Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Врангель Н. Е.

Во главе дивизии стояли: Кавказской – временно замещающий генерала Шкуро командир одной из бригад генерал Губин, бывший мой сослуживец по Уссурийской дивизии; Терской – доблестный генерал Топорков. Последний, недавно на эту должность назначенный, имел уже в дивизии ряд блестящих дел, был тяжело ранен и ко времени моего приезда в Ростов отсутствовал. Правофланговые части генерала Шкуро держали связь с Донской армией, действовавшей на правом берегу реки Донца, к югу от Луганска. 1-я кубанская дивизия была оттянута в тыл для переброски на фронт Маныча. Генерал Покровский со штабом ожидался в Ростове на следующий день. Он должен был объединить действия 1-й кубанской и спешно направлявшейся на Манычский фронт с Кавказа, только что окончившей формирование 2-й терской казачьей дивизии. Сосредоточение корпуса намечалось в районе станции Батайск.

Впредь до прибытия в район сосредоточения частей генерала Покровского важнейший ростовский узел с юга ничем не прикрывался.

Кроме не закончившего формирования сводного полка 12-й кавалерийской дивизии, необходимого для поддержания порядка в самом городе, свободных резервов в распоряжении штаба армии не было. Донские части генерала Мамонтова окончательно потеряли всякую боеспособность, «совершенно разложились», как доносил сам генерал Мамонтов. Перед наступающей конницей красных казаки, бросая артиллерию и оружие, бежали за Дон. Высланный для наблюдения переправы у станины Ольгинской разъезд ординарческого эскадрона под начальством хорунжего Гриневича доносил о движении разъездов красных в направлении на Батайск.

Забитый многочисленными армейскими и правительственными учреждениями, громадный торговый и промышленный центр Ростов был объят паникой. В самом городе было не спокойно и, по сведениям штабной и местной, донской контрразведок, можно было со дня на день ожидать выступления местных большевиков. Я принял меры к ускорению переброски эшелонов Кубанской дивизии. Выслал для прикрытия Батайска бронепоезд. Назначил на утро совещание для принятия мер по охране города, пригласив на него командующего войсками округа, донского генерала Семенова, заведующего донской контрразведкой полковника Сорохтина, начальника контрразведки штаба армии ротмистра Маньковского, коменданта города и коменданта главной квартиры. Доклады всех этих лиц только подтвердили доложенное мне накануне генералом Юзефовичем. На окраинах города, в рабочих кварталах и особенно в Затемерницком поселке, издавна пользовавшемся дурной славой, было неспокойно. Имелись сведения о прибытии в город целого ряда большевицких агентов и намерении последних при содействии местных большевиков вызвать ряд выступлений в городе. В распоряжении обеих контрразведок имелся ряд сведений об отдельных агентах большевиков. Я приказал в ту же ночь арестовать всех намеченных контрразведкой лиц. Несмотря на возражения некоторых из присутствовавших, что эти аресты могут вызвать волнения и что сил, имеющихся в распоряжении штаба, для поддержания в этом случае порядка в городе недостаточно, я настоял на своем, считая, что только решительные действия власти могут еще заставить считаться с ней. В ту же ночь было арестовано до семидесяти человек. Среди них занимавший довольно видное положение в городе присяжный поверенный Ломатидзе. Последнего в числе шести наиболее видных большевицких деятелей я немедленно предал военно-полевому суду, приговорившему их к смертной казни. Несмотря на ряд обращенных ко мне ходатайств отдельных лиц и общественных групп о смягчении участи осужденных (главным образом, ходатайствовали об имеющем значительные связи в городе Ломатидзе), я остался непреклонен. Через день после ареста приговор был приведен в исполнение. Решительность, проявленная властью, несомненно, возымела действие. Ни в эти дни, ни после никаких выступлений в городе не было.

