Восстание Ангелов
Шрифт:
– Ах, как это верно!
– сказала г-жа де ла Вердельер с восхищенной улыбкой.- Это именно так!
– -А колокольни, сударыня!
– Да, да, колокольни!
– Колокольни, сударыня, вздымаются к небу, как гигантские клистирные трубки к голым задам херувимов.
Г-жа де ла Вердельер немедленно удалилась.
В тот же день аббат Патуйль принес раненому свои наставления и утешения. Он убеждал Мориса прекратить дурные знакомства и помириться с семьей. Он нарисовал ему заплаканную мать, готовую с распростертыми объятиями принять вновь обретенного сына. Мужественным усилием воли отвергнув жизнь беспутную, полную обманчивых наслаждений, Морис обрел бы душевный
Молодой д'Эпарвье поблагодарил аббата Патуйля за его доброту и заверил в истинности своих религиозных чувств.
– Никогда еще,- сказал он,- у меня не было такой твердой веры, и никогда я так не нуждался в ней. Представьте себе, господин аббат, мне приходится вновь обучать катехизису моего ангела-хранителя. Представьте, он забыл катехизис!..
Аббат Патуйль сокрушенно вздохнул и стал убеждать свое дорогое дитя молиться, ибо молитва - единственная помощь против опасностей, грозящих душе, которую искушает дьявол..
– Господин аббат,- спросил Морис,- хотите, я познакомлю вас с моим ангелом-хранителем? Подождите минутку, он пошел за папиросами.
– Бедное дитя!
И круглые щеки аббата Патуйля опустились в знак скорби. Но почти тотчас же они снова поднялись, как свидетельство радости. Ибо многое радовало сердце аббата Патуйля.
Общественное настроение явно улучшалось. Якобинцев, франкмасонов и блокистов поносили повсеместно. Пример подавало избранное общество. Французская академия стала вполне благомыслящей. Христианские школы множились. Молодежь Латинского квартала склонялась перед церковью, а от Нормальной школы шел семинарский дух. Крест торжествовал повсюду. Но нужны были деньги, еще деньги и всегда деньги.
После полуторамесячного постельного режима Морис д'Эпарвье получил от врача разрешение совершить прогулку в экипаже. Рука у него была на перевязи. Возлюбленная и друг сопровождали его. Они отправились в Булонский лес и с тихой радостью созерцали траву и деревья. Они улыбались всему, и им все улыбалось. Как сказал Аркадий, от совершенных ими ошибок они стали лучше. Ревность и гнев Мориса самым неожиданным образом привели к тому, что к нему вернулось спокойствие и благодушие. Он еще любил Жильберту, но любовью снисходительной. Ангел желал эту женщину по-прежнему, но после обладания вожделение его утратило жало любопытства. Жильберта отдыхала от стремления нравиться, и от этого нравилась еще больше. У каскада они напились молока, показавшегося им восхитительным. Все трое обрели невинность. И Аркадий позабыл несправедливости старого тирана, царящего над миром. Но вскоре ему о них напомнили.
Возвратись на квартиру своего друга, он застал там Зиту, которая поджидала его, подобная статуе из слоновой кости и золота.
– Мне вас просто жаль,- сказала она.- Близится день, какого еще не было с начала времен и который, может быть, не повторится раньше, чем солнце со своими спутниками не вступит в созвездие Геркулеса. Не сегодня-завтра мы обрушимся на Иалдаваофа в его порфировом дворце, а вы, горевший желанием освобождать небеса и победителем возвратиться на освобожденную родину, вы забываете все свои великодушные намерения и дремлете в объятиях дочерей человеческих. Какое удовольствие получаете вы от общения с этими нечистоплотными зверьками, созданными из таких неустойчивых элементов, что, кажется, они беспрерывно распадаются? Ах, Аркадий, я была права, не доверяя вам. Вы типичный интеллигент, в вас говорит одно лишь любопытство. Вы не способны действовать.
– Вы неправильно судите обо мне, Зита,- ответил ангел.- Любовь
Зита, вполне удовлетворенная его решимостью, потребовала, чтобы он неуклонно продолжал подготовлять их грандиозное предприятие; спешить не надо, но и откладывать не следует:
– Большое дело, Аркадий, состоит из множества мелких. Самое величественное целое слагается из тысячи ничтожных частиц. Не будем пренебрегать ничем.
Она пришла за ним, чтобы вместе отправиться на собрание, где его присутствие необходимо. Там будут подсчитаны силы восставших.
Она добавила только одно:
– Нектарий тоже придет.
Когда Морис увидел Зиту, он нашел ее непривлекательной. Она не понравилась ему, потому что красота ее была совершенной, а подлинная красота всегда вызывала в нем какое-то тягостное удивление. Узнав, что она тоже восставший ангел и собирается вести Аркадия к заговорщикам, он почувствовал к Зите неприязнь. Бедный юноша пытался удержать своего товарища всеми способами, какие подсказывали ему ум и обстоятельства. Он умолял своего ангела-хранителя остаться с ним, обещал за это повести его на замечательное состязание боксеров, на обозрение, где они увидят апофеоз Пуанкаре, наконец, в одно место, где имеются женщины, необычайные по красоте, таланту, порокам или уродству. Но ангел не поддавался никаким искушениям и заявил, что уходит с Зитой.
– Зачем?
– Чтобы подготовить завоевание неба.
– Опять это безумие! Завоевание не... Но ведь я же доказал тебе, что это и невозможно и нежелательно.
– До свидания, Морис...
– Ты все-таки идешь? Ну, что ж, тогда и я пойду с тобой. И Морис, с рукой на перевязи, последовал, за Аркадием и Зитой в кабачок Хлодомира, где стол был накрыт в саду, под навесом из зелени.
Там уже находились князь Истар и Теофиль, а с ними маленькая желтая фигурка похожая на ребенка: это был ангел из Японии.
– - Мы ждем только Нектария,- сказала Зита.
В эту минуту бесшумно появился старый садовник. Он сел, и собака легла у его ног. Французская кухня - первая в мире. Ее слава затмит всякую другую, когда человечество, сделавшись мудрым, поставит вертел выше шпаги. Хлодомир подал ангелам и смертному, который был с ними, жирную похлебку, свиное филе и почки в мадере, доказавшие, что этот монмартрский повар еще не развращен американцами, которые портят лучших поваров Города-гостиницы.
Хлодомир откупорил бутылку бордо, и хотя оно и не значилось среди лучших вин Медока, но ароматичностью и букетом выдавало свое благородное происхождение. Следует отметить, что после этого вина и многих других хозяин погребка торжественно принес романею, крепкую и вместе с тем легкую, пряную и нежную, настоящей бургундской закваски, огненную и хмельную, истинную усладу для ума и чувств. Старый Нектарий поднял стакан и произнес:
– Тебе, Дионис, величайший из богов, кто вместе с золотым веком вернет смертным, ставшим героями, гроздья, которые Лесбос срывал некогда с кустов в Мефимне, и лозы Фасоса, и белый виноград озера Мареотидского, и погреба Фалерно, и виноградники Тмола, и короля вин - Фанею. И сок этих гроздий будет божественным, и, как во времена древнего Силена, люди будут опьяняться мудростью и любовью.
Когда подали кофе, Зита, князь Истар, Аркадий и японский ангел, сделали поочередно сообщения о состоянии сил, собранных против Иалдаваофа.