Шрифт:
Сьюзен Сонтаг
Вот так мы теперь живем
Сначала он просто худел, чувствовал недомогание, сказал Макс Эллен, и не обращался к врачу, вставил Грег, потому что ему удавалось сохранять относительно стабильный ритм работы, но курить бросил, заметила Таня, видимо, испугался или просто захотел, не отдавая себе в этом отчета, быть здоровым, или здоровее, или, может, просто вернуть несколько фунтов, сказал Орсон, потому что он сказал, продолжала Таня, что думал, будто полезет на стенку (все говорят, без этого не обходится), а обнаружил, к своему великому удивлению, что вовсе не страдает без сигарет, и упивался тем, что впервые за многие годы у него нет неприятных ощущений в легких. А врач-то у него хороший, захотел узнать Стивен, потому что ведь это безумие - не провериться, когда напряжение немного спало, после того как он вернулся из Хельсинки с конференции, даже если и почувствовал себя лучше. И он сказал Фрэнку, что сходит к врачу, хотя ему очень страшно, в чем он сознался Яне, да и кто бы на его месте не испугался, однако, как это ни странно, до недавнего времени он не беспокоился, как сам признавался Квентину, и только с полгода назад у него во рту появился металлический привкус паники, потому что тяжелая болезнь - это то, что случается только с другими людьми, обычное заблуждение, говорил он Паоло, для человека, который за свои тридцать восемь лет ни разу серьезно не болел; ипохондриком он, как уверяет Яна, не был. Разумеется, не волноваться трудно, волнуются все, но что толку паниковать, сейчас, сказал Квентину Макс, ничего другого не остается, только ждать и надеяться, ждать и соблюдать необходимые предосторожности, соблюдать необходимые предосторожности и надеяться. И если окажется, что он действительно болен, не стоит отчаиваться: сейчас появились новые средства, которые обещают сдержать неумолимое развитие болезни; ведутся исследования. Казалось, каждый по нескольку раз на неделе созванивается с остальными, чтобы обменяться новостями. Я никогда по столько часов не проводил у телефона, сказал Стивен Кэт, и после того, как мне позвонят двое или трое и сообщат что-то новое, я уже в совершенном изнеможении, но вместо того, чтобы отключить телефон и отдохнуть немного, я сам набираю номер очередного приятеля или знакомого, чтобы передать новости дальше. Я не уверена, что могу позволить себе так много об этом думать, сказала Эллен, и ловлю себя на мысли, что во всем этом есть что-то
В больнице настроение его вроде бы стало улучшаться, по словам Донни. Он казался бодрее, чем в последние месяцы, сказала Урсула, и похоже, страшную весть он встретил чуть ли не с облегчением, по словам Айры, напротив, как воистину нежданный удар, по словам Квентина, но едва ли можно было ожидать, что он будет всем своим друзьям говорить одно и то же, поскольку его отношение к Айре сильно отличается от его отношения к Квентину (так считает Квентин, который всегда гордился дружбой с ним) и, возможно, он полагал, что ничего с Квентином не случится, если тот увидит его в слезах, но Айра уверял, что это не может быть причиной того, почему он так по-разному обращается с каждым из них, и, вероятно, он чувствовал себя менее разбитым, и даже, наоборот, собравшим все силы на борьбу за жизнь в тот момент, когда его видел Айра, а когда вошел Квентин с цветами, его одолело чувство безысходности, это оттого, что цветы почему-то повергали его в дурное расположение духа, как Квентин уверял Кэт, потому что палата была вся завалена цветами, туда уже просто было не втиснуть ни одного цветочка, ну, это ты преувеличиваешь, с улыбкой сказала Кэт, цветы все любят. Да? А кто бы не преувеличивал в такое время, резко произнес Квентин. Тебе не кажется, что это в каком-то смысле тоже преувеличение? Само собой, мягко сказала Кэт, я просто тебя поддразниваю, вернее, я не хотела тебя дразнить. Я знаю, сказал Квентин со слезами на глазах, и Кэт обняла его и сказала: что ж, когда я пойду туда вечером, я не возьму цветов, а что он хочет, и Квентин сказал, если верить Максу, больше всего он любит шоколад. Может, он еще что-нибудь любит, спросила Кэт, я имею в виду, что-нибудь вроде шоколада, но не шоколад. Лакрицу, сказал Квентин высморкавшись. А кроме этого? А ты сейчас не преувеличиваешь, спросил Квентин с улыбкой. Да, ты прав, сказала Кэт, так если я хочу ему принести уйму всякой всячины, что еще, кроме шоколада и лакрицы? "Морские камешки", сказал Квентин.
