Шрифт:
1.
Городок Т., веками дремавший у самого порога необъятной пустыни среди проплешин солончака и зарослей верблюжьей колючки, был так мал, что обитатели его противоположных окраин могли с легкостью видеть друг друга, взобравшись на плоские крыши своих саманных жилищ.
Но картина решительно изменилась, когда рядом развернулась великая стройка. Будто по мановению джинна, сюда, в эти края, подобно тучам саранчи, хлынули орды чужаков – русские, кавказцы, корейцы, крымские татары, немцы, турки-месхетинцы и прочие инородцы, всех не перечесть. В считанные недели город оказался в тройном кольце вагончиков-контор и сборных бараков-общежитий.
Вот почему ни друзья Джанджигита, ни друзья их друзей, ни кто-либо из земляков ничего не могут сообщить о завязке этой драматической истории, отголоски которой впоследствии заставляли содрогнуться – и не раз – даже самые черствые сердца.
Всё открылось как-то вдруг, с середины, вспоминают друзья Джанджигита.
2.
Свои свободные вечера они проводили обычно всей компанией на берегу канала или в старой чайхане у трех карагачей, а то у кого-нибудь в гостях, и Джанджигит неотлучно находился с ними, в общем кругу, хотя и держался неприметно в силу своего кроткого, даже робкого нрава. С таким характером лучше бы родиться девушкой. Случалось, друзья подтрунивали над ним, но всегда – добродушно.
И вот однажды они спохватились, что уже третий день подряд никто из них не видит Джанджигита и не имеет о нем никаких известий.
Не испытывая, впрочем, никакой тревоги, друзья отправились к нему домой.
Еще издали они заметили у знакомого дувала его синий самосвал, а вот и сам Джанджигит вышел через низенькую калитку на пыльную улицу. При виде нежданных гостей он остановился, потупив взор, а на его нежных, с персиковым пушком щеках заиграл яркий румянец.
– Эй, Джанджигит! – окликнули его друзья. – Всё ли у тебя хорошо? Здоров ли ты? Как себя чувствует твоя уважаемая матушка? Не обижает ли кто твоих младших братишек и сестренок? Быть может, у тебя возникли неприятности в гараже? Или же опять начудили твои бестолковые дядья? Говори прямо, не стесняйся, ведь мы тебе не чужие.
Джанджигит поднял глаза, и друзья с изумлением обнаружили, что его румянец вызван не смущением, а какой-то совершенно несвойственной ему досадой.
И еще они разглядели только сейчас, что он аккуратно подстрижен и причесан, что на нем не привычная всем чумазая футболка, а выглаженная белая рубашка, что обут он не в стоптанные сандалии на босу ногу, а в начищенные до блеска выходные туфли, не успевшие еще запылиться.
Он порывисто прошагал мимо них к машине, обдав их чуждым ароматом – не того дешевого одеколона, которым здесь освежались после бритья, а каких-то терпких благовоний, забрался в кабину и уже оттуда крикнул – опять же с несвойственной ему гордыней:
– Незачем ходить за мной по пятам, подобно стаду баранов! Я вас не звал и в вашей помощи не нуждаюсь! – Тут он завел самосвал и резко газанул, накрыв компанию густым облаком глинистой желтой пыли.
Друзья, никак не ожидавшие от Джанджигита ни таких речей, ни такой выходки, на минуту онемели. Затем переглянулись и, выждав, пока уляжется пыль, направились в чайхану, чтобы без помех обсудить случившееся.
3.
Уже после первого чайника они единодушно пришли к заключению, что нет иных причин, кроме сердечных, которые могли бы так непостижимо повлиять на манеры их всегда стеснительного товарища.
Вообще-то, говоря откровенно, Джанджигит, несмотря на свою скромность, переходящую в застенчивость, несмотря на свою худощавую, даже в какой-то степени подростковую фигуру, был самым симпатичным парнем в компании. Да что там симпатичным! Красавцем хоть куда!
Своим удлиненным, благородного рисунка лицом он походил на сказочного принца со старинной миниатюры: такой же высокий чистый лоб, такие же густые и податливые темные волосы, шелковистые брови, тонкий нос с дерзкой горбинкой и раздувающимися ноздрями, мягкая щеточка усиков и глаза раненого оленя. С некоторых пор было замечено, что на него с интересом поглядывают не только свои девушки, но и русские, и кореянки, и татарки!
И вот именно этому писаному красавцу, еще не осознавшему, впрочем, всю силу своей природной притягательности, этому славному, тишайшему и безобиднейшему парню так не повезло в жизни! Преждевременная смерть его уважаемого отца оставила семью без средств, с большими долгами, а дядья оказались пустыми, никчемными людьми, неспособными наладить даже собственное хозяйство, не то чтобы помочь ближайшему родственнику твердо встать на ноги.
Кто же отдаст свою дочь за представителя семьи, которая не в состоянии устроить свадебное угощение и уплатить калым, будь жених хоть трижды раскрасавец!
Конечно, в газетах давно уже писали, что старый свадебный обряд чересчур обременителен, что нелепо годами ограничивать себя во всем ради двух-трех дней показной роскоши, уж лучше молодым истратить эти деньги, коли они собраны, на обстановку, на обновы, на интересное путешествие… Многие соглашались с этими доводами. На словах. Потому как существовала и другая точка зрения. В газетах о ней не писали, но ее горячо поддерживали многие уважаемые люди, особенно среди старшего поколения. Дорогая, пышная свадьба – твердая гарантия против скоропалительных разводов, залог крепкой семьи, доказывали они. Или вы хотите, чтобы у нас разводов было столько же, сколько у русских? Да и негоже отказываться от обычаев предков. Неизвестно, куда это может завести.
Разговоры разговорами, но свадьбы в Т. всегда проводились по старому обычаю: мулла, пятьсот-шестьсот гостей, достойные подарки для близких и соседей, музыканты с дутарами и карнаями, да и многое другое. А это значит – расходы, расходы, расходы…
Вот почему каждый заботливый родитель сразу же после рождения сына начинал упорно копить на его будущую свадьбу. Не был исключением и уважаемый отец Джанджигита, но коварная болезнь спутала его планы, и все накопления ушли на лекарства, а затем на похороны (которые тоже справлялись с широким размахом), да еще пришлось занимать, и новые долги прибавились к старым, ведь отец Джанджигита еще не успел рассчитаться за собственную свадьбу!
В этом деликатном вопросе друзья Джанджигита сочувствовали как раз самым передовым веяниям, зная, впрочем, что их самих ожидают пышные свадьбы, и не когда-нибудь, а нынешней зимой, вскоре после сбора урожая. Необходимые долги уже сделаны, отцы все подготовили. Не перечить же воле старших!
Ладно! Вот когда они сами станут главами семейств, уважаемыми людьми в округе, тогда уж они позаботятся о более разумных порядках, чтобы на плечи их будущих детей никогда не ложилась тяжелая долговая ноша.