася был строгий вегетарианец. Вокруг его хатки был обработан огород, все было посажено по методу Е. И. Попова, рядочками. В трех верстах от хутора находилась, деревня, в которой Вася родился и где проживали его родные. На Васю имели большое влияние этические книги Толстого. Не желая участвовать в насилии над животными и людьми, он жил в лесу монашеской жизнью. Обыкновенно Вася с раннего утра уходил в ближайшие села, где его все знали. Он был мастером и знал многие ремесла. Крестьяне приглашали его то сделать кадку, то починить кастрюлю, то сложить печь и т. д. Вася перед уходом показывал мне, что надо сделать в его отсутствие по дому и в огороде. По большей части я оставался один в лесу. Когда я жил в коммунах, меня окружали друзья, совместная трудовая жизнь объединяла нас по-особенному. А с Васей близости не получилось. Мы не чувствовали радости в единении. По-моему, основная причина была в том, что мы по происхождению и воспитанию были совсем разные. Вася был рано приучен к тяжелой трудовой крестьянской жизни, я же воспитывался в семье интеллигентной и трудового воспитания не получил. Я не любил в нем отсутствие деликатности и некоторую грубость. А он во мне белоручку и интеллигента, как он раз сказал. Я чувствовал, что он недоволен мной. Я решил уехать. Слова наших единомышленников, братьев Фроловых, что с Васей трудно ужиться, оправдались. Он был человек твердых убеждений и очень много пострадал. Не так давно я прочитал его автобиографию, она мне очень понравилась, и мне стало грустно, что наши чувства и отношения были не на должной высоте". Янова посещали не только единомышленники, но и идейные противники. Так, несколько раз к нему приезжал известный антирелигиозник и специалист по сектантству Ф. М. Путинцев. В 1935 г. в своей книге "Политическая роль и тактика сект" он опубликовал фотографию поселения Янова и орудий его труда. Воспоминания были написаны В. В. Яновым в конце 1960-х гг. и тогда же отредактированы Б. В. Мазуриным. Впервые опубликованы в историческом сборнике "Память" (Вып. 2. Париж, 1979). В настоящем издании печатаются по машинописной копии, хранящейся у Б. В. Мазурина.

Елена Федоровна Шершенева (1905–1979) — дочь ученика и единомышленника Л. Н. Толстого Ф. А. Страхова (1861–1923). С детства была близка к семьям Толстых, Чертковых, Горбуновых-Посадовых. В 1919-21 гг. жила с отцом в Смоленской губернии в семье старшей сестры Натальи (род. в 1891), вышедшей замуж за известного толстовца Е. И. Пырикова (1893–1937, погиб в заключении). В 1921 г. семья Страховых-Пыриковых поселилась под Москвой в только что организованной толстовцами-интеллигентами А. П. Сергеенко, И. К. Роше и Пыриковым сельскохозяйственной коммуне (племхозе) "Березки". Здесь Е. Ф. познакомилась со своим будущим мужем В. В. Шершеневым (1900–1956), перебравшимся в 1922 г. в "Березки" из подмосковной детской толстовской колонии в Снегирях, где он некоторое время работал воспитателем. После смерти отца и ликвидации коммуны Е. Ф. около года прожила в доме В. Г. Черткова, а в 1924 г. поселилась с мужем в Новоиерусалимской коммуне; после ликвидации и этой коммуны (1929 г.) переехала в коммуну "Жизнь и труд". В 1931 г., когда основная часть членов коммуны переезжала в Западную Сибирь, В. В. Шершенев получил предложение стать техническим секретарем В. Г. Черткова. С этого времени и до конца жизни Е. Ф. живет в Москве, работает логопедом (в интернате для глухонемых детей и в других детских учреждениях). 29 ноября 1951 года был арестован ее муж, а вслед за ним его брат Петр — также последователь Толстого и бывший коммунар. Следствие, сколько можно понять по немногим доступным нам документам, создало версию о "нелегальном толстовском центре", одна часть которого (С. М. Булыгин, П. Н. Лепехин и др.) была "разоблачена" еще в 1937 г., а другая, создавшая террористическую организацию, готовившую покушение на Сталина, — в 1951 г. Арестованные по этому делу С. С. Баранов и И. К. Оськин были приговорены к смертной казни; В. В. Шершенев, после многомесячного тяжелейшего следствия в Сухановской тюрьме, получил 25 лет лагерей. Судьба В. В. Шершенева отражена в письме литературоведа Н. С. Родионова в Прокуратуру СССР от 15 июня 1954 г.: "Я знаю Шершенева Вас. Вас. и лично и по работе на протяжении трех десятков лет как искреннего и честного человека, разделявшего взгляды Л. Н. Толстого, и стремящегося проводить их в жизнь и руководствоваться в своих поступках морально-этическими принципами, вытекавшими из его убеждений. В. В. Шершенев родился в 1900 году в трудовой семье Московской области. Будучи