Он не хотел оставаться один, как уверял Паоло, и очень много людей приходило к нему в первую неделю, а сиделка, родом с Ямайки, говорила, на этом этаже есть пациенты, которые были бы рады лишнему цветочку, и никто не боялся приходить, не то что раньше, подчеркнула Кэт специально для Эйлин, их теперь даже не отделяют от прочих больных, заметила Хильда, на дверях палаты нет предупреждения об опасности заражения, как было принято несколько лет назад, вообще-то у него палата на двоих, и он говорил Орсону, что старикан за занавеской (которому явно пора на тот свет, вставил Стивен) на самом деле даже не болен, так что, продолжала Кэт, ты бы правда сходила, проведала его, он будет очень рад тебя видеть, ему приятно, когда его навещают, ты ведь не потому к нему не заходишь, что боишься, правда? Да нет, конечно, сказала Эйлин, но я не знаю, что ему сказать, боюсь, что буду чувствовать себя скованно, а он обязательно это заметит и ему от этого станет хуже, так что никакого удовольствия я ему не доставлю, верно? Да он ничего не заметит, сказала Кэт, потрепав Эйлин по руке, и все совсем не так, не так, как ты себе представляешь, он не судит никого, и до того, что тобой движет, ему нет никакого дела, он просто радуется встрече с друзьями. Но я никогда, собственно, не была его другом, сказала Эйлин, ты его друг, ты всегда ему нравилась, ты говорила мне, что он с тобой беседует о Норе, я знаю, что я ему нравилась, он даже был мной увлечен, но он уважает тебя. Но, если верить Уэсли, причина, по которой Эйлин так редко приходила в больницу, была в том, что он никогда не мог полностью ей принадлежать, всегда у него уже кто-то сидел, а к тому времени, когда расходились одни посетители, успевали прийти следующие, она много лет его любила, и я понимаю, сказала Донни, какую горечь должна испытывать Эйлин, ведь если у него была когда-нибудь женщина-друг, с которой он не просто спал время от времени, а женщина, которую он по-настоящему любил, - и бог мой, сказал Виктор, как он сходил с ума по Норе, те, кто давно его знают, помнят, какая это была трогательная пара, два угрюмых ангелочка, - то, уж во всяком случае, это не она.
И когда те его друзья, которые приходили к нему каждый день, отловили в коридоре его лечащего врача, Стивен задавал наиболее грамотные вопросы, поскольку его знания основывались не только на тех историях, которые несколько раз в неделю печатает "Таймс" (Грег уверял, что бросил их читать, потому что больше просто не в силах), но еще и на публикациях в медицинских журналах, выходящих у нас, и в Англии, и во Франции, и был лично знаком с одним из ведущих парижских специалистов, автором широко известных исследований в этой области; но и тот сказал не намного больше, чем лечащий врач, которая ограничилась обычными отговорками: пневмония не угрожает жизни, лихорадка проходит, он, разумеется, еще очень слаб, но антибиотики действуют положительно, и ему придется провести в стационаре как минимум двадцать один день под капельницей, а потом можно будет начать новый курс лечения - она оптимистично оценивала возможность получить у него согласие; когда Виктор сказал, что раз у него нет аппетита (он всем говорил, когда его умоляли поесть, что у больничной еды какой-то странный металлический привкус), то, наверное, не надо приносить ему столько шоколада, врач только улыбнулась и ответила, что в таких случаях душевное состояние больного - фактор не менее важный, и если от шоколада он чувствует себя лучше, то и вреда тут никакого быть не может, Стивена это насторожило, как он потом признавался Донни, потому что хочется все-таки верить обещаниям и запретам современной медицины, вооруженной высокими технологиями, а тут успокаивающе сдержанный специалист по этому заболеванию, эта седая женщина, которую цитируют в печати, говорит как старомодный деревенский лекарь, который уверяет родных больного, что чай с медом и куриный бульон не менее важны для успешного выздоровления, чем пенициллин; возможно, это означает, сказал Макс, что они еще только прикидывают, как его лечить, и сами пока толком не знают, что делать, или, что вероятнее, вмешалась Ксавье, они просто ни черта не знают, а вот это правда, а что уж точно правда, сказала Хильда, бередя рану, так это то, что нет у них, у врачей, никакой надежды.
