Вояж с морским дьяволом
Шрифт:
«Как там по правилам? – лихорадочно вспоминала Татьяна. – После двадцати восьми недель лететь можно только по справке от врача, с печатью и угловым штампом. А предельный срок, когда пускают на борт, – тридцать шесть недель. А у этой сколько?..»
Она впилась глазами в живот пассажирки. Та почувствовала ее взгляд, попыталась втянуть свое безразмерное пузо, подправить его руками – и вдруг негромко охнула. Очень, очень подозрительно.
А молодой человек обнял свою спутницу за плечи, и до Татьяны донеслось:
– Relax, honey! This is a great day! [17]
Еще
И едва Таня вслед за всеми пассажирами вскочила на борт, тут же бросилась к напарнице:
– Кристин! На борт беременная влезла! Очень сильно беременная! Посмотри! Места девятнадцать, «б», «цэ».
– Во, блин! – нахмурилась Кристина.
И поспешила во второй салон.
Таня наблюдала за ней сквозь щелку в шторках. Вот Кристина подошла к девятнадцатому ряду. Заговорила с пассажирами – беременная особа при этом зачем-то вскочила на ноги, а мужчина извлек из холщовой торбы, заменяющей ему ручную кладь, какую-то бумагу. Затем, орлиным взором заметила Таня, в руки Кристины перекочевали две визитные карточки, а далее последовал еще один быстрый, неуловимый жест – и в ладонь старшей стюардессы упала купюра. Достоинства, конечно, издали не разглядеть, но цвета – явно зеленого. Значит, поняла Садовникова, она не ошиблась – и разрешенными тридцатью шестью неделями здесь даже не пахнет.
Кристина же, когда вернулась к молодой помощнице, горячо заговорила, что Татьяна зря развела панику. Что она, мать троих детей, уж в этом деле разбирается. Срок у пассажирки, как и написано в справке, всего семь месяцев, живот не опустился, поэтому преждевременные роды абсолютно исключаются.
– К тому же лететь всего час, – закончила свой фальшивый монолог Кристина. – Если и начнет рожать – все равно не успеет.
– Тебе видней, – не стала спорить Садовникова.
– Ну так и не сиди колодой. Делом займись. Я, что ли, багажные полки проверять буду?
Ясное дело, не будешь. Смотреть, не насовали ли пассажиры в ящики для верхней одежды тяжеленных бутылок, занятие неблагодарное. Потому что суют – самым наглым образом. И вынимать, переставлять, как положено, под сиденье, отказываются. А потом, при жесткой посадке, сами же и получают по голове собственными бутылками. Одну известную фигуристку шампанским так по башке шарахнуло, что она потом три месяца по больницам провалялась.
И особенно вредные – бизнесмены. Сумки в багаж принципиально не сдают, чтобы по прилете времени не тратить, вся кладь висит над головами, а стюардессам – отвечай. Таня, пока салон обошла, чуть ли не с каждым поругалась. А один вообще до такой степени свой отсек набил, что даже пальто не поместилось, сплошные сумки. Еле уговорила разгрузить. Но пальто в ящик над головой положить он все равно отказался:
– Да вы что, девушка, обалдели? Это ведь «Армани», если по
Татьяна же в ответ фыркнула:
– Если помнется, значит, точно с рынка. Настоящему «Армани» это не грозит.
– Да что вы понимаете в модельной одежде! – снисходительно фыркнул пассажир.
Но пальто в багажный отсек все же засунул.
А Таня про задаваку-бизнесмена уже забыла – как раз подошла к странной парочке в холщовых балахонах. И снова заволновалась. Потому что услышала, как молодой мужчина говорит своей спутнице:
– Зайка, но ты ведь веришь Мадлене! А она клялась, что это минимум двенадцать часов!
– Мне просто так бо… – простонала в ответ девушка с косичками.
Увидела Татьяну, осеклась, закусила губу.
«Ох, будет у меня в первом же полете прецедент , – мелькнуло у Садовниковой. – А я ведь то занятие, когда про роды рассказывали, прогуляла за полной его бесполезностью… Вот тебе и бесполезность…»
Впрочем, она тут же себя успокоила. В конце концов, Кристина – мать троих детей и вообще тертый калач. Да еще и взятку от подозрительных пассажиров получила. Пусть, если что, сама отдувается.
И Таня, радуясь, что удалось без особых скандалов разгрузить полки для ручной клади, помчалась в начало салона. Люк уже задраили, самолет с минуты на минуту тронется, а они с Кристиной еще спасательное оборудование не демонстрировали. И газеты не разнесли.
Опытные парашютистки на взлете в отличие от пассажиров не дрожат, и, пока набирали высоту, Тане удалось минуток на пять вздремнуть. А проснулась она оттого, что ее лихорадочно трясли за плечо. Открыла глаза – а это давешний юноша в холщовом балахоне. Глаза дикие. Руки прыгают. Голос дрожит:
– Жена рожает!
Таня тут же бросила взгляд на Кристину, дремавшую в соседнем кресле. Та неохотно открыла глаза. Посмотрела на табло – оно еще светилось – и немедленно напустилась на пассажира:
– Вы почему ходите во время взлета?!
– Как я могу сидеть?! – взвился тот. – У нее воды отошли! И схватки каждые три минуты!
– Та-ак… – зловеще протянула Кристина. И в сердцах выдохнула: – А кто меня уверял, что все будет в порядке?!
– Но я же вам дал… так сказать, за хлопоты… – смущенно косясь на Татьяну, забормотал юноша.
– Идиоты, господи, какие идиоты! – схватилась за голову Кристина. – Дома на таких сроках надо сидеть!
– Но Мадлена сказала, что, наоборот, это полезно! – виновато, как нашкодивший школьник, молвил юноша. – Она учила, что в разреженном воздухе схватки легче проходят…
– И кто же эта Мадлена? – прищурилась старшая стюардесса.
– Наша… в смысле, жены… духовная акушерка, – опустил голову молодой человек.
– Минуточку! – встряла Татьяна. – А вы, случайно, не эти… Секта такая есть… Чтобы рожать в воздухе?!