последователем Л. Н. Толстого, в 1919 г. он отказывался от военной службы. Установленными законом органами была признана его искренность, и военная служба была заменена работой в заразных госпиталях санитаром, которую он и выполнял. <…>. С начала 1930-х гг. В. В. Шершенев был личным секретарем ближайшего друга Л. Н. Толстого и главного редактора его сочинений В. Г. Черткова до его смерти. <…>. После смерти Черткова в 1936-м году В. В. Шершенев, хорошо разбираясь в почерке Л. Н. Толстого, работал литературным сотрудником главной редакции Академического издания сочинений Толстого. Его фамилия обозначена в некоторых вышедших томах этого 90-томного издания и в других советских изданиях. Во время войны Вас. Вас., будучи призван, работал на нестроевых должностях. В конце войны отказался от строевой службы и был приговорен к пяти годам заключения. По освобождении из заключения работал в Москве. В 1951 году по какому-то недоразумению был снова репрессирован и приговорен к 25 годам лагеря по 58 статье Уголовного кодекса. Хорошо зная В. В. Шершенева, могу утверждать и поручиться в том, что по своим морально-этическим убеждениям он не может быть преступником". Кроме Н. С. Родионова, за В. В. Шершенева ходатайствовали литературовед Н. Н. Гусев, бывший секретарь Л. Н. Толстого ("Ни по своему характеру, ни по убеждениям Шершенев террористом быть не может"), В. В. Чертков ("Подтверждая правдивость и искренность В. В. Шершенева и отрицание им всякого насилия, не могу допустить его участия в каком-либо контрреволюционном деле"), множество заявлений во все инстанции писала Е. Ф. Несмотря на хлопоты и очевидную абсурдность обвинения (толстовец-террорист!), освобождены братья Шершеневы были сравнительно поздно — весной 1956 г. В октябре того же года В. В. скончался. В 1960-е гг. Е. Ф. Шершенева написала мемуары "Об ушедшем спутнике, общем пути и друзьях", охватывающие события 1910-1950-х гг. В них включены документы, письма, отрывки из дневников, фотографии. К сожалению, значительную часть своего богатого архива Е. Ф. сожгла в 1951 г., после ареста мужа. Среди уничтоженной части архива — протоколы собраний Новоиерусалимской коммуны; глава из воспоминаний Е. Ф., посвященная этой коммуне, публикуется в настоящей книге. Воспоминания Е. Ф. Шершеневой (авторизованная машинопись) хранятся в собрании М. И. Горбунова-Посадова.

Борис Васильевич Мазурин родился в 1901 г. в Твери. Его отец Василий Петрович (1872–1939), педагог, преподаватель ручного труда в средних и высших учебных заведениях, был последователем Л. Н. Толстого, деятельно сотрудничал в Московском Вегетарианском обществе; в 1926 г. в Москве он выпустил сборник своих стихотворений "В царстве жизни". Б. В. Мазурин в 1919 г. закончил московскую единую трудовую школу 2-й ступени и поступил в Горную академию. Обстоятельства ухода из академии, жизнь в коммуне (вначале под Москвой, а затем в Западной Сибири), первые годы заключения — все это подробно описано Мазуриным в его воспоминаниях. О дальнейшей своей судьбе он рассказал в одной из автобиографических записок: "Семь месяцев одиночки, переследствие и суд. Потом Мариинский централ, оттуда попал в Архангельскую область на стройку железной дороги. Здесь я потерял силы, болел пеллагрой, цингой, высох как скелет. Домой, в колхоз уже, а не в коммуну, я вернулся в октябре 46-го и работал там на разных работах. В 1949 году на землях нашего колхоза обнаружили богатейшие залежи угля и построили там несколько шахт. И Совет Министров вынес постановление переселить наш колхоз на другой берег Томи опять на совсем голое место. Постановление было за подписью Сталина, и шахты взяли наши постройки, а взамен мы получили деньги и лес для строительства на новом месте. Колхоз назначил меня руководить постройкой поселка. Мы наняли человек 30 плотников и за два года поселок для всех жителей был готов, со школой, магазином, клубом, кузницей, лесопилкой и колодцами. И колхоз опять зажил полнокровной жизнью. В апреле 1957 года колхоз перевели на совхоз, забрав у нас без всякой оплаты все наше имущество — скот, инвентарь, постройки, хотя по закону все это считалось нашей кооперативной собственностью. В совхозе жить стало много скучнее. Никакой самодеятельности — царство бюрократии. Побывал я пилорамщиком, и в 1961 году вышел на пенсию, что-то около 50 рублей". И по сей день Б. В. Мазурин живет в деревне Тальжино под Новокузнецком, рядом с тем местом, где в 1930-е гг. располагалась толстовская коммуна "Жизнь и труд". В 1960 начале 70-х гг. Мазурин написал воспоминания о коммуне, затем воспоминания о друзьях, также