Нет, нет, сказал Льюис, этого не может быть, погоди, я не могу в это поверить, ты точно знаешь, то есть они точно знают, они сделали все анализы, не зря значит, когда зазвонил телефон, я побоялся подойти, подумал, что сейчас мне скажут: еще кто-нибудь заболел; но неужели Льюис действительно до вчерашнего дня ничего не знал, вспыхнул Роберт, что-то мне не верится, об этом все говорили, быть того не может, чтобы никто не звонил Льюису; скорее всего, Льюис все знал, но по каким-то соображениям притворялся, будто впервые слышит, потому что, напомнила Яна, разве не сам Льюис говорил Грегу примерно месяц назад, да и не одному Грегу, что он плохо выглядит, похудел, и Льюис встревожился и повторял, что неплохо бы ему показаться врачу, так что не может для него это быть полной неожиданностью. Да уж, все теперь переживают за всех, сказала Бетси, вот как мы живем, так мы теперь живем. И кроме всего прочего, они когда-то были очень близки, ведь у Льюиса до сих пор есть ключи от его квартиры, вы же понимаете, что после разрыва не забирают ключи только отчасти в надежде на то, что человек может вдруг завалиться в гости, спьяну или в минуту душевного подъема, как-нибудь под вечер, но в основном потому, что умнее иметь несколько комплектов ключей в городе, коль ты живешь один, на самом верху дома, который раньше занимали разные конторы и где никогда не будет швейцара или хотя бы консьержа, кого-нибудь, у кого можно спросить запасные ключи поздно ночью, если вдруг потерял свои или дверь захлопнулась. У кого еще есть ключи, спросила Таня, это я к тому, чтобы кто-нибудь заскочил туда завтра перед тем, как идти в больницу, и принес какие-нибудь его сокровища, потому что на днях он жаловался, сказал Айра, что в больничной палате ужасная скука и у него такое впечатление, что его заперли в номере мотеля, и все сразу начали рассказывать разные смешные случаи про номера в мотеле, а после анекдота Урсулы про "Лакшари баджет инн" в Скенектади вокруг его кровати стоял громовой хохот, а он молча смотрел на них, лихорадочно блестя глазами, и все это время, вспомнил Виктор, жевал этот проклятый шоколад. Но, по словам Яны, которая с помощью ключей Льюиса проникла в его холостяцкую берлогу в поисках какого-нибудь утешительного художественного средства, чтобы оживить немного палату, византийской иконы, которая висела над кроватью, на месте не оказалось, это было непонятно, пока Орсон не припомнил, как он без сожаления (Грег утверждал обратное) рассказывал, что мальчик, от которого он недавно отделался, украл ее вместе с четырьмя коробками лакрицы, как будто их так же легко продать на улице, как телик или стерео. Но он всегда был очень щедр, тихо сказала Кэт, и, хотя любил красивые вещи, никогда всерьез к ним не привязывался, сказал Орсон, что нетипично для коллекционера, пояснил Фрэнк, и когда Кэт затряслась и на глаза у нее навернулись слезы, Орсон спросил с тревогой, может, он, Орсон, сказал что-нибудь не так, она указала им на то, что они заговорили о нем в прошедшем времени, начали вспоминать, каким он был, за что они его любили, как будто он уже весь вышел, кончился, стал просто частью прошлого.
