Восточный фронт
Шрифт:
— Я имею в виду лишь жертв агрессии, а не ее виновников! — ответил сэр Уинстон — например, мы обеспокоены, что законное правительство Польши, первой подвергшейся нападению, не может приступить к своей работе. После уже второй страшной войны, потрясшей европейский континент всего за полвека, человечество вправе ждать установления наконец спокойствия и порядка. Что подразумевает, прежде всего, следование законам и договоренностям, даже если кто-то с ними не согласен. Довоенная Польша была процветающей мирной страной, островом стабильности в сердце Европы. Теперь прискорбно видеть, что легитимное польское правительство, сумевшее спастись от фашистского нашествия, не может вернуться в свою страну, опасаясь за свои жизни. Также будет справедливо, если Польша за свои страдания получит существенное приращение территорией, на западе и на востоке.
Старину Уинни можно понять — подумал Рузвельт — для него Стокгольм вполне может стать «лебединой песней». Поскольку всего через две недели в Англии парламентские выборы — и аналитики в Вашингтоне уверяют, что шансы потерять место премьера у Черчилля весьма высоки. А финансовое положение Британии явно оставляет желать лучшего — и английский электорат, надо думать, уже задает вопрос, а за что собственно воевали, «плохой парень Адольф» повержен, это конечно хорошо, но где послевоенный мир, который лучше довоенного? Была Империя, над которой солнце не заходило — и что осталось? Канада, Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка уже по существу, не британские, а американские сателлиты, замкнутые на товары из США, перевозимые на американских судах! Индию у япошек отбили — но до порядка там еще очень далеко, и вместо дохода в британскую казну, бывшая «жемчужина Империи» пока требует огромных расходов, а ведь война еще не кончена, надо Бирму, Малайю, Сингапур освобождать! В Африке вообще черт знает что творится, особенно на востоке, всяких там независимых чернокожих фюреров развелось, как блох на дворняге, ну прямо как в Мексике девятнадцатого века, когда любой главарь, за которым сотня головорезов, объявляет себя «генералом» и в упор не видит никой иной власти, кроме своей собственной. И эта зараза, «черные братья, режь белых» активно распространяется на запад, уже и в бельгийском Конго неспокойно — что неудивительно, если вспомнить как бельгийцы там относились к местному населению, руки у детей отрубали показательно, за плохую работу на шахтах и плантациях! А это очень нехорошо — согласно Атлантической Хартии, рынки колоний должны быть открыты для свободной торговли, но для того там хоть какой-то порядок должен быть! Чертовы итальяшки, с их походом на юг, «дойдем до Кейптауна» — дальше Кении не продвинулись, но в итоге в Африке оказалась куча оружия, и что еще хуже, значительная часть местного населения, худо — бедно обученная воевать! И полыхнуло так — что в Лондоне иные чины всерьез говорят о массированном применении боевой химии, иначе не усмирить — «а кто там уцелеет, тот снова станет нашим верноподданным». Бедный Уинни, был одним из строителей Империи — и видеть, как она падает в пропасть?
— Господин премьер — министр, похвально, что вы думаете об интересах всего человечества — произнес Сталин — ну а я по долгу обязан думать прежде всего об интересах своей страны. И хорошо помню, каким «мирным» соседом была та Польша, напавшая на нас в двадцатом. Да не только на нас — литовское Вильно, германская Силезия, чешский Тешин — это просто поразительно, как возможно такое, за неполные двадцать лет быть в ссоре абсолютно со всеми соседями. Теперь же я полагаю, будет по справедливости, если советский народ больше не станет ждать нападения от своей западной границы? И какое вам, собственно, дело до Польши — или вы из Лондона намерены Восточной Европой управлять? Или все-таки позволим польскому народу самим выбирать свою судьбу — включая правителей и политический строй?
— Господин маршал, а вы верите в свободное волеизлияние в окружении ваших штыков? И что при этом у власти окажутся те, кто действительно выражает желания польского народа?
Сталин усмехнулся. Небрежно протянул руку — в которую молчаливый помощник тотчас же вложил документ, извлеченный из папки.
— «Дейли телеграф», от 4 февраля. Где вы, господин премьер — министр, восторгаетесь наконец свершившимся выбором французского народа, после «временной военной диктатуры», не жалея хвалебных слов. При том, что на время выборов в Национальное Собрание, генерал Тассиньи держал Париж на осадном положении — не подскажете, от кого? И что за инциденты со стрельбой на улицах, с убитыми и ранеными? И несколько сотен лиц, без всякой вины, а лишь потому что были сочтены «подозрительными», были схвачены и брошены в тюрьмы — а в провинции, как ваши и французские газеты пишут, людей по списку на стадионы загоняли и держали там сутками, опять же без обвинений. В Польше же и в Народной Италии, где еще у нас выборы происходили, такого не было — никого превентивно не арестовывали, лишь за то, что они «не за тех».
