Вовка в Троеклятом
Шрифт:
Увидев нас, неунывающий ворон поспешил осведомиться:
— Мне лететь, бар-ранов собир-рать?
— Это еще зачем?
— Уж очень они любят на новые вор-рота смотр-реть. Часами могут любоваться. А для кого еще Емеля так постар-рался?
Мы с Яной одновременно посмотрели в окно. И на некоторое время уподобились тем самым баранам. Молча смотрели на новые ворота, появившиеся на месте разбитых Муромцем. Самого богатыря не было.
— А где Илюха?
— Еще ночью ушел. Он когда пьяный шебутной.
— Что делать будем?
— Сначала похмелитесь, потом
Так и сделали. Позавтракали. Мозги заработали гораздо лучше.
— Ну так как, опять на штурм? — Без особого энтузиазма спросил медведь.
Услышав слово «штурм» близнецы еще больше помрачнели и стали ронять посуду.
— А что он даст? Ну, найдем Муромца, опять он нам проход проделает, разбегутся гвардейцы. И будут снова гадости творить. Кстати, где Федот?
— Очередная измена. Во дворце.
— Нет, так не годится. Надо эту братию выкуривать окончательно. Полностью очищать дворец. Только как? — Яна была озабочена не меньше нашего.
Я уже знал, что колдовство применять ни Яна, ни Яга, ни Хоттабыч не будут. Пока во дворце есть хоть один колдун. Существовало какое-то непонятное для меня табу. Об этом я узнал, когда шли лягушки, а мы с Ягой укрывались от «непогоды» в отеле. На мой вопрос, почему она стала сначала бить, а потом царапать Чернокнижника, вместо простенького заклинания, ведьма долго и путано объясняла про неписаные правила, сложившиеся традиции и прочие непонятные для непосвященного вещи. На мой вопрос, что, мол, как это получается, мерзкого Чернокнижника нельзя заколдовывать, а Клару можно, ведьма ответила, что это дела семейные и вполне допустимые. Толком я так ничего и не понял.
Тут в моей повеселевшей голове появилась идея. Только я не спешил делиться ею с друзьями. Подумал, что забракуют. Я и сам бы забраковал, предложи такое кто-нибудь другой.
— А где Яга с Хоттабычем?
— С Хоттабычем. — Логично ответил Серенький. — Скоро подойдут.
— А Васька и Марго?
— Васька с Марго. Тоже попозже будут.
— Ну, пока все не собрались, я пролечусь, на Город посмотрю.
Яна с подозрением посмотрела на меня, но я состроил самую безобиднейшую физиономию, на которую только был способен.
— Одного не пущу.
— Я с ним! — Мгновенно вызвался Карл. — Лучшего гида не найти! Все достопр-римечательности знаю!
Еще чуть-чуть поразмышляв, Яна махнула рукой, мол, делайте, что хотите.
Через пять минут я уже стартовал с шапкой-невидимкой в кармане и Карлом на плече.
— Вовка, мне ср-рочно тр-ребуется твой совет.
— Слушаю тебя, — я отлично понимал, что на самом деле Карлу был нужен не совет, а возможность выбрехаться.
— Дело весьма деликатное. Ты же знаешь, Васька хоть и кот, а все р-равно мне др-руг. И я не знаю, р-рассказывать ли ему одну легенду, чисто случайно ставшую мне известной. Р-речь идет о моем далеком пр-редке и дальних сор-родичах нашего кота.
Давным-давно это было. Объявился злой и вр-редный охотник. Еще хлестче Емели. Взялся он извести весь р-род Васькиных кузенов — степных р-рысей. И этот паскудник почти пр-реуспел. Осталась одна пар-ра на всем белом свете. Подлый убивец неотступно пр-реследовал последних пр-редставителей угасающей ветви семейства кошачьих. Однажды самец вступил со злодеем в нер-равное единобор-рство. Был р-ранен, но ухитр-рился выдр-рать один глаз охотнику. Уж не помню какой, пр-равый или левый. Но это не важно. Суть в том, что в р-решающий момент злыдень был одноглазый. Пр-редставь кар-ртину: р-раненый р-рысь лежит, самка ощетинилась, готовая пр-ринять последнее ср-ражение. И она уже на мушке ар-рбалета. Еще мгновение, и случится непопр-равимое.
И тут в безоблачном небе появляется мой пр-редок. Конечно, пеликану было тр-рудно пр-ромахнуться в Емелю, имея такой объем желудка и соответствующий р-растр-руб. Пер-ред моим сор-родичем стояла более тр-рудная задача, пр-рактически невыполнимая. Но мой гер-роический пр-редок сумел-таки с ней спр-равиться. Учитывая скр-ромные вор-роньи возможности в этом плане, он пр-роделал, можно сказать, ювелир-рную р-работу. Со снайпер-рской точностью он послал свой единственный зар-ряд пр-рямо в глаз охотнику, основательно залепив его. Ар-рбалетный болт ушел в молоко, а р-разъяр-ренная самка, чудом спасенная, в клочья р-разодр-рала своего пр-реследователя. Ты же знаешь, что все бабы стер-рвы, будь они птичками или кошечками.
Таким обр-разом и была спасена популяция степных р-рысей. Вот я и думаю, пер-ресказывать эту быль Ваське или скр-ромно пр-ромолчать?
Задумчиво закончил свой рассказ Карл, ненавязчиво переведя его из случайно услышанной легенды в начале, в неоспоримую быль в конце повествования.
— А ты уверен, что именно так все и было? — Я чувствовал, что в рассказе кроется какой-то подвох, но не мог понять, чего ради, вообще, ворон вспомнил (а, скорей всего только что придумал) эту историю.
— Конечно! Эти р-рыси для увековечения этого события даже именоваться по-др-ругому стали. С тех пор-р они — кар-ракалы… Вот. Иначе, чего р-ради, им так называться?
— А тот героический ворон случайно не мой хороший знакомый?
— Понимаешь, я даже не увер-рен, что Васька повер-рит в подвиг моего далекого пр-редка, а уж что касается меня… Хотя, я больше не имею пр-рава скр-рывать от тебя истину. И какой смысл лукавить, если ты сам обо всем догадался?
— У меня тут еще одна догадочка появилась. Ты случайно с песчаными дюнами или барханами детишек не крестил?
— Совер-ршенно не понял вопр-рос…
— Просто я пустыню одну знаю, Каракумы называется…
— Значит ты мне не повер-рил… А уж Васька и дослушивать до конца не станет. Такова участь всех, кто пытается донести до обывателя истину. Я даже ни гр-раммулечки не обижаюсь. Р-рано или поздно пр-равда востор-ржествует. Тем более по пр-рошествию вр-ремени гр-рань между р-реальным фактом и художественным вымыслом стир-рается. У меня есть ар-ргументы в пользу моей вер-рсии. Наименование степных р-рысей. Что-то я ни р-разу не слышал, чтобы птички назывались р-рысекалами или котокалами… А, как, говор-ришь, пустыня называется?