Воспоминания
Шрифт:
Власть и миф
Я ничего не предпринимал, чтобы стать председателем-«президентом» выходящего далеко за пределы Европы объединения социал-демократических партий, но и не препятствовал этому. Во всяком случае, вступив осенью 1976 года в эту должность, я испытывал некоторую радость и был твердо намерен преодолеть евроцентризм организации, именуемой по традиции «Социалистический интернационал» (СИ), миф о которой всегда превосходил ее власть. Вместе со мной были не только те, кто уговорил меня занять новую должность, но и новые люди. Леопольд Сенгхор привез из Сенегала красочный ансамбль народной музыки в знак благодарности за принятие в СИ его партии. Карлос Андрес Перес, президент Венесуэлы, приехал, чтобы изложить собственные нужды и интересы «Демократического
На том женевском конгрессе в резиденции Международной Организации Труда я назвал основными точками приложения наших усилий проблемы отношений между Востоком и Западом, Севером и Югом, а также права человека. Вскоре к этому прибавились проблемы окружающей среды и межрегиональные. Контролем над вооружениями и разоружением все эти годы занимался мой финский друг Калеви Сорса, большой знаток московской политической сцены. Вопросы мировой экономики с 1983 года находились под попечением Майкла Мэнли. Когда я двадцать лет назад познакомился с ним, он на Ямайке возглавлял оппозицию, а затем стал премьер-министром. Сейчас он снова занимает этот пост. Вопросами окружающей среды и правами человека занялись шведы и австрийцы. Особое значение придавалось некоторым региональным комитетам.
Ни в комиссиях, ни в комитетах, тем более на пленумах, ни разу не стоял на повестке дня вопрос о принятии большинством голосов решений, обязательных для отдельных партий. В социал-демократическом объединении независимых национальных партий речь могла и может идти только об обмене опытом, обобщении различных мнений, а также оказании влияния на решающие международные и внутригосударственные процессы. Никто не думал и не думает создавать сверхпартию, а тем более всемирный исполнительный орган. Однако значение дискуссий, ведущихся не за столом официальных заседаний и ставших в свободных рамках нашего Интернационала обычным делом, невозможно переоценить. Они играют чрезвычайно важную роль. Таким образом, уже удалось локализовать не один конфликт, реализовать не одну идею, основать не одно товарищество. Вероятно, на международных встречах демохристиан или либералов происходит примерно то же самое. Они признают, что идея интернационализма утвердилась у социалистов раньше и прочнее. В практической политике, правда, она не всегда была достаточно плодотворной.
Интернационал, в котором мне доверили место председателя, был основан во Франкфурте-на-Майне в 1951 году. Поначалу партии многих стран, в которых из-за нацистов слово «немец» было покрыто позором, сомневались, стоит ли так скоро принимать немцев в международное сообщество? Совершенно очевидно, что они не видели большой разницы между социал-демократами и другими немцами. Прежний интернационал, второй, созданный в 1889 году в Париже, в отличие от первого, который в 1864 году организовал Карл Маркс, был возрожден в пору расцвета «холодной войны». Это означало, что во Франкфурте уже не были представлены выбывшие или унифицированные партии из контролируемой Советским Союзом части Европы.
Когда мне было девять лет, в мае 1923 года, я участвовал в поездке детской группы любекского рабочего спортивного общества и случайно стал свидетелем возрождения II Интернационала. Место действия: гамбургский Дом профсоюзов на улице Безенбиндерхоф, где нам, детям, разрешили даже заглянуть в зал заседаний. Потом мне казалось, что я видел там француза Леона Блюма, датчанина Торвальда Штаунинга, шведа Хяльмара Брантинга, бельгийца Эмиля Вандервельде и, таким образом, был связан с добрыми старыми временами европейского рабочего движения. А разве я не встречал там немецких теоретиков партии Каутского и Бернштейна? Или австрийца Фридриха Адлера? Он в знак протеста против войны застрелил премьер-министра, перед концом войны был помилован, а потом в Гамбурге избран генеральным секретарем. Им он оставался до 1940 года, когда деятельность Интернационала замерла.