Наверное, он устает от посетителей, сказал Роберт, который, как не могла не заметить Эллен , сам приходил в больницу всего два раза и, возможно, искал оправданий нерегулярности своих посещений, но и сомнений нет, по словам Урсулы, что настроение у него упало, хотя врачи ничего огорчительного не говорили, и он, по-видимому, предпочитает на несколько часов в день оставаться в одиночестве; и Донни он сказал, что начал вести дневник, впервые в жизни, потому что хочет фиксировать изменение своей реакции на этот удивительный поворот событий, отражать действия врачей, записывать, кто к нему приходит каждый день и обсуждает у его изголовья состояние его тела, и что не так уж важно, что именно он там пишет, почти ничего, с горечью сказал он Квентину, кроме обычных банальностей о страхе и изумлении - почему такое случилось с ним, с ним тоже, плюс обычное раскаяние в прошлых ошибках, простительные суеверия, перемежаемые решениями жить лучше, значительнее, больше времени уделять работе и друзьям, не принимать так близко к сердцу, что о нем думают люди, вперемешку с уговорами себя в том, что в его положении воля к жизни значит больше, чем все остальное, и что, если он действительно хочет жить, верит в жизнь и любит себя (прочь,
Не надо придавать значения побочным эффектам, сказал Стивен (в разговоре с Максом), не понимаю, почему тебя это так беспокоит, любое серьезное лечение чревато побочными эффектами, это неизбежно, ты хочешь сказать, что в противном случае лечение неэффективно, вставила Хильда, в любом случае, сварливо продолжал Стивен, если сказано, что бывают побочные эффекты, это вовсе не означает, что они будут у него, или все, или некоторые. Это просто перечень всех возможных неприятностей, потому что врачи вынуждены перестраховываться, так что они придумывают самый худший сценарий, но ведь именно это с ним и происходит, и со многими другими, перебила Таня, самый худший сценарий, катастрофа, которую никто и представить себе не мог, это слишком жестоко, а разве бывает вообще хоть что-нибудь без побочных эффектов, поддел их Айра, даже мы все не что иное, как побочный эффект, но мы-то уж не такой страшный побочный эффект, сказал Фрэнк, он любит, когда вокруг много друзей, да мы и друг другу помогаем; потому что его болезнь склеила нас всех одним клеем, задумчиво проговорила Ксавье, и какими бы ни были ревность и обиды, которые заставляли нас в прошлом не доверять друг другу или сердиться друг на друга, когда случается что-нибудь такое (небо падает! небо падает!), начинаешь понимать, что для тебя по-настоящему важно. Я согласен с тобой, Цыпленок, говорят, сказал он. Но не кажется ли тебе, заметил Квентин Максу, что мы стали так близки ему и выкраиваем время, чтобы забежать в больницу, в стремлении защититься еще надежнее, вот мы - нормальные, ничем не больны и болеть не собираемся, как будто то, что случилось с ним, не может случиться с нами, тогда как есть вероятность, что вскоре один из нас окончит свои дни там же, где сейчас он, возможно, он испытывал сходные чувства, когда был в когорте навещавших Зака этой весной (вы ведь не знали Зака?), по словам Кларис, вдовы Зака, он не слишком часто к нему заходил, говорил, что терпеть не может больниц, и не замечает, чтобы Заку становилось лучше от его визитов, и что Зак мог понять по его лицу, как он неуютно себя чувствует. Ага, и он такой же, сказала Эйлин. Трус. Как и я.
И после того как его отпустили домой и Квентин вызвался переехать к нему, чтобы готовить еду и отвечать на звонки и чтобы держать в курсе дел его мать, живущую в Миссисипи, а главное, разумеется, не дать ей прилететь в Нью-Йорк, взвалить свое горе на сына и вдобавок разрушить привычный ход вещей своей назойливой помощью, он мог час-другой посвящать своей монографии, в те дни, когда не настаивал на походе в кафе или в кино, которое его утомляло, он казался бодрым, по мнению Кэт, аппетит у него был хороший, и вот что он сказал, доложил Орсон, он согласен со Стивеном, что для него сейчас самое главное - быть в форме, он ведь борец, верно же, он перестанет быть собой, если не будет бороться, а готов ли он к великой борьбе, риторически спросил Стивен (о чем Макс рассказывал Донни), а он сказал: еще бы, а Стивен добавил: могло быть гораздо хуже, заболей ты два года назад, но теперь с этой заразой бьется столько ученых, американская команда и французская