Война буров с Англией
Шрифт:
Судью Герцога я назначил помощником главного комманданта и поручил ему то же дело в округах Форесмите, Филипполисе и Якобсдале. Под его начальством должны были состоять комманданты Гендрик Преториус из Якобсдаля и Виссер. Этот последний перед взятием Блумфонтейна, когда бюргеры округа Форесмита положили оружие, не поддался англичанам вместе с 70–80 другими. С тех пор он продолжал борьбу, храбро и энергично сражаясь с врагом за неотъемлемые права своего народа, пока не пал убитым при Ягерсфонтейне, оставив по себе в народе достойную память.
Этим двум помощникам главного комманданта предстояло громадное и трудное дело. Всякому понятно, что не детская забава предпринималась нами теперь. Вот почему я послал вперед оповестить бюргеров об их появлении: капитан Преториус отправился приготовить путь генералу Питу Фури, а капитан Схеперс — генералу Герцогу. Первому поручено было объявить бюргерам: «Будьте готовы — Питер идет»; второму: «Будьте готовы — судья идет».
Все пошло хорошо. Генерал Фури взялся за дело быстро и решительно; в скором времени у него уже оказалось 750 человек, и он имел несколько стычек с неприятелем. Дело пошло на лад отчасти и оттого, что в юго-восточных округах, как то: Деветсдорпе, Вепенере и других, англичанами было оставлено мало гарнизонов.
Генералу Герцогу посчастливилось еще больше. Он очень скоро собрал 1200 бюргеров. Такая разница сравнительно с генералом Питом Фури произошла главным образом вследствие того, что в округах, где орудовал Фури, множество бюргеров, взятых в плен после сдачи Принслоо, было отправлено на Цейлон.
Генерал Герцог уже успел выиграть сражения при Ягерсфонтейне и Форесмите.
Еще раньше, перейдя Магалиевы горы, я послал фельдкорнета К. Бладенгорста с 27 людьми в округа Босгоф и Гооп- штадт с тою же целью — собирать бюргеров. Немного прошло времени, как он собрал 1000 человек. Я сделал его сейчас же коммандантом. Он также имел несколько сражений с англичанами, после чего я назначил его помощником главного комманданта.
Несомненно, вникая во все, о чем я только что сообщил, читатель предложит мне вопрос: каким образом 3000 человек, положивших оружие и обещавших не сражаться, снова взялись за оружие, нарушив, таким образом, обещание? На этот вопрос я могу ответить только другим вопросом: кто нарушил первый данное слово — бюргеры или англичане? Всем известен ответ: англичане. Всем известно также, что лорд Робертс в своих прокламациях обещал тем бюргерам, которые положат оружие и останутся спокойно на своих фермах, полную обеспеченность их имущества и их личной свободы. И что же? Он сам же требовал, нарушая нейтралитет, чтобы бюргеры были доносчиками и снабжали сведениями английские власти, когда они являлись на их фермы; под угрозой наказания и штрафов требовали офицеры исполнения своих приказаний. Даже старики, не переступавшие никогда порога своего дома, облагались штрафами в сотни фунтов стерлингов, если железнодорожная и телеграфная линии оказывались испорченными по соседству с их владениями. Вдобавок к этому у тех же положивших оружие бюргеров уводился скот, причем зачастую употреблялось насилие! Даже у вдов, которые не имели сыновей на военной службе, отнималось все, что они имели. Понятно, что при виде того, как англичане первые нарушают раз данное слово, бюргеры имели полное основание и чувствовали себя вправе снять с себя обязанности, принятые ими при сложении оружья.
Я не говорю уже о том, что англичане не стыдились брать себе в помощники и на службу такого сорта людей, которые, к несчастью, существуют на земном шаре, людей, называемых изменниками, людей, сдававшихся англичанам и также приносивших присягу, что будут нейтральными. Неужели после всего этого бур должен был держать свое слово? И разве каждый бюргер не сознавал долг перед своим собственным правительством? И какое же правительство может согласиться признавать присягу людей, которые не имели на то никакого права? Разве может солдат присягать без приказания начальства? Нет! Приняв в соображение все то, что я только что сказал, всякий бур с мало-мальски твердым характером не мог поступить иначе. Он был нравственно обязан снова взяться за оружие, исполнить долг гражданина и не запятнать себя именем труса, чтобы иметь возможность глядеть в глаза своим согражданам.
Я сделал нужные распоряжения в Дорнспрейте, округ Кронштадт, и 23 сентября 1900 года отправился оттуда по направлению к Ритфонтейну для встречи гейльбронских отрядов, которым я назначил на 25-е число Гейльброн местом сборища.
Глава XXI Неудача при Фредериксштадте и Ботавилле
По дороге в Гейльброн я узнал, что отряды генерала Гаттинга (округа Гаррисмит и Вреде) находились в 7 милях к юго- востоку от Гейльброна, у Спитсканье. Я повернул к ним. Оказалось, это были те, которые выдержали тяжкое испытание и не передались вместе с Принслоо.
Большою радостью было для меня встретиться с гаррисмитскими бюргерами и вспомнить прежние дни, снова увидевшись с ними в первый раз после декабря 1899 года. Чего- чего только не нашлось порассказать друг другу! Мы виделись последний раз во время обложения Ледисмита, когда они и гейльбронские бюргеры занимали позиции рядом.
Но каким гневом наполнилось мое сердце, когда вместе с бюргерами Вреде и Гаррисмита я снова увидел тяжелые повозки! Не раз уже испытал я на себе всю тяжесть этой лишней обузы, которая постоянно последнее время заставляла меня работать и головой и сердцем, придумывая то тут, то там какие- нибудь средства к спасению обоза. Чего стоил нам, например, поход в 280 миль от Слаббертснека к Ватербергу!
Теперь, будучи главным командантом всех моих бюргеров, я решил во что бы то ни стало прочно утвердить принятое на собрании в Кронштадте постановление относительно повозок и раз и навсегда объявить, что я ни в каком случае не могу допустить присутствие обоза в моих отрядах.
Но я никак не ожидал, что мне будет до такой степени трудно убедить бюргеров отказаться от излишних забот в походе! Недавний пример, казалось, еще так свеж был в их памяти, когда огромное количество повозок было отнято англичанами у комманданта Газебрука между Винбургом и Фетривиром. Но нет, ничто не помогало!
Тогда я решил поступить энергично. Я созвал всех бюргеров и стал говорить им речь. Сперва я благодарил офицеров и бюргеров за то, что они не последовали примеру Принслоо, и за то, что так великолепно сражались при Гейльброне и еще более при Ледибранде, когда они прогнали англичан к ущельям Лилиенхука. Сказав обо всем этом, я наконец дошел и до обоза… Я настаивал на том, чтобы отправить его домой. Но, само собою разумеется, мои слова были равнозначащи следующим: «Отдайте свои возы и повозки неприятелю», а этого буры не хотели. Но я хотел этого и потому в конце моей речи сказал:
— Итак, бюргеры, мой долг не позволяет мне спрашивать, я вас и не спрашиваю, как вы поступите с вашим обозом, но я вам говорю, что он непременно должен быть удален!
На следующий день я собрал офицеров и приказал им очень вежливо, но в то же время очень решительно, чтобы в гот же день все повозки были удалены.
Одновременно с этим я отдал приказ, чтобы вифлеемские бюргеры, а также и гаррисмитские вместе с кронштадтскими под начальством Филиппа Боты разрушили пути сообщения англичан между Кронштадтом и Зандривиром.