На следующий день по прибытии моем в Ростов я выезжал в Батайск для свидания с генералом Мамонтовым. Последний, высокий, статный, бравого вида генерал, в эту минуту казался совершенно подавленным. По его словам, казаки совсем «вышли из рук» и у него не оставалось даже нескольких человек для посылки в разъезд. Он с несколькими офицерами пытался навести какой-нибудь порядок среди скопившихся в Батайске беглецов. К счастью, противник преследовал весьма вяло и, видимо, не отдавал себе отчета в нашей беспомощности. В Ростове явился ко мне прибывший со своим штабом генерал Покровский, коему я подчинил части генерала Мамонтова, приказав, не стесняясь мерами, привести их в порядок. Следом за головным эшелоном стали прибывать эшелоны кубанцев. Через два дня положение стало уже менее грозным. Кубанцы прикрыли Батайскую и Ольгинскую переправы и, выбросив на широком фронте разведку, дали возможность осветить обстановку. Расстреляв несколько дезертиров, генерал Покровский кое-как остановил и стал приводить в порядок деморализованные донские полки. С Кавказа подходили эшелоны с терцами.

Генерал Деникин, прибыв из Екатеринодара, лично принял на себя руководство войсками Манычской группы. Генерал Покровский, объединив командование 1-й Кубанской, 2-й Терской дивизиями и несколькими полками донцов, перешел в наступление и стал теснить противника к Манычу. Не ожидавшие отпора красные стали поспешно отходить, но вскоре оправились и сами перешли в наступление, обрушившись на терцев. Терская дивизия, только что сформированная и плохо обученная, была жестоко потрепана и потеряла всю свою артиллерию. Генерал Деникин лично мог убедиться в серьезности создавшегося положения. 1-й конной дивизии генерала Шатилова было отдано приказание спешно грузиться и следовать на Манычский фронт. Предсказания мои генералу Романовскому осуществились, и Главнокомандующий, приняв на себя руководство манычской операцией, вынужден был сосредоточить те самые части, каковые предлагал генералу Романовскому использовать для намеченной операции и я.

Между тем на фронте моей армии положение продолжало оставаться тяжелым. Генерал Май-Маевский ежедневно доносил о тяжелых боях своих частей. Под давлением подавляющей численности врага, поддержанного убийственным огнем большого числа бронепоездов, наши слабые части на некоторых участках вынуждены были несколько отойти. Добровольческие полки дрались чрезвычайно упорно, отстаивая каждую пядь земли. Тяжелые потери заставляли опасаться, что последние кадры нашей пехоты будут уничтожены. В то же время в тылу армии свежих пополнений не имелось. Вопрос о создании запасных частей для пополнения войсковых кадров до сего времени не был должным образом разрешен. Из всей

занятой армиями генерала Деникина территории Юго-Востока России лишь в Черноморской и Ставропольской губерниях гражданская власть полностью сосредоточивалась в руках главного командования. В прочих областях действовала автономная казачья власть. В значительной части казачьих областей население было смешанное – казаки и иногородние. И если относительно первых ставка, хотя и неохотно, все же готова была признать государственные права атаманов и казачьих правительств, то в отношении иногороднего населения это право главное командование хотело оставить за собой. При этих условиях разработка мобилизационного плана была чрезвычайно затруднительна. Дело не пошло далее бесконечной переписки между штабом главнокомандующего и войсковыми штабами. В ростовском округе, распоряжением командующего округом донского генерала Семенова, также производилась «мобилизация». Мобилизация эта сводилась к тому, что на улицах хватали прохожих, регистрировали и брали на учет. Кроме естественного неудовольствия в населении и полного дискредитирования в его глазах власти, эти мероприятия ничего дать не могли. Я тщетно телеграфировал в ставку, доказывая необходимость точно установить взаимоотношения командующего армией с представителями местной власти, но ничего добиться не мог – штаб главнокомандующего, видимо, оказывался бессильным разрешить эту задачу и всячески уклонялся от определенного ответа.

В то время как насущнейшие жизненные вопросы оставались неразрешенными, главное командование стремилось разрешить ряд вопросов общероссийского масштаба, долженствовавших охватить все области государственного устройства России. Разработкой этих вопросов было занято образованное Главнокомандующим Особое Совещание из лиц по личному выбору генерала Деникина. Работы Особого Совещания по этим вопросам вылились в форму двух программных писем генерала Деникина на имя председателя Особого Совещания. Несколько позже была издана «особая декларация» о «целях, которые преследует командование Вооруженными Силами на Юге России в вооруженной борьбе с советской властью и в государственном строительстве». Все эти документы ничего реального не давали, ограничиваясь общими местами вроде «уничтожения большевицкой анархии и водворения в стране правового порядка», «восстановления могущественной Единой и Неделимой России», «широкого местного самоуправления», «гарантии свобод», «немедленного приступа к земельной реформе для устранения земельной нужды трудящегося населения», «немедленного проведения рабочего законодательства, обеспечивающего трудящиеся классы от эксплуатации их государством и капиталом…». Все это было столь же бесспорно, сколь и неопределенно. Намеченная этими документами программа главного командования должна была служить руководящими данными для деятельности «Освага» – отдела пропаганды, долженствующего противопоставить свою деятельность пропаганде большевиков. Громоздкое, с огромными штатами учреждение Освага пребывало в Ростове. Оно стоило правительству бешеных денег и давало надежное убежище многочисленным уклоняющимся от выполнения своего воинского долга. Непомерно разросшийся Осваг стремился охватить все отрасли жизни армии и страны. Он не только «внедрял в сознание масс идеологию, исповедоваемую Главным Командованием», «популяризировал вождей», но и ставил себе целью «облагораживание литературного вкуса обывателя». Так объяснил мне один из деятелей этого учреждения в Ростове издание отделом пропаганды художественно-литературных повременников.

Была у Освага и другая, более темная сторона деятельности – так называемая «информация вверх», составление секретных сводок, касающихся деятельности политических партий, организаций и отдельных лиц. Наиболее секретные из этих сводок в числе двух экземпляров представлялись лишь председателю Особого Совещания и самому Главнокомандующему. В них давались сведения о деятельности самых ближайших к генералу Деникину лиц.

В обществе и в армии отношение к Освагу было весьма недружелюбное. В армии этому много способствовало назначение помощником начальника отдела пропаганды профессора К.Н. Соколова небезызвестного полковника Энгельгардта, бывшего в первые дни смуты комендантом Петрограда.

Не получая удовлетворительного ответа из ставки, я решил лично проехать в Новочеркасск повидать Донского атамана генерала Богаевского и путем личных переговоров разрешить совместно с ним ряд вопросов. Генерал Богаевский только что перенес сыпной тиф и принял меня, лежа в кровати. Мягкий и весьма доброжелательный человек, генерал Богаевский, с которым я был знаком еще по службе в гвардии, охотно пошел мне навстречу и обещал дать представителям донской власти на местах необходимые указания для согласования нашей работы. В Новочеркасске я виделся также с выехавшим меня встретить на вокзал начальником штаба Донской армии генералом Келчевским. Генерала Келчевского я знал еще по академии генерального штаба, где он состоял во время прохождения мной курса курсовым штаб-офицером; впоследствии встречался я с ним в Каменце и Черновицах в бытность его генерал-квартирмейстером IX армии генерала Лечицкого. Талантливый офицер генерального штаба, он заслуженно выдвинулся в период Великой войны; нравственный облик его был незавидный. Я выехал из Новочеркасска вечером и на вокзале в Ростове узнал, что через семь минут по проходе моего поезда был взорван ближайший к Новочеркасску мост. Господь хранил меня, и злоумышленникам не удался их замысел.

С целью облегчения положения частей генерала Май-Маевского я приказал генералу Шкуро ударить в тыл действующих против добровольцев частям красных. Генерал Шкуро удачно выполнил задачу, оттянув против себя часть неприятельских сил и временно облегчив положение добровольцев. Одновременно перешли в наступление своим левым флангом и донны. Левофланговая донская дивизия генерала Калинина нанесла красным ряд жестоких поражений и овладела городом Луганском, угрожая противнику дальнейшим продвижением на запад. Для парирования успеха донцов красные вынуждены были оттянуть с фронта моей армии часть резервов, и истекавшие кровью добровольны получили возможность передохнуть.