последователях Л. Н. Толстого, И. Баутине (погибшем в Соловках) и И. Зуеве, затем биографическую книгу об отце. В кругу друзей и единомышленников получили широкую известность его письма литературоведу Б. С. Мейлаху (1961–1962) в связи с его книгой "Уход и смерть Льва Толстого" и писателю Л. М. Леонову (1962) по поводу его "Слова о Толстом". Воспоминания о коммуне "Жизнь и труд" со значительными сокращениями были опубликованы в журнале "Новый мир" (1988, № 9); в настоящем издании они публикуются в более полном виде. Письмо Д. Е. Моргачеву ("Один год из десяти подобных"), посвященное пребыванию в Усть-Вымьлаге, печатается впервые. Остальные произведения Б. В. Мазурина, за исключением нескольких зарисовок мемуарного характера, напечатанных в машинописном журнале "Ясная Поляна" (Рига, 1988), — не опубликованы.

Дмитрий Егорович Моргачев (1892–1978) был инициатором реабилитации коммунаров-толстовцев, осужденных в 1936 г. и вторично по тому же делу в 1940 г. Такие попытки в 1956 г. и в 1963 г. закончились неудачей — в реабилитации было отказано. Приведем заявление Д. Е. в Прокуратуру СССР, отправленное им в 1976 г.:

"Заявление на предмет реабилитации. Заявляю: я, Моргачев Д. Е., член толстовской сельскохозяйственной коммуны, оставшийся в живых из немногих друзей и последователей Толстого. Был арестован в группе 10–12 человек в апреле месяце 1936 г. Был осужден в ноябре месяце 1936 г. Срок заключения дан 3 года трудлагеря. В ноябре месяце 1937 г. приговор был отменен за мягкостью во время культа личности Сталина. Было и вторичное следствие. Состоялся и вторичный суд по этому же делу в апреле месяце 1940 г. через 4 г. после ареста. Срок был увеличен до 7 лет трудлагеря. По отбытии срока незаслуженного был закреплен за лагерем по директиве 185 работать по найму, где еще проработал 3 г. Уже отбыл 10 лет. Коммуна из друзей и последователей Льва Толстого переселилась в Сибирь на основании решения Президиума ВЦИК в 1930 г. Создали большое сельское коммунистическое хозяйство — без "мое", а все общее, наше, не откладывая на будущее, как Коммунистическая партия. А мы это делали теперь же, в настоящее время, за что очень дорого заплатили — жизнями членов коммуны. Мало осталось живых друзей и последователей Л. Толстого. Били нас жестоко за этот мирный человеческий идеал. Такую единственную в Советском Союзе коммуну надо было взять под охрану закона как образцовое коммунистическое хозяйство. Но под охрану взяты лишь редкие звери да птицы. Я счастливец! Еще живой, арестованный в 1936 г. И два раза судили. Все перенес. Арестованные в 1937-38 и 1941-45 не вернулись к своим семьям, к своим детям. Погибли в неизвестности. Все толстовское дело по обвинению членов коммуны создано во время культа личности Сталина надуманное, ложное. Хотя и было написано несколько объемистых томов лжи и клеветы на друзей и последователей Л. Толстого, я виновным себя не признал, так как не сделал никакого преступления, и не подписал протоколов обвинения. Принял я учение Л. Толстого в 1915 г. во время Первой мировой войны и держусь этого идеального учения уже 60 лет. Человек человеку брат. И с этим учением пойду в Вечность. В 1963 г. я обратился к вам с заявлением о реабилитации. Спустя 27 лет после ареста и 17 лет после отбытия 10 лет заключения за то, что я последователь учения Л. Толстого. Мне было уже 71 год от рождения. Инвалид второй группы. Получил безжалостный ответ-отказ. Я еще живой и так же разделяю взгляды на жизнь Льва Толстого. Мне 84 г. от рождения. Прошло 40 лет после ареста и 30 лет после отбытия в лагерях. Прошу меня реабилитировать перед уходом в Вечность. К сему Д. Е. Моргачев. 24 июля 1976 года". В официальном ответе, датированном 13 октября 1976 г., Моргачеву сообщали, что Генеральный Прокурор СССР внес протест на предмет отмены приговора Новосибирского областного суда от 4 апреля 1940 г. Кроме того, в протесте был "поставлен вопрос о прекращении дела в отношении других лиц, осужденных с Вами по делу (Мазурин Б. В., Тюрк Г. Г., Толкач О. П. и др.)". В январе 1977 г. Д. Е. получил реабилитационную справку Верховного суда РСФСР. К этому моменту из осужденных в 1940 г. были живы, кроме Моргачева, лишь Мазурин и Д. И. Пащенко. Они также получили подобные справки. (Документы по реабилитации получены нами от А. Д. Моргачевой.) Воспоминания Д. Е., законченные им в конце 1973 г., печатаются по машинописной копии из собрания Б. Н. Равдина. Несколько небольших отрывков из воспоминаний были опубликованы в русской зарубежной периодике, в последний раз альманахе "Минувшее", № 4 (Париж, 1987).