тоже, все вон из кожи лезут, чтобы получить через пару лет Нобелевскую премию, вот и все, что от тебя требуется, - оставаться здоровым еще год-другой, а там уже подоспеет хорошее лекарство, настоящее лекарство. Он говорит: да, сказал Стивен, время я выбрал удачно. А Бетси, которая десять лет то штурмовала диету долголетия, то забрасывала ее, привела к нему японского специалиста, чтобы тот его осмотрел, но, слава богу, сообщила Донни, ему хватило ума отказаться, зато он согласился, чтобы его посмотрел рентгенолог, которого привел Виктор, хотя чего тут просвечивать, сказала Хильда, когда суть этого метода заключается в том, чтобы увидеть контуры болезни, ее края, увидеть ее целиком, здесь сильнее, там слабее, как нечто, имеющее границы, что-то, чему ты являешься хозяином, в том смысле, что ты мог этого не допустить, в то время как эта болезнь была слишком всеобъемлюща; или будет, сказал Макс. Но главное, сказал Грег, что он не согласился на диету долголетия, которая может быть безвредной для толстушки Бетси, но для него, и всегда-то худого от всех этих сигарет и прочей химии, подавляющей аппетит, которой он годами травил свой организм, будет просто губительной; едва ли сейчас самое подходящее время, заметил Стивен, заниматься очищением своего организма и исключать из рациона биодобавки и другие примеси, которые мы жизнерадостно или не очень жизнерадостно поглощаем, покуда здоровы, здоровы в меру своих возможностей; только до тех пор, сказал Айра. Мне бы очень хотелось, тоскливо сказала Урсула, увидеть, как он ест мясо с картошкой. И спагетти с соусом из морских моллюсков, добавил Грег. И пышный, богатый холестерином омлет с копченой моццареллой, предложила Ивонна, которая прилетела на выходные из Лондона, чтобы его повидать. Шоколадный торт, добавил Фрэнк. Только не шоколадный торт, сказала Урсула, он и так ест слишком много шоколада.
И когда, конечно, не сразу, но всего лишь через три недели, его включили в список тех, кому назначено новое лекарство, что потребовало значительного закулисного давления на врачей, он стал меньше говорить о своей болезни, как уверяла Донни, что Кэт считала хорошим признаком, признаком того, что он больше не ощущает себя жертвой и чувствует не то, что у него болезнь, а, скорее, то, что он живет с болезнью (так, кажется, звучит клише), более конструктивный подход, сказала Яна, как бы сосуществование, подразумевающее, что это нечто ограниченное во времени, но чем ограниченное, сказала Хильда, и потом, ты сказала что-то про больницу, Яна, я слышала слово "обход". Но утешает то, настаивал Стивен, что впервые с начала болезни, по крайней мере с того момента, как он наконец согласился позвонить врачу, он стал спокойно произносить вслух ее название, произносить часто и свободно, как будто это просто слово, такое же, как мальчик, или галерея, или сигарета, или деньги, или дело, по делу и не по делу, встрял Паоло, потому что, продолжал Стивен, когда человек называет болезнь по имени, это признак выздоровления, признак того, что он согласен быть тем, кто он есть, смертным, уязвимым, что он не избранный, не исключение из правил, в конце концов, это говорит о том, что человек хочет, действительно хочет бороться за свою жизнь. И мы тоже должны произносить это слово, и почаще, добавила Таня, мы не должны давать ему повод думать, что уступаем ему в честности, мы уже попытались быть честными и можем продолжать в том же духе. Похоже, все знают, как ему помочь, отозвался Уэсли. В каком-то смысле ему повезло, сказала Ивонна, которая решила в Нью-Йорке свои проблемы со складом и вечером улетала в Лондон, еще как повезло, едко заметил Уэсли, его никто не избегает, продолжала Ивонна, никто не боится его обнимать и целовать в губы, у нас в Лондоне, понятное дело, еще до этого не дошли, мои знакомые, люди, которым вроде бы даже отдаленно ничего не угрожает, так они просто в ужасе, но я потрясена вашим общим спокойствием и благоразумием, ты называешь это спокойствием, спросил Квентин. Но должен признаться, говорят, он сказал, я перепуган страшно, мне стало трудно читать (а вы ведь знаете, как он любит читать, вставил Грег; да, чтение - это его телевидение, сказал Паоло) или думать, но я не впадаю в истерику. А вот я просто в истерике, сказал Льюис Ивонне. Но вы можете сделать что-нибудь для него, и это замечательно, как бы я хотела побыть здесь подольше, ответила