Война Иллеарта

Дональдсон Стивен Ридер

— Но почему тогда вы это сделали? Адский огонь! Ты же знаешь, что я чувствую по отношению ко всему этому — я говорил тебе об этом достаточно часто. Я не хочу… Я не собираюсь нести ответственность за то, что происходит с вами.

Лорд Морэм пожал плечами. — Это парадокс Белого Золота. Надежда и отчаяние приходят к нам в одном лице. Как мы можем отказаться от риска? Не используя всей той помощи, которую мы только можем найти или создать сами для себя, мы не сможем противостоять мощи Лорда Фаула. Мы верим, что в конце концов ты не отвернешься от Страны.

— У тебя было сорок лет, чтобы подумать над этим. Ты должен знать, как мало я заслуживаю и даже не желаю вашего доверия.

— Возможно. Вомарк Хайл Трой очень много спорил таким же образом, хотя он очень многого не знает о тебе. Он считает, что

глупо верить в кого-либо, кто так не расположен к нам. Он не убежден, что мы проиграем эту войну. Он строит смелые планы. Но я слышу смех Презирающего. К лучшему или худшему, я — пророк и предсказатель этого Совета. Я слышу… я одобряю решение Высокого Лорда вызвать тебя. По многим причинам. Томас Кавинант, мы жили здесь эти годы не в сладостных грезах о мире, ожидая, пока Лорд Фаул укрепит свою мощь и соберется выступить против нас. С момента твоего ухода из Страны и до сегодняшнего дня мы старательно готовились к обороне. Разведчики и Лорды объезжали Страну из конца в конец, собирая людей вместе, предупреждая их, передавая знания, которыми они обладают. Я сам бросал вызов опасности на Раздробленных Холмах и сражался на краю Огнеубийцы — но не об этом я сейчас говорю. Я принес обратно знание об Опустошителях. Од ин лишь дуккха не заставил бы нас призвать тебя.

Даже под горячими лучами солнца при слове «Опустошитель» Кавинант почувствовал холодную дрожь, которую не смог сдержать. Вспомнив другого вейнхима, которого он видел, умершего, с железным шипом, пронзившем его сердце — убитого Опустошителем, — он спросил:

— Так что о них? Что ты узнал?

— Много я узнал или мало, — Морэм вздохнул, — это зависит от того, как использовать эти знания. В важности этих сведений ошибиться нельзя — и все-таки их полный смысл ускользает от нас.

Когда ты был в прошлый раз в Стране, мы знали, что Опустошители были еще за ее пределами, а также то, что, как и их повелитель, они не могли были быть погублены Ритуалом Осквернения, которому Кевин Расточитель Страны предался в отчаянии. Некоторые знания об этих существах мы почерпнули из старых легенд, из Первого Завета и знаний великанов. Мы знали, что когда-то их звали Шеол, Джеханнум и Херим, что они не имеют собственных тел и питаются душами живых существ. Когда Презирающий был достаточно могущественным, чтобы давать им силу, они порабощали живые существа или людей, входя в их тела, подчиняя их волю и используя захваченную плоть для осуществления целей их господина. Укрываясь в формах, которые не были их собственными, они были хорошо скрыты, и могли таким образом входить в доверие у своих врагов. Много храбрых защитников Страны были завлечены таким способом к погибели во времена Старых Лордов. Но я узнал больше. Около Яслей Фаула я был побит — побежден страшно превосходящей меня силой. Я спасался бегством через Раздробленные Холмы, и только посох Вариоля, моего отца, отделил меня от смерти, не дал врагу наложить на меня руки. Я полагал, что сражался с высшим мастером учения юр-вайлов. Но я узнал… я узнал кое-что другое.

Лорд Морэм смотрел невидяще в глубину неба мрачным сосредоточенным взором, вспоминая, что случилось с ним. Спустя мгновение он продолжил:

— Я сражался с Опустошителем — с Опустошителем в образе юр-вайла. Прикосновение его руки поведало мне многое. В древнейшие времена, о которых не рассказывают наши даже самые древние легенды, даже раньше того туманного времени, когда появились люди в Стране и раньше жестокой вырубки Всеединого Леса, у Колосса Землепровала были и могущество, и цель существования. Он стоял на Землепровале как угрожающий кулак над Нижней Страной, который с помощью могущества Леса изгонял темное зло из Верхней Страны.

Внезапно он разразился медленной песнью, похожей на похоронную, тихий ниспадающий гимн, который рассказывал историю Колосса так, как она была известна Лордам прежде, до того, как сын Вариоля получил новые знания. Со сдержанной печалью о потерянном великолепии, в песне рассказывалось о Колоссе Землепровала — громадном каменном монолите, вздымающемся в виде кулака, который стоял рядом с водопадом, где река Лендрайдер, текущая через Равнины Ра, превращалась в реку Руиномойка Испорченных Равнин.

