Война и мир Ивана Грозного
Шрифт:
Скромно написано, но со вкусом. И, хотя Радзивилл многое не договаривает, в этом сообщении куда больше информации, чем в наших летописях. Оказывается, не таким уже внезапным было нападение литовцев. И воевода Шуйский не только был прекрасно осведомлен о приближении противника, но даже имел преимущественное положение. А вот повел себя воевода, по меньшей мере, странно, сделав всё необходимое для победы вражеского войска. Радзивилл пишет и о божественном вознаграждении Шуйского за такое поведение. Но между радзивилловых строк читается, что вознаграждение П. Шуйскому поступало отнюдь не от Господа Бога. Иначе как понять, почему московский воевода, уведомленный вражеским командующим, дожидался, пока враг построится в боевые порядки. Дожидался на своей половине поля, пока враг сделает всё ему необходимое на другой половине поля. Это мне напоминает
Итальянский автор кардинал Коммендоне, который писал со слов литовцев, описывает события так. «Узнавши от лазутчиков о его (Радзивилла) прибытии, москвитяне приготовили своих к битве на местах открытых; наши же редкими и смешанными рядами стали выводить своих воинов, в виду врагов, из узких тропинок, обросших кустарниками. Заметив это, русские, воспылав варварской гордостью и презрев малочисленность наших, отступили назад и дали им место и время построиться около знамен и приготовиться к битве.» [34]
34
«Известия о России, извлеченные из писем кардинала Коммендоне к кардиналу Борромео». Копия с письма присланного в Варшаву на имя пана Радивилла великим гетманом литовским // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 3. М., 1847. Текст подг. Оболенский М. А.
Итальянец дополняет рассказ Радзивилла новыми чудовищными деталями, оказывается Шуйский еще и освобождает пространство для выстраивания вражеских войск. Невероятно странное поведение московского военачальника кардинал объясняет «варварской гордостью». Но князь Петр Иванович Шуйский не был ни варваром, ни идиотом. Зато он был сыном фактического правителя России времен боярщины, князя Ивана Васильевича Шуйского.
Главный воевода вовсе не погиб от руки литовского ратника: «Князя Петра Шуйского збили с коня, и он з дела пеш утек и пришол в литовскую деревню; и тут мужики его ограбя и в воду посадили». То есть, местные жители его попросту обчистили и утопили. Шуйский каким-то образом покинул гущу сражения (или резни), добрался до деревни, где его и убила какая-то рвань, за что оная была престрого наказана литовским начальством.
«Нам пришлось более семи раз посылать к гонцов к боярину нашему и воеводе, ко князю Петру Ивановичу Шуйскому», [35] пишет Грозный о том, насколько неохотно кн. Шуйский отправился в ливонский поход 1559/1560. Могло ли нежелание воевать со временем превратиться в желание предать? Так ведь произошло с князем Курбским, которого царь выталкивал в тот ливонский поход вместе с Шуйским.
Как протекало сражение (или резня) 26 января 1564, напали ли литовцы на движущуюся в лесах русскую колонну, подставил ли предатель-воевода московское войско под удар, подробностей мы никогда не узнаем. Но единственное рациональное объяснение всем этим странностям — это сговор между фрондирующими московскими боярами и литовскими магнатами.
35
Первое послание Ивана Грозного Курбскому. В кн.: Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века. М., 1986, с. 63.
Результатом была гибель девяти тысяч русских воинов, в том числе и новгородско-псковской «кованой рати». Девять тысяч русских остались лежать на покрасневшем снегу и, наверное, около половины из них умерли не сразу, а, израненные, истекли кровью и замерзли ночью…
Не все ясно и с судьбой второго русского войска, которое возглавляли братья Серебряные. Согласно Карамзину оно благополучно отступило к Смоленску. Однако документ, именуемый «Матфея Стриковского Осостовича Кроника Литовская», содержит несколько иные сведения: «Серебряный, гетман Московский, так испужался, яко покинул все, обозы и шатры и иные тяготы войсковые, абие со всем войском уходити почал. Филон Кмита, староста Оршанский, с Юрьем Осциком, воеводою Мстиславским, не имущи вящши дву тысяч войска (не имея даже двух тысяч воинов), за ними гнались, побивая и посекая и хватая; по сем, егда тако Москва розграблена была». [36] Если это не предательство, то, как минимум, демонстрация полной военной несостоятельности аристократической верхушки, руководящей русской армией (тем не менее, один из братьев Серебряных стал героем-мучеником романа А. К. Толстого).