— Вас неправильно информировали: на особом, а не на осадном положении — бросил Черчилль — причем войска применяли оружие лишь в крайнем случае, а обычно старались обходиться пожарными машинами и слезоточивым газом. А среди пострадавших есть не только смутьяны, но и солдаты. И большинство задержанных были все же отпущены, по истечении нескольких дней. Господин маршал, я отлично понимаю, что эта война слишком многое изменила в Европе. Но во избежание анархии я предлагаю принять за точку отсчета положение на 1939 год, и чтобы лишь созданная нами ООН выдавала мандат на любые изменения, после тщательного рассмотрения ситуации, и с проведением установленной процедуры.
— И как вы это представляете? — спросил Сталин — например, в Польше, раз уж речь о ней зашла, насильно посадить «правительство», ненавидимое подавляющим большинством населения настолько, что вы правильно заметили, никто не может дать гарантии безопасности тому же пану Миколайчику, если он решится приехать? А после решать, куда менять — и с большой вероятностью прийти к тому, что реально там сейчас? Никто не может отрицать, что Польская Объединенная рабочая партия из всех политических сил пользуется наибольшим авторитетом. Аналогично и по другим странам: если например, болгарский царь Борис разделил со своей страной судьбу все эти годы — то что скажет народу югославский или греческий король, соизволивший вернуться из эмиграции? Однако же, мы начали о Франции говорить. Скажите, как могло случиться, что ФКП, будучи одной из наиболее массовых французских политических партий не получила ни одного места в Собрании на выборах в контролируемых вами округах? Депутаты — коммунисты прошли на Юго — Востоке — но им всячески не давали приступить к своим обязанностям, чиня самые разнообразные препятствия по пути в Париж, устраивая провокации, арестовывая «для выяснения личности». А что за толпы вооруженных громил там избивают на улицах коммунистов и тех, кого считают «смутьянами», причем полиция безмолствует?
— Простите, господин маршал, но это сугубо внутренние французские дела!
— А разве я в этом сомневаюсь? — сказал Сталин — всего лишь хотел заметить, что если это «демократия», то очень плохой образец для подражания. И вам любой кто побывал сейчас в Германии подтвердит, что там куда больше порядка — заводы работают, население занято делом, в магазинах есть хлеб. Вообще, я предлагаю обратить на франко — германскую границу самое пристальное внимание, раз уж мы задались целью избавить мир от следующей войны. Вы согласны, что три больших европейских конфликта за семьдесят лет, это слишком много — так давайте же навеки разберемся, где там чье: Эльзас, Лотарингия, Саар! Плебисцит — и пусть люди сами решают, кто им ближе. И выведите наконец свои войска из Пфальца — а мы уйдем с востока Бельгии и Голландии.
Тут неугомонный британский премьер вспомнил про север Норвегии — по какому праву русские заняли территорию до Тронхейма, и не желают уходить? Строго говоря, это было не так — от Тронхейма до Буде советские, успев влезть отдельными гарнизонами и комендатурами, еще мирились с тем, что одновременно с ними на эту территорию вошли отряды норвежской «милиции» (прим. — «проанглийские» норвежцы, успевшие эмигрировать в Швецию и организованные там УСО в боевые отряды. В нашей реальности именно они после Петсамо — Киркенессой операции в октябре 1944 стали «прокладкой» между Советской Армией и немцами, на севере Норвегии — В. С.). Но от Буде на север СССР установил свою власть, целиком и полностью, заодно прибрав к рукам и Шпицберген! И король Норвегии уже открыто и во всеуслышание, не стесняясь в выражениях, обвинял Сталина в воровстве, и требовал от союзных Держав помочь восстановить законный порядок!
— Северная провинция, Финнмарк, это исторически русская территория, как Печенгский край, уступленный Финляндией — ответил Сталин — и отчего финны, напавшие на нас совместно с Гитлером, должны платить, а норвежцы, полноправно входившие в Еврорейх, нет? Ведь вы же именно это обстоятельство ставите в основу, требуя с французов просто астрономическую контрибуцию? Что до Шпицбергена, то его положение определялось, когда Россия, пребывая в Гражданской войне, не имела возможности отстаивать свои законные интересы. Теперь же статус этого архипелага будет определен более справедливо!
— Повторяется история с «Мэнскмэном»? — ядовито спросил Черчилль — «что с бою взято, то свято»?
Крейсер «Мэнксмен», один из «спасителей Мальты», получив в Средиземном море немецкую торпеду, с трудом был отбуксирован до Гибралтара (прим — соответствует нашей истории — В. С.), чтобы в мае сорок третьего оказаться там застигнутым немецким вторжением. Легкий крейсер — минзаг с ходом в сорок узлов (причем достигавшимся длительное время, без форсировки машин) показался ценным приобретением пресловутому адмиралу Тиле, который распорядился перетащить трофей в Тулон для восстановления. Где корабль, у стенки завода, был взят уже Советской Армией. Когда англичане узнали об этом, они затеяли с Москвой переписку на самом высоком уровне, требуя вернуть крейсер, ради уважения к британской морской традиции, никогда еще корабль Королевского Флота не ходил под чужим флагом! Русские же ответили, что поскольку объект спора на момент захвата числился в списках Кригсмарине, то является законным трофеем, принадлежность которого не может быть оспорена — «что с бою взято, то свято».