Воспоминания о прошлых жизнях
Шрифт:
В прошлой жизни, случается, вы узнаете людей, которые имеют для вас значение сегодня. Некто, кто был вашей женой в минувшей жизни, может быть вашим сыном или матерью в этой. Отношения и пол меняются, но личность остается узнаваемой всегда. Если такое произойдет, вы заметите, что в будущем в ваших отношениях с этими людьми произойдут некоторые изменения. Вы станете относиться к ним с большей терпимостью и пониманием. Осознаете, что они присутствуют в вашей настоящей жизни для того, чтобы помочь вам усвоить кое-какие важные уроки. Точно
Дэбби — восемнадцатилетняя студентка, которая намеревается стать врачом. Она привела свою мать на мои занятия по развитию психики. Ее мать была сообразительной, живой и очень властной. Не удивительно, что на протяжении всех моих занятий от Дэбби едва ли можно было услышать хоть одно слово. И все же во время групповой регрессии она получила смутное представление о прошлой жизни в Римской империи и выразила желание продолжить исследование этой жизни.
Мать Дэбби решила преподнести ей сеанс регрессии в прошлую жизнь как подарок на день рождения. Девушка с нетерпением ждала сеанса, но все же не вполне была уверена, что действительно хочет подробнее узнать о той прошлой жизни. Мы с ней провели небольшую беседу, после чего ее сомнения исчезли.
Дэбби легко поддавалась гипнозу и без труда вернулась в прошлую жизнь. Однако попала не в Древний Рим, а в Нью-Йорк начала двадцатого столетия. Она была пожилой женщиной по имени Джоун, жившей в маленькой квартире со своим котом Рэгсом.
— Была ли эта жизнь хорошей? — спросил я.
Джоун откинула голову, выражение ее лица изменилось. «Бывали моменты», — сказала она. Ее голос звучал по-старушечьи устало. Несмотря на то что она не курила, она говорила таким дребезжащим голосом, как будто всю свою жизнь выкуривала по пачке сигарет в день.
— Какое время было наилучшее?
Воспоминание вызвало у Джоун улыбку.
— Когда мне было восемнадцать, в Центральном парке. С Герби. — Она закашлялась и покачала головой. — Бедный Герби.
— Кто такой Герби?
— Друг.
— И все? Просто друг?
Джоун захихикала, и в какой-то момент ей, казалось, опять было восемнадцать. Затем ее лицо снова постарело.
— Я любила его.
— Хорошо. А но любил вас?
— Конечно. — В голосе Джоун зазвучали нотки негодования.
— Вы вышли за него замуж?
Джоун покачала головой: «Нет».
Я уже хотел сменить предмет разговора, потому что эта тема, по-видимому расстраивала Джоун, как она добавила:
— Он еврей.
— И это означает, что вы не можете выйти за него замуж?
Она кивнула. Несколько раз казалось — вот-вот она что-то скажет, но всякий раз передумывала. В конце концов я спросил ее, за кого она вышла замуж.
— За Томми Пирсона.
— Вы любите его?
— Он умер.
— Ваш брак был счастливым?
Брак, по-видимому, не был ни счастливым, ни несчастным. Супруги имели двоих детей — Уолтера и Эдварда. Томми был пекарем, много работал и в конце концов завел свой бизнес. Он никогда не зарабатывал больших денег, но был хорошим отцом и всегда ухитрялся обеспечить все необходимое для жизни. Их брак длился почти сорок лет, и только дважды у них был отпуск. Один раз они поехали в Чикаго на Всемирную выставку, а второй — в местность под названием Дусбери, насколько я мог разобрать. У Джоун вызвало раздражение то, что я пытался выяснить название. Каждый их отпуск длился одну неделю.
Томми Пирсон умер два дня спустя после своего шестидесятилетия. Их старший сын Уолтер унаследовал пекарню. Он был хорошим работником, но плохим бизнесменом и разорился спустя несколько лет. Это раскололо семью, и Эдвард, работавший в банке, не захотел иметь ничего общего с братом.
— На Рождество я видела сначала одного мальчика, а потом второго, — сказала Джоун. — Вместе — никогда. Одного утром, другого днем. Это жестоко, но семьи жестоки.
— Вы когда-нибудь еще виделись с Герби?
Глаза Джоун вспыхнули, и быстрая улыбка скользнула по губам.
— Однажды. В Центральном парке. Уолтер и Эдвард были маленькими, возможно шести и четырех лет. В воскресный день мы прогуливались, наслаждаясь солнцем после долгой зимы. Семья на прогулке. Я взглянула на скамейку в парке, а на ней сидел Герби, обняв рукой красивую женщину с длинными темными волосами. Они были очень счастливы. Наши глаза встретились, и мое лицо вспыхнуло, а потом мы пошли дальше. Томми ничего не заметил. Я часто думала о том дне, и меня интересовало, кто же та красивая женщина.
Джоун закусила губу и задумалась.
— Надеюсь, у него была счастливая жизнь.
Теперь Джоун ожидала смерти.
— Все мои друзья уже ушли, осталась только моя семья — мои мальчики и их дети. Я вижу их от случая к случаю. Сижу у своего окна и смотрю, как жизнь проходит мимо. Иногда дни кажутся долгими, но обычно я засыпаю прямо в своем кресле. Мистер Бернштайн, живущий по соседству, ухаживает за мной. Ходит за покупками и рассказывает длинные истории из своего детства. Он — хороший человек.
— Я бы хотел, чтобы теперь вы вернулись в последний день жизни, которую исследуете. Вам не надо будет умирать, наблюдая за этой сценой, вы останетесь отстраненной, словно это происходит с кем-то другим. Не будете испытывать ни боли, ни душевного волнения… Вы там?
— Я сижу в кресле возле окна. Мне больно.
— Где болит?
Джоун показала на сердце.
— Что-то не так.
— Что вы делаете?
— Ничего.
— Почему бы вам не попросить мистера Бернштайна помочь вам?
Джоун раздраженно покачала головой.