В годы эмиграции я участвовал в различных встречах социалистов левой ориентации в Париже и других местах, а в Стокгольме во время войны принимал активное участие в деятельности
В шестидесятые годы я присутствовал на нескольких заседаниях Интернационала (главным образом после того, как я стал председателем нашей партии) в Лондоне и Цюрихе, Брюсселе и Амстердаме. Но, говоря по совести, особенного восторга я при этом не испытывал. Меня беспокоило, что далекая от действительности говорильня отрицательно скажется на деятельности СДПГ. То, что в 1966 году на конгрессе в Стокгольме я согласился быть избранным одним из вице-председателей наряду с Ги Молле, Гарольдом Вильсоном и Таге Эрландером, также было связано со стремлением помочь вывести дело на правильный путь.
Действительно, в последующие годы, прошедшие под флагом восточной политики, мне пришлось публично извиняться; на собраниях Интернационала в 1968 году в Истборне, в 1971 году в Хельсинки, в 1972 году в Вене, при этом я нашел понимание и, более того, поддержку не только на словах. Конгресс 1966 года запомнился мне еще и потому, что в нем впервые участвовали африканские делегации.
Женевскому конгрессу 1976 года, на котором меня избрали председателем, предшествовала крупная конференция по проблемам Латинской Америки с участием европейских партий в Каракасе. В конце 1977 года последовала конференция руководителей партий в столице Японии, а осенью 1978 года — конгресс в канадском городе Ванкувере. В дальнейшем Интернационал заседал в Танзании и Ботсване, в Санто-Доминго и Рио-де-Жанейро. В 1980 году прошла организованная американскими друзьями конференция особого рода в Вашингтоне. Там, а также в Москве и Дели собирался наш комитет по разоружению. Прошло немного времени, и в Интернационал вступило почти столько же партий из стран Латинской Америки и Карибского бассейна, как в Европе, хотя постоянство и внутренняя сплоченность оставляли желать лучшего. Но более важным было то, что в ряде стран, не в последнюю очередь благодаря нашему вкладу, на место военных диктатур пришли законно избранные демократические правительства. Однако о демократической стабильности еще долгое время не могло быть и речи. Да и как же иначе, если демократия не подстраховывалась ни в экономическом, ни в социальном отношении. Там, где удержались диктатуры, мы, по крайней мере, смогли взять под защиту подвергавшихся преследованиям демократов (из Чили, а также из Парагвая) и оказать им помощь.
В Северной Африке Социалистический интернационал традиционно имел хорошие контакты, развитие которых отвечало прежде всего интересам Египта и Туниса. Южнее Сахары мы лишь с трудом находили точки соприкосновения, так что приходилось изыскивать специфические, соответствующие этому региону, формы сотрудничества. Весной 1977 года мне пришлось в письме на имя Тито (в то время председатель движения неприсоединения. — Прим. ред.) объяснять: «У некоторых Ваших сотрудников, очевидно, создалось ошибочное представление, будто мы хотим заняться своего рода социал-демократическим миссионерством… В частности, мы будем стараться „постоянно“ учитывать такой важный фактор мировой политики, каким стало движение неприсоединения».
В Азии японские социалисты искали подходы к Интернационалу еще до первой мировой войны. Их представитель возглавлял правительство после 1945 года, но сами они в организационном плане были разделены по меньшей мере на две партии. В остальном же связи с Юго-Восточным регионом ограничивались лейбористскими партиями Австралии и Новой Зеландии. Движения своеобразного характера возникли в Индии и Индонезии, а также на Филиппинах и в Шри-Ланке, в Индокитае и Корее, в Бирме, Малайзии и Сингапуре и, наконец, в новых островных государствах Океании. Здесь нам предстоит решить в девяностые годы одну из важнейших задач.