Восточная война
Шрифт:
– Да, ранее они были готовы мне пятки лизать, а теперь не могут! – с горечью воскликнул Наполеон и его глаза, залились тоской.
– Они еще будут еще ползать перед тобой Луи, но для этого ты должен в первую очередь выздороветь – заботливо проговорил Морни.
– Да, ты прав. Надо обязательно выздороветь – повторил за ним император.
– И заключить мир с русскими – закончил граф.
– Что!? – негодующим возгласом вырвалось из груди Наполеона, но Морни не обратил на это никакого внимания. Подобно эскулапам, он намеривался жестко говорить с братом.
– В стране неспокойно, Луи. Знаешь, с чем сравнивают интеллигентные умники наше сидение под Севастополем? С осадой афинянами Сиракуз в Пелопоннесской войне
– Пелесье отобьет штурм русских и нанесет Горчакову огромный урон – уверенно парировал выпад графа Бонапарт.
– Возможно, Пелесье действительно самый лучший маршал в нашей армии, но даже я, не военный человек понимаю, что отразить одномоментный удар с трех разных направлений невозможно. А именно так, по мнению наших военных, и будет действовать генерал Горчаков, обладая численным превосходством – продолжал наступать Морни и Бонапарт ничего не мог противопоставить сказанным аргументам.
– Взгляни правде в глаза, Луи! Даже если мы сможет собрать нужное количество войск к началу февраля, нам не удастся быстро прорвать блокаду проливов. Сейчас англичане полностью заняты спасением Индии и в лучшем случае смогут поддержать наши действия своими кораблями, которым ещё предстоит долгий путь из Балтики. Пусть нам сопутствует безумная удача, и мы успеем прорваться в Севастополь раньше, чем русские принудят нашу армию к капитуляции. Это, к сожалению уже ничего не изменит. Все придется начинать сначала, а это слишком тяжелая ноша для Франции.
– Ты неправ. Моя империя ещё способна устрашать врага мощью и храбростью своих полков. Россия ещё содрогнется от грозной поступи французских солдат, которые, выполняя мой приказ двинуться на восток, неся на своих штыках свободу польским землям. Это будет великий поход, чье начало положит конец русской империи. Мы отторгнем от неё не только Польшу, но и Финляндию, Прибалтику, Кавказ. Заставим платить контрибуцию вдвое больше того, что мы потратили на войну сейчас – говорил Наполеон дребезжащим голосом. И в этот момент он больше всего походил не на императора, а на сварливого деревенского лавочника, в приходской книге которого аккуратно записаны до последнего сантима, все долги его заемщиков.
– Да, конечно. Так и будет. С сильной армией ты сможешь прижать австрийцев для свободного прохода на восток и подаришь Польше свободу, но это будет потом. А сначала ты должен заключить с русскими мир, на выгодных для нас условиях. Как говорят девочки мадам Бове, надо вовремя взять хорошую цену, пока на тебя у мужчин имеется спрос – подытожил разговор граф.
Наполеон недовольно посмотрел на Морни, но спорить с братом у него не было сил, и он вновь смежил усталые веки. Неизвестно, что творилось в течение нескольких минут в душе второго императора Франции, пока он предавался размышлениям. Наконец монарх открыл взор и глухо произнес:
– Хорошо, можешь начать переговоры с русскими и по поводу заключения мира. Постарайся не уронить честь Франции. Но предупреждаю тебя, если он не устроит меня, я не подпишу договор.
– Я преложу все усилия, сир, чтобы этого не случилось – заверил брата Морни и отвесил поклон истерзанному болезнями властителю, поспешно скрылся за дверью. Руки его были развязаны.
Вечером того же дня он отправил своего поверенного в дом саксонского посланника Зеебаха, где проживал специальный царский посланник Горчаков, находящийся в Париже с частным визитом. Посланник графа передал заграничному гостю приглашение на завтрашний прием в Версале, где вдали от любопытных глаз можно было спокойно вершить свои дела. Господин Горчаков любезно принял приглашение графа, и переговоры начались. Морни так же послал приглашение на прием британскому послу лорду Коули, но тот его почему-то проигнорировал.
Переговорщики быстро нашли общее взаимопонимание по вопросу прекращения войны, но очень долго торговались по конкретным условиям, на которых мог быть восстановлен мир. Морни торговался за каждый пункт договора подобно уличному торговцу, для которого лишний су, был вопросом жизни и смерти.
Француз норовил увязать заключение мира с пересмотром пунктов стамбульского договора относительно Дунайских княжеств и черноморских проливов, однако здесь Горчаков был непреклонен.
– Господин граф, эти вопросы уже полностью решены между Россией и турецким султаном и пересмотру не подлежат – жестко отвечал русский дипломат и Морни был вынужден отступить. В его арсенале не было козырей способных поколебать позицию своего собеседника. В отличие от Горчакова, сам граф испытывал сильный цейтнот. Известия приходившие из Крыма не радовали француза, численность армии Пелесье продолжала сокращаться от эпидемии холеры. Поэтому Морни проявлял все свои недюжинные способности, стремясь и честь соблюсти и выгоду приобрести.
Было начало февраля, когда граф предстал перед императором проходившего лечение на курортах Ниццы.
– Перемирие заключено, и первые транспорты с больными скоро прибудут в Марсель – сообщил Морни монарху.
– Знаю, военный министр уже доложил мне – хмуро бросил Наполеон – хотел бы я знать, во что мне это стало.
В ответ граф с достоинством поклонился и молча протянул Бонапарту папку с текстом мирного договора, но тот приказал пересказать его содержание на словах.
– Так, свобода судоходства наших судов по Дунаю, свободное плавание наших торговых кораблей по Черному морю. Согласие русских на предание Аландских островов демилитаризированной зоной. На них не будут располагаться воинские части и находиться военно-морские силы. Также жители островов не будут призываться в армию, и не будут иметь любое огнестрельное оружие, за исключением охотничьего. И самое главное, это признание за Францией главенства над святыми местами в Палестине – Морни специально выделил пункт договора, который по официальной версии и стал главной причиной возникновения войны.
– И это всё!? – возмущенно воскликнул Наполеон, судорожно вцепившись в поручни кресла.
– Конечно, нет – успокоил его граф. – Император Николай так же согласен на передачу нам острова Кипр и не возражает против нашего военного присутствия в Египте ровно, как и наших намерений построить Суэцкий канал.
– И это всё? – сварливо переспросил Наполеон.
– А так же нашу армию и флот, который ты сможешь использовать в скором будущем с большей выгодой для себя и Франции, Луи. Зря, что ты не послушался меня три года назад, когда англичане уговорили тебя на эту войну. Конечно, сатисфакция за 1812 год это могло порадовать наш народ, но ни коим образом не накормило бы их желудки. Только новые заморские колонии с их дешевым сырьем и рабочей силой помогут тебе заставить французов любить тебя – жестко ответил ему граф.
– Ты имеешь в виду свой старый проект? – спросил монарх.
– Конечно. За эти три года он не утратил своей актуальности. Нам необходимо продолжить расширение наших африканских владений и в первую очередь завершить покорение земель Алжира, а затем и западного Судана. Присоединить к империи Мадагаскар и начать покорение земель к северу от Конго. Кроме этого, необходимо утвердить свое присутствие в Индокитае, в противовес британскому Гонконгу.
На террасе, где проходил этот разговор, наступило долгое молчание, тишину которого нарушало мерно поскрипывание императорской качалки. Минута шла за минутой, а Бонапарт все взвешивал плюсы и минусы своего положения. Наконец скрипение остановилось, и монарх молвил свой вердикт.