36
«Матфея Стриковского Осостовича Кроника Литовская. О поражении 25 тысяч Москвы на Уле». Копия с письма присланного в Варшаву на имя пана Радивилла великим гетманом литовским // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 3. М., 1847. Текст подг. Оболенский М. А.
Вот так высокородные князья загубили лучшие военные силы, которые когда-либо имело русское государство за 700 лет своей истории.
Вслед за поражением при Улле, 31 января 1564, царь казнит князя Михаила Васильевича Репнина. Тот тесно общался с Радзивиллами в предыдущие годы (что привело к саботированию царских приказов феврале 1653), встречался и с гетманом Г. Ходкевичем, посетившим Москву с посольством в конце 1563. Отец князя Михаила Василий Репнин, из ближнего окружения клана Шуйских, отметился во времена боярщины своим разорительным псковским наместничеством. Рассказ Курбского о том, что царь убил М. Репнина за нежелание участвовать в шутовских играх, являлся вымыслом. Эта байка превратилась в «исторический факт» только за счет многократного повторения псевдориками, от Карамзина до Радзинского. Чтобы отвести всякую мысль о том, что Репнин поплатился за дело, Курбский сдвигает день его гибели на конец лета 1563.
В апреле 1564 происходит бегство Курбского, который до этого вел долгие переговоры с литовцами. Князь Курбский бежит из города Юрьева, где он был фактически на должности наместника Ливонии, в подконтрольный Литве город Вольмар.
Не заполошно, не в одной сорочке уносил свою драгоценную жизнь князь Андрей.
На границе, в Гельмете, литовская стража отбирает у него драгоценности и приличную сумму в 500 немецких талеров, 300 золотых и 30 дукатов — не те ли деньги, которые он получил за выдачу информации о движении русских войск к Орше? [37] Золотые монеты вовсе не обращались в России, а дукаты выдавались польскими и венгерскими королями как ордена и носились на шапке или рукаве.
37
Кунцевич Г. З. Акт литовской метрики о бегстве кн. А. М. Курбского, Известия Отделения языка и словесности Ак. Наук, 1914, ч. XIX, книга 2, с. 284.
Представление многих историков о том, что Курбский бежал, потому что боялся казни за проигрыш Невельского сражения, мягко говоря, сомнительны. После Невеля прошло около полутора лет — раньше надо было отваливать. Да и вообще Иван IV, в отличие от царя Михаила Федоровича, не казнил потерпевших неудачу воевод.
Очевидно в тех талерах-дукатах и плата поляков еще за одну услугу. Князь А. Курбский выдал важного русского агента в Ливонии, шведского наместника графа Арца, который готовил сдачу ливонских крепостей Москве и вел переговоры лично с Андреем Михайловичем — граф был предан зверской казни, колесованию, в Риге в конце 1563.
Побег Курбского приводит весь антимосковский интернационал в поступательное движение.
Информация предателя о численности и местах сосредоточения русских войск, играет важную роль во вскоре начавшемся польско-литовском наступлении. Уже в июне-июле 1564 литовский гетман А. Полубенский нападает на «юрьевские волости». В августе поляки и литовцы наваливаются на псковский рубеж, но отражены ополчением во главе с Василием Вишняковым. В сентябре литовцы во главе с П. Сапегой проводят наступление на северские земли, но отбиты от Чернигова. Осенью того же года польско-литовское войско под командованием Г. Ходкевича безуспешно осаждает Полоцк — вместе с врагами идет в поход хорошо проплаченный свободолюбец Курбский. Это наступление поддержано набегом Девлет-Гирея на рязанские земли — резвость хана была подкреплена хорошими денежными вливаниями со стороны короля Сигизмунда.
Вышедшее в октябре 1564 из Великих Лук русское войско взяло пограничную литовскую крепость Озерище.
А в марте 1565 польско-литовские войска под началом Курбского совершают разорительный набег вглубь русской территории, в регион Великих Лук — где он недавно сидел воеводой. Ввиду прекрасной осведомленности Курбского о дислокации русских войск, набег прошел для литовцев крайне успешно.
Рижский дипломатический агент в Литве после беседы с литовскими вельможами в дневниковой записи от 29 марта 1565 года сообщает о том, что своей удачей Литва обязана князю Курбскому.