Иван Яковлевич Драгуновский родился в 1908 г. в деревне Драгуны Смоленской губернии. С детства находился под сильным влиянием отца, Якова Дементьевича Драгуновского, убежденного толстовца. К 1919-20 гг. относится и собственное знакомство И. Я. с произведениями Толстого. Важным фактором его духовного становления стал арест отца, и — перед этим — расстрел дяди за отказ от военной службы (1920 г.). И. Я. вспоминает: "Мой отказ от военной службы, от убийства братьев-людей начал зарождаться в моей душе еще в детские годы. Мой отец, его братья, дядя Семен, которого расстреляли, и другие отказавшиеся от дурного дела — военной службы казались мне смелее и выше всяких других героев на свете. Мне хотелось разделить их тюремную участь, хотелось чем-нибудь помочь, что я отчасти и делал, когда ездил к ним в лагеря с продуктовыми передачами. Мне хотелось быть таким же, как и они, делающими добро всем людям". К этому же времени относится знакомство И. Я.
– вначале по переписке — с семьей Чертковых, которая принимала участие в судьбе арестованных крестьян. Вместе с отцом он переехал в 1924 г. в Ставропольский край, вступил в сельскохозяйственное товарищество "Свободный пахарь", созданное Яковом Дементьевичем, здесь закончил курсы трактористов и работал на полученном товариществом тракторе "Интернационал". В 1931 г. вместе со всей семьей И. Я. переезжает в Западную Сибирь, в коммуну "Жизнь и труд". В 1933 г., вслед за отцом, переходит в артель "Сеятель", выделившуюся из коммуны, вскоре уезжает оттуда в Кожевниково, куда были высланы "сталинградцы" (община "Всемирное братство"), в январе 1934 г. возвращается оттуда, но уже через несколько месяцев уезжает в Киргизию, куда стремились перебраться из Сибири многие толстовцы, однако, не сумев закрепиться там, вновь возвращается и продолжает работать в коммуне. В 1936 г. арестовали Драгуновского-отца, весной 1938 г. — сына. И. Я. был осужден на 10 лет лагерей, но через полтора года выпущен. Вернувшись домой (уже в колхоз), И. Я. закончил курсы шоферов и стал работать на колхозной "полуторке". В июле 1941 года после отказа от призыва в армию был арестован, судим и приговорен к 5-ти годам лагерей. В лагере на Урале И. Я. тяжело заболел; в 1943 г. — актирован. После этого работал счетоводом, шофером; в 1968 г. вышел на пенсию. В 1972 г. И. Я. с женой перебрались в Киргизию в село Беловодское, где и живут по сей день. Здесь И. Я., несмотря на сильную занятость (до 1980 г. он продолжал работать — теперь уже грузчиком), начал работу над биографией отца, которую ему удалось закончить в 1974 г. Кроме этого, он усиленно занимается философией, прежде всего, изучением Л. Н. Толстого, ведет (как и другие последователи Толстого) обширную переписку с единомышленниками. Воспоминания "Одна из моих жизней", отрывок из которых мы публикуем в настоящем сборнике, написаны в конце 1970-х гг. Они завершаются следующим размышлением: "Недавно вот эту мою биографию взял почитать местный сельский учитель. От него она попала в руки "сильных мира сего". Меня вызвали и провели со мной длительную "беседу", во время которой сказали, чтобы я никому не давал читать мою автобиографию. Что же так обеспокоило сильных мира сего? Ведь я не собираюсь захватить у них власть. Я не собираюсь делать революцию, не занимаюсь никакой политикой. Я рассказываю только о своей жизни, о своем мирном мировоззрении, о поисках разумного смысла жизни. "Я сплю, мне сладко усыпленье". Если я сплю, то пусть же и другие спят и не просыпаются от одуряющего гипноза И заблуждения, хотя это и приносит им бедствия и страдания. Как бы ни противились властвующие люди пробуждению простого народа, оно непременно наступит — если не от размышления, то от страдания, которое заставит людей объединиться в любви и дружбе".

