Вот пришел папаша Зю…
Шрифт:
— Нет! — Но тут же подумал, что быть может это наркоманка, а им безопаснее дать денег. И он опять заорал: — То есть да! Сколько?
— Пятёрка, — сказала тётка.
Костя дрожащими руками достал бумажник, вынул оттуда первую попавшуюся купюру и сунул тётке с мешком. Пока тётка рассматривала купюру, Костя вскочил и бросился наутёк.
— Эй, а утюг-то? — крикнула ему вдогонку тётка.
Но покупателя и след простыл.
Татьяна рассмотрела купюру — это была десятка, недоумённо посмотрела вслед чокнутому
«Может, мне по ночам ходить утюги продавать?»
Софокл жарит пельмени, а Чубайс занимается приватизацией
В одно воскресное утро жильцы коммунальной квартиры № 51 намертво задраились по своим комнатам, опасаясь выйти в коридор или — о ужас! — на кухню, потому что Софокл в очередной раз жарил пельмени, найденные им в помойке.
— Помоечная ты душа, Софка, — прикрыв нос пиджаком, на кухню вошёл Вовчик Железо.
— А чё, я ж не ворую, — защищался Софокл.
— Лучше воруй, да живи по-человечески! От тебя ж помойкой за версту несёт. Вонь на всю квартиру развёл.
— Ничё, я счас, быстро!
Наконец Софка унёс в комнату своё ароматное жаркое, и жильцы с опаской стали выползать из своих комнат, как после газовой атаки. Раиса Максимовна сделала себе и Михаилу Сергеевичу марлевые повязки.
— Неужели он это будет есть?! — с ужасом спросила она соседей через повязку.
— У него внутри всё проспиртовано, ни одна зараза не пристанет, — хмыкнул Вовчик Железо. — Перед едой ещё хряпнет.
— Какая антисанитария! — Раиса Максимовна закатила глаза над повязкой.
— Опять у меня Чубайс проклятый сосиски спёр! — раздался вдруг вопль Серёгиной.
Тут все обратили внимание на кота, который, воспользовавшись отсутствием на кухне народа, доедал в углу сосиску, ловко выдавливая её лапой из целлофана.
— Он их приватизировал! — заржал Вовчик Железо.
— У, ворюга рыжий! — погрозила Чубе кулаком Серёгина. — Когда подавишься уже, прорва? Чем я своих охломонов кормить буду?
— А зачем же вы, милочка, держите продукты на окне? — спросила из-под повязки Раиса Максимовна. — Нужно в холодильнике.
— Чего? — не поняла её Серёгина.
Раисе Максимовне пришлось повторить вопрос.
— А на какие шиши я его ремонтировать буду? — спросила Серёгина. — Уж год как сломался.
— Нужно же что-нибудь делать. Так жить нельзя! — заключила Раиса Максимовна, выкладывая на стол яйца и ветчину, принесённые из своего холодильника.
— Чего она там гудит? — обратилась Серёгина к Харите Игнатьевне, опять не расслышав Раису Максимовну.
— Говорит, что мы плохо живём, — пояснила мадам. — Говорит, нужно жить, как они с Михаилом Сергеевичем.
— Купил бы вола, да глядь — попа гола! — обозлилась Серёгина. — Угонишься за вами, как же!
— Ведь вы ещё довольно молодая женщина… простите, забыла ваше имя-отчество, — снова обратилась Раиса Максимовна к Серёгиной. — Вполне могли бы выйти замуж.
— Что? — опять переспросила Серёгина. — Да снимите вы свой намордник!
Раиса Максимовна, глубоко оскорблённая таким хамством, замолчала и занялась приготовлением завтрака супругу.
— Это где же вы, Раиса Максимовна, позвольте полюбопытствовать, всё время импортную ветчину в банках достаёте? — поинтересовалась Харита Игнатьевна, кося взглядом в сковородку Гробачёвых.
Раиса Максимовна, не ожидая, что ей придётся отчитываться за свои продукты перед соседями, растерялась.
— М… м… По случаю достала. Зашла в маг… в лавку, а там как раз ветчину выбросили, представляете?
— Давка была, небось? — сочувственно спросила Харита Игнатьевна.
— Да уж, пришлось постоять.
— И в вашем помойном ведре импортные упаковки валяются, — подозрительно заметила Серёгина. — Вчера банку из-под оливок видела.
— Это где же вы, Раиса Максимовна, такую лавку надыбали, что как ни прийдёте, вам импортный товар выбрасывают? — поинтересовалась Харита Игнатьевна. — Может, адресочек подскажете?
Раиса Максимовна испугано стрельнула глазами на восседающего у своего стола Вовчика Железо. Тот ковырял в зубах спичкой и был, казалось, ко всему безучастен. На самом деле по своей закоренелой привычке он всё сёк. Малейшие детали. И вопросы-ответы этих вобл сёк, и как Гробачиха глазами стреляет.
«Тэ-эк… очень интересно… Откуда это у простого советского пенсионера импортные продукты водятся? — разгрызая мощными челюстями ароматную спичку, размышлял он. — Это дело нужно проследить…»
А Раиса Максимовна, оскорбившись пуще прежнего, сосредоточилась на заливке яйцами обжаренных кусочков ветчины.
«Вот стервозные бабёнки, привязались, — думала она. — Нужно будет в комнате электроплитку поставить, там готовить. И как это упаковки от продуктов очутились в кухонном ведре? Наверное, Ми подвёл: он бывает таким рассеянным».
Выходя из кухни с шипящей сковородкой, Раиса Максимовна столкнулась с Наиной Иосифовной в переднике, идущей готовить завтрак для своей семьи.
— Здравствуйте, Наина Иосифовна, — промычала ей из-за повязки Раиса Максимовна.
Наина Иосифовна не поняла, но догадалась, что с ней, наверное, здороваются, и вежливо ответила.
«Всё-таки передник госпоже Ёлкиной идёт гораздо больше, чем драгоценности», — с иронией подумала Раиса Максимовна.
Ну какая Наина первая леди? Настоящей первой леди была только она, госпожа Гробачёва. И не скоро ещё будет у нас первая леди, равная ей. О, она просто рождена, чтобы быть первой. Во всём первой!