С древних времен, еще задолго до того, как Берек, Лорд-Основатель, потерял половину своей руки, Колосс

стоял одиноким мрачным стражем над крутым обрывом Землепровала, и самые старые расплывчатые легенды Старых Лордов рассказывали о тех временах в эпоху владычества в Стране Всеединого Леса, когда этот вздымающийся кулак обладал силой остановить тень Злобы, сдержать ее, и сила эта не ослабевала, пока не началась вырубка леса неожиданным врагом — человеком, зашедшим уже слишком далеко, чтобы быть остановленным. И затем, оскорбленный и ослабленный насилием над деревьями, Колосс перестал сдерживать и позволил тени Злобы быть свободной. С этого времени, с момента оскорбительного поражения, земля медленно теряла силу и волю и возможность защитить саму себя. Итак, бремя сопротивления Презирающему легло на род, который навлек тень на себя, а от последствий этого страдала вся Страна.

— Но Колосс ограждал Страну не от Злобы, — продолжал Морэм, когда спел песню. — Презирающий был проклятием людей. Он пришел с ними в Страну из холодного мучительного севера и с юга, где правит голод.

Нет, Колосс Землепровала сдерживал других врагов — трех братьев, ненавидящих деревья и землю, братьев, которые уже были в Испорченных Равнинах задолго до того, как Лорд Фаул впервые бросил свою тень там. Они были близнецами — тройней, отродьем, порождением одного чрева их давно позабытой матери — и имена их были самадхи, мокша и туриа. Они ненавидели Страну и все, что растет на ней, точно так же, как Лорд Фаул ненавидит жизнь и любовь. Когда Колосс ослабил преграждение, они пришли в Верхнюю Страну, и, с их страстью к уничтожению и наведению страха, быстро попали под власть Презирающего. С этого времени они были его высочайшими слугами. Они совершали для него вероломства, когда надо было скрыть его руку, и вели сражения за него, когда он не мог возглавлять свои армии. Это именно самадхи, которого теперь зовут Шеол, завладел сердцами сторонников Берека, именно Шеол убил защитников Страны и довел Берека, потерявшего половину руки и одинокого, до крайнего отчаяния на склонах горы Грома. Это именно туриа и мокша, Херим и Джеханнум, страстно желали появления могучих и злобных демонов и добились порождения Демонмглой юр-вайлов. Теперь трое снова объединились с Лордом Фаулом — объединились и громко взывают к опустошению Страны. Но, увы… увы, мое неведение и слабость. Я не могу предвидеть, что они сделают. Я слышу их голоса, громкие от страстного желания расколоть деревья и опалить почву, но их намерения ускользают от меня. Страна находится в такой опасности потому, что ее слуги слабы.

Грубое красноречие Морэма увлекло Кавинанта, и под его влиянием, казалось, сверкающий солнечный свет померк в его глазах. Ожесточившийся, нерасположенный ко всем им, он уловил ощущение неясной и жестокой болезни, которая подкралась сзади к духу Страны, создавая неодолимые препятствия ее несовершенным защитникам. Когда он посмотрел на себя самого, то не увидел ничего, кроме предзнаменования бесполезности и тщетности. Эти люди, которые уверяли его в том, что он обладает могуществом, ужасно страдали от своего непреодолимого и неизлечимого бессилия. Грубо — более грубо, чем хотел бы — он спросил:

— Почему?

Морэм отвлекся от своих внутренних видений и вопросительно поднял брови, глядя на Кавинанта.

— Почему вы слабы?

На его вопрос Лорд печально улыбнулся. — Ах, мой друг — я забыл, что ты задаешь подобные вопросы. Ты склоняешь меня к длинным речам.

Хотя я думаю, что если бы я мог ответить коротко, ты бы не был мне так нужен. — Но Кавинант не смягчился, и после паузы Морэм сказал:

— Ну, хорошо, я не могу отказать тебе в ответе. Но пойдем — там нас ждет еда. Давай поедим. Потом я подумаю, какой ответ я могу дать.

Кавинант отказался. Презирая свой голод, он не желал делать больше ни одной уступки в отношении Страны пока не узнал бы лучше, к чему это может привести.

Морэм мгновение смотрел на него, а потом ответил размеренным тоном:

— Если то, что ты говоришь — правда, если Страна и Земля и все не более, чем сон, угроза безумия для тебя — даже в этом случае ты должен поесть. Голод есть голод, потребность есть потребность. Как же иначе?…

— Нет. — Кавинант с трудом отверг эту идею.

При этом золотые блестки ярко вспыхнули в глазах Морэма, словно в них отразился жар солнца, и он сказал спокойно: