Война 1870 года. Заметки и впечатления русского офицера

Необыкновенные и быстрые успехи пруссаков в первый период кампании, ряд небывалых в военной истории поражений армий второй Французской империи, которые, почти в полном их составе, сдались военно-пленными германским войскам, — изумили Европу и встревожили все мыслящие умы. Чем объяснить эти поразительные факты? — как могло случиться, что военная слава Франции, созданная веками, рассеялась, как дым, от нескольких ударов, недавно возникнувшей в Европе силы?

Поражения австрийцев в кампанию 1866 года объяснялись, преимущественно, превосходством вооружения прусской пехоты — пресловутым игольчатым ружьем, и мы видим, что, вслед за Кенигсгрецким погромом, все европейские государства, — даже Турция, обыкновенно столь неподатливая на нововведения, — одно за другим спешат перевооружить свою пехоту

и истрачивают громадные суммы на возможно быстрое приобретение этого, будто бы всеспасающего средства. Но, что же оказывается в настоящую войну? Магические свойства игольчатого ружья намного умалились: ряд недавних битв осязательно доказал, что ружья Шасспо, которыми вооружена Французская армия, имеют явное преимущество перед прусскими игольчатыми ружьями и по дальности и по настильности выстрела. Кроме несомненного превосходства ручного огнестрельного оружия, французские войска, которые, по общим отзывам, как их офицеров, так и врагов, — дрались как львы, — имели еще картечницы, действовавшие, в некоторых случаях, с необыкновенною силою. Не смотря, однако же, на все это, последняя прусско-французская борьба представляет два, беспримерные в летописях народных распрей, факта, — капитуляцию Седана и капитуляцию Метца, — далеко оставившие за собою все, что может нам напомнить в этом отношении военная история. Знаменитая капитуляция Мака при Ульме совершенно теряет свое значение при факте, где 80 000 и 170 000 армии принуждены победителем пройти под ярмом.

Чем же, наконец, можно объяснить эти поразительные успехи Пруссии, особенно при видимом превосходстве противника в ручном огнестрельном оружии?

В том-то и дело, что война, по словам Жомини, — великая драма, в которой, с большею или меньшею силой, действуют тысячи нравственных и физических причин, и которую невозможно подчинить никаким математическим расчетам. [1]

В виду того живого интереса, с каким наше общество следит за всеми фазами кровавой борьбы двух народов — представителей Европейской цивилизации, — нам хотелось бы разъяснить хотя отчасти, ряд тех явлений, которые в особенности содействовали необыкновенным успехам прусского оружия в первый период кампании.

Мы говорим, в первый период кампании, так как непосредственно за Седанскою катастрофою люди, захватившие в свои руки власть и, под именем правительства народной обороны, управляющие ныне Франциею, — необыкновенными усилиями, без кадров, почти без офицеров и генералов, собрали новые армии, которые, при самом несовершенном вооружении — ружьями всевозможных систем, скупленными на рынках Европы и Америки, — до сих пор мужественно держатся против неприятеля, защищая боевую славу Франции, целость и достоинство родины. Тем не менее, капитуляции Седана и Метца представляют собою явления такой поразительной величины и такого значения, каких военная история никогда еще не имела случая заносить на свои страницы.

Само собою разумеется, что в настоящее время, когда война еще не кончена, когда нельзя еще с уверенностью предсказать результат ожесточенной борьбы двух национальностей, — рассматриваемый нами вопрос не может быть вполне исчерпан; но мы все-таки, думаем, что наблюдения, сделанные нами на самом театре военных действий, вместе с теми сведениями, которые появились в печати по этому предмету, до настоящего времени, заграницею, дают возможность разъяснить до известной степени, некоторые из истинных причин этого успеха. Причины эти в высшей степени разнообразны, и мы отнюдь не беремся выяснить все те обстоятельства, которые с самого начала войны действительно заставили победу склониться на сторону германской расы; мы только просим позволения изложить перед читателем те из этих причин, которые производят на очевидца наибольшее впечатление.

В 1866 году, после поражения Австрии, в Европе повторяли, что вместе с скорострельным ружьем — австрийцев победил прусский школьный учитель, и это не пустая фраза. Превосходство умственного развития прусских солдат, прошедших через обязательную народную школу — не подлежит никакому сомнению: неграмотных в полках прусской армии, за весьма редкими исключениями, не имеется совершенно; кроме того, рекрутская повинность, обязательная для всех сословий государства, почти без всяких исключений и ограничений, привлекает в ряды войск, в виде вольно-определяющихся, — значительное число весьма образованных и развитых людей. Из этой среды большею частью выходят дельные и знающие свое дело унтер-офицеры, которые, по нашему мнению, сообщают дисциплине прусской армии тот замечательный характер сознательно понимаемого долга и служебных обязанностей и ту исполнительность, которые столь необходимы для достижения военных целей.

При подобном составе армии, части войск являются уже не бездушными машинами, не автоматами, действующими только по команде, идущими за командиром и нравственно теряющимися при утрате офицеров, — но сознательными боевыми единицами, до конца исполняющими предназначенную для них цель и, в то же время, умеющими пользоваться всеми случайными изменениями в ходе сражения. Случись такой части потерять всех своих офицеров, что и бывало не раз в кровопролитных битвах настоящей войны, — она все-таки будет поведена в бой и выведена из него, почти в таком же порядке и с таким же почти уменьем, оставшимся в живых старшим унтер-офицером или даже рядовым.

Обязательная народная школа придает также особый характер общей обязательной воинской повинности всей Германии, предоставляя ей возможность выставить, в случае войны, не орды гуннов и вандалов, у которых в сущности также существовала общая обязательная военная повинность, — а стройную армию, отлично организованную, в которой каждый сознательно и с пониманием дела исполняет возложенные на него обязанности.

Независимо этого общего образования нижних чинов прусской армии, превосходство ее объясняется высоким уровнем образования корпуса офицеров, для которых воспитание, получаемое в кадетских корпусах и гражданских учебных заведениях, служит лишь основательною подготовкою к дальнейшему развитию дельным чтением и постоянными занятиями военными науками, как в теории, так и на практике.

В окрестностях Парижа, каждая из дивизий союзной армии, облегающей этот город, имеет один, а иногда ж два обсервационные пункта, устроенные в наиболее высоких домах, откуда можно наблюдать за движениями неприятеля.

На этих пунктах обыкновенно находится молодой офицер, в чине поручика, с одним или двумя унтер-офицерами, командируемыми от одного из полков дивизии. Назначение этих офицеров, как замечено выше, — наблюдать за всеми движениями неприятеля, вести дневной журнал всем происшествиям дня и доносить своему начальству о всех изменениях в расположении неприятельских войск и об их движениях.

Каждый раз, как нам случалось бывать на подобном обсервационном пункте, нельзя было не обратить особого внимания на полное понимание дела и точность, с какими молодые офицеры разъясняли нам, сначала на карте, а потом из окна, на самой местности, расположение как тех дивизии, к которым они принадлежали, так и неприятельских войск, а также все сделанные неприятелем передвижения в последнее время. Подобное явление вовсе не случайное: каждый из тех ротных и батальонных командиров, с которыми нам приходилось встречаться, с тем же совершенным пониманием дела и с тем же уменьем читать карту, — объясняли особенности местности, на которых расположены их части, цель и назначение отрядов, к которым они принадлежали.

Если сравнить прусскую армию, почти всю грамотную, с армиею французскою, в которой, по позднейшим сведениям, не более 60 % умеющих читать и писать; если сравнить прусских офицеров, основательно образованных, твердо знающих свое дело и серьезно подготовленных, теоретически и практически, к служебной деятельности, — с офицерами французской армии, в которой, в последнее время, на занятия их службою обращалось весьма мало внимания, — то не останется никакого сомнения, что немецкий школьный учитель действительно был одним из важнейших элементов в ряду тех успехов прусского оружия, которые так удивляют Европу.