на это Ивонна, это просто прекрасно, эта утопия дружбы, которую вы вокруг него развернули (довольно жалкая утопия, сказала Кэт), так что болезнь, подытожила Ивонна, остановилась в своем развитии. Да, но тебе не кажется, что нам теперь стало как-то уютнее с ним, с его болезнью, сказала Таня, потому что воображаемая болезнь во сто крат хуже, чем настоящая, для того, кого мы все любим, и каждый из нас по-своему болеет. После того как он заболел, эта болезнь потеряла для меня мистический ореол, сказала Яна, я уже не была так напугана и ошарашена, как раньше, когда до меня доходили слухи о чьих-нибудь знакомых, которых я никогда не видела. Но ты ведь знаешь, что тебе эта болезнь не грозит, сказал Квентин, на что Эллен ответила, что, по ее мнению, дело, не в этом, да это еще не факт, мой гинеколог говорит, что все рискуют, все, кто ведет половую жизнь, поскольку секс - это та цепь, которая связывает каждого из нас со многими другими, а теперь огромная цепь жизни стала также и цепью смерти. Для тебя все не так, как для меня, Льюиса, или Фрэнка, или Паоло, или Макса, я все больше и больше боюсь, и у меня для этого есть все основания. Я не думаю о том, угрожает мне что-нибудь или нет, сказала Хильда, я знаю, что мне было страшно, когда человек, которого я знаю, заболел, я боялась того, что мне предстоит увидеть и почувствовать, и в первый раз после того, как я побывала в больнице, я испытала огромное облегчение. Я больше не буду бояться, никогда; он, казалось, ничем от меня не отличается. Так оно и есть, сказал Кевин.
По словам Льюиса, он чаще говорил о тех, кто чаще его навещал, и это естественно, сказала Бетси, я думаю, он даже ведет счет визитам. А среди тех, кто приходил или справлялся ежедневно по телефону, в этаком узком кругу набравших больше всего очков, все равно продолжается соревнование, вот что действует мне на нервы, призналась Бетси Яне; все время эта вульгарная гонка за место у кровати смертельно больного, и хотя мы все до мозга костей стали образцом добродетели от сознания собственной преданности (ты говори за себя, сказала Яна), такой беззаветной, что выкраиваем для него время если не каждый день, то через день, но некоторые из нас уже сошли с дистанции, заметила Ксавье, разве мы при этом не приобретаем, по крайней мере, столько же, сколько он. А разве да, сказала Яна. Мы соревнуемся за знак его особого расположения, каждый из нас ревниво ловит намеки на благосклонность, хочет чувствовать себя самым долгожданным гостем, самым близким и родным, и таковыми оказываются, конечно, те, у кого нет законной половины, детей или официального постоянного любовника, словом, сложилась иерархия, которую никто не посмеет оспаривать, продолжала Бетси, таким образом, мы стали членами его семьи, сами того не ведая, не имея официальных титулов и рангов (мы, мы, проворчал Квентин); а можно ли сказать, хотя некоторые из нас, Льюис, Квентин, Таня и Паоло, выделяются из общей массы, как бывшие любовники, все мы в разной степени его друзья, кого он предпочитает остальным, спросил Виктор (теперь он говорит "нас", разозлился Квентин), дело в том, что временами мне кажется, что он гораздо охотнее увидел бы Эйлин, которая приходила только три раза, два раза в больницу и один раз, когда он уже был дома, чем нас с вами; но, по словам Тани, разочарованный тем, что Эйлин не приходит, он на нее злится, хотя, если верить Ксавье, он не был уязвлен, но покорился, смирился с отсутствием Эйлин, как будто он большего не заслуживает. Но он очень рад гостям, сказал Льюис; он говорит, что, когда нет компании, его клонит в сон, он и спит (по словам Квентина), а потом, когда кто-нибудь приходит, встряхивается, важно то, что он никогда не чувствует себя одиноким. Но, сказал Виктор, есть один человек, о котором он давно ничего не слышал, а возможно, хочет услышать больше, чем о ком-либо из нас, но она ведь не исчезла совсем, даже сразу после того, как ушла от него, и он знает точно, где она теперь живет, сказала Кэт, он мне говорил, что звонил ей в сочельник, а она сказала, как приятно тебя слышать, счастливого Рождества, и он был в ярости, он презирал ее, по словам Эллен (а чего вы еще от нее ожидали, сказал Уэсли, она перегорела), но Кэт гадала, уж не позвонил ли он ей среди бессонной ночи, какая у нас разница во времени, а Квентин сказал, нет, вряд ли, я думаю, он не хотел, чтобы она знала.