Яков Дементьевич Драгуновский (1886–1937) — единственный из авторов этой книги, не доживший до старости. После его гибели осталось огромное рукописное наследство — воспоминания, писавшиеся по горячим следам событий ("Война", "Пытки на допросе", "Болезнь и смерть жены Марфы"), статьи, дневники, стихи, письма, обращения в государственные органы. Написанное и послужило непосредственным поводом к его аресту в 1936 г.: тогда он отправил в Москву два "Обращения", в которых, протестуя против арестов коммунаров, убеждал власти в совместимости толстовского идеала с коммунистическим. Он не прекратил писать и во время следствия — в заявлениях объяснял своим обвинителям, что не только нельзя судить людей за их взгляды, но и что сами понятия — суд, тюрьма — "противоречат нашему разуму, нашему высшему сознанию". И уже получив 5-летний срок, в первом же лагерном письме он просил прислать ему то, без чего не мыслил своей жизни "четыре общих тетрадки, карандашей, ручку, перьев". Обстоятельства гибели Я. Д. мы доподлинно не знаем — по слухам, причиной последнего лагерного "дела" и приговора к расстрелу были все те же "агитация и пропаганда". Объем личности Я. Д., человека страстного, постоянно ищущего и, вдобавок, в своем максимализме трудно уживающегося с окружающими, стал ясен его единомышленникам лишь после того, как И. Я. Драгуновский составил биографию покойного отца. Последний председатель коммуны "Жизнь и труд" П. И. Литвинов писал Ивану Яковлевичу: после ее прочтения: "Это что-то потрясающее. До чего только мог подняться Ваш папа! О нем надо всем говорить и ставить в пример христианскую мученическую жизнь. Вот он какой был, Яков Дементьевич! А я о нем почти ничего не знал" (январь 1975 г.). Близкий к этому отзыв находим и в письме Б. В. Мазурина, осмысляющего былые разногласия с Я. Д., в частности, его уход из коммуны: "Я прочитал впечатление страшное. И радостно, и жалко, и досадно. Радостно за силу, стремление к правде, непреклонность на пути к разумному. Жалко до слез за те страдания, которых там много выпало на его долю. И досадно, что я не сумел в свое время поближе сойтись с Яковом Дементьевичем, поговорить откровенно, по-дружески, и тогда многое, может быть, получилось бы иначе" (1975 г.). Сам И. Я. характеризует своего отца следующим образом: "Необходимо, чтобы каждый, прочитавший историю его жизни, мог понять, как человек страданиями, усилием своей воли и разумным мышлением с помощью великих религиозных философов и мыслителей человечества мог внутренней душевной революцией изменить свою жизнь в лучшую, разумную сторону, а затем помогать и другим людям освобождаться от ненужных страданий и заблуждений, от которых он сам освободился под конец своей земной жизни. Чем бы он ни увлекался, что бы он ни делал, он все делал с убеждением, с искренностью, веря в то, что делал. Он был гордый, в высшей степени честный, не терпел двусмысленности и компромиссов, а в вопросах нравственности не знал никаких колебаний и был таким, каким он есть на той ступени своего духовного совершенствования".

Из документов Я. Д. Драгуновского, включенных его сыном в свой труд, мы отобрали для настоящего сборника лишь часть (менее половины). За пределами нашей публикации остались, например, тексты чисто философского характера, посвященные, в основном, объяснению "духовно-монистического мировоззрения" (философская доктрина П. П. Николаева, развивающая учение Толстого в сторону абсолютного идеализма), которым увлекся Я. Д. в последние годы. Подлинники писем Я. Д. Драгуновского 1936-37 гг. из тюрьмы и лагеря переданы И. Я. Драгуновским в архив "Мемориала".