Война Калибана
Шрифт:
— Виктор, — сказала она, — сочувствую. Аннет…
— Доктор сказал: все наладится, — ответил индеец. — Я передам ей, что ты беспокоилась.
— Передай мой совет: выбираться из постели, пока мужу не взбрело в голову каких глупостей, — сказала она, и мужчина рассмеялся, пропуская их. Авасарала снова обратилась к Сорену: — Он заключил сделку? Сотрудничество за милосердие?
— Такова одна из интерпретаций, но многие полагают, что он мстил за дочь.
— Она была на Эросе, — сказала Авасарала.
— Была, — подтвердил Сорен, вместе с ней входя в лифт. — Она стала первым переносчиком инфекции. Ученые полагают, что протомолекула использовала ее мозг и тело как образец.
Двери лифта закрылись, кабина уже знала, кто она и куда направляется. Пол плавно пошел вниз, а брови Авасаралы поползли вверх.
— Так переговоры с этим созданием…
— Велись с тем, что осталось от дочери Жюль-Пьера Мао, — подтвердил Сорен. — То есть так они считают.
Авасарала тихо присвистнула.
— Я прошел проверку, мэм? — холодно спросил Сорен. Лицо его было непроницаемо, и только искорки в глазах говорили: «Не морочьте мне голову!» Против воли Авасарала усмехнулась.
— Никто не любит умников, — бросила она. Лифт остановился, и двери разошлись.
Жюль-Пьер Мао сидел за ее столом, излучая спокойствие с легким намеком на иронию. Беглым взглядом Авасарала вобрала в себя все подробности: шелковый костюм от хорошего портного — оттенок на грани между серым и беж, — залысина, не исправленная медициной, яркие голубые глаза — это, возможно, врожденное. Он носил свой возраст как символ того, что сражение со временем и смертностью ниже его достоинства. Двадцать лет назад он был просто ошеломительным красавцем, а сейчас к красоте добавилась еще и степенность, и первый, инстинктивный импульс внушил ей симпатию к этому мужчине.
— Мистер Мао, — кивнула ему Авасарала, — простите, что заставила ждать.
— Мне уже приходилось сотрудничать с властями, — ответил он. От его европейского выговора масло бы растаяло. — Я понимаю, в каких условиях вы работаете. Чем могу служить помощнику госсекретаря?
Авасарала опустилась в кресло. Будда безмятежно улыбнулся со своего места. Дождь заливал окно, тени на лице Мао немного напоминали слезы. Она сплела пальцы.
— Хотите чаю?
— Нет, спасибо, — отказался Мао.
— Сорен, сходите, принесите мне чаю.
— Да, мэм, — отозвался молодой человек.
— Сорен!
— Да, мэм?
— И не спешите.
— Конечно, мэм.
Дверь за ним закрылась. Мао устало улыбнулся.
— Мне следовало прийти с адвокатами?
— С этими крысюками? Нет, — ответила она, — суд свое слово сказал. Я не собираюсь заново выкручивать руки закону. У меня есть работа.
— Это я уважаю, — сказал Мао.
— Возникла проблема, — сообщила Авасарала, — а я не знаю, в чем она.
— Думаете, я знаю?
— Возможно. Я не раз бывала на процессах по разным поводам. Большей частью все это — гимнастика по прикрыванию задницы. Если где и всплывает неприкрашенная истина, так только по недосмотру.
Голубые глаза прищурились, улыбка стала холоднее.
— Вы считаете, что я и мои подчиненные что-то скрывали? Я помог вам отправить в тюрьму могущественных людей, помощник госсекретаря. Я сжег мосты.
Жалобно бормотнул что-то отдаленный гром. Дождь с удвоенной яростью забарабанил по стеклу. Авасарала скрестила руки.
— Сожгли. Но это не значит, что вы идиот. Кое-что было сказано под присягой, но кое-что вы обошли. Эта комната не прослушивается, разговор не под протокол. Я должна знать о протомолекуле все, что вы знаете, но не сообщили на следствии.
Молчание между ними затянулось. Авасарала следила за его лицом, но этот человек давно научился скрывать свои мысли. Он был профессионалом в этом деле.
— Все теряется, — продолжала Авасарала. — Раз, во время финансового кризиса, мы обнаружили целый отдел аудита, о котором все забыли. Так уж заведено: берешь проблему и спихиваешь ее кому-нибудь, а потом тебе попадается другая часть той же проблемы, и ты поручаешь ее другим людям. И очень скоро у вас набирается семь, восемь, сто разных ящичков, и в каждом идет работа, а общаться между собой им не позволяют правила секретности.
— Так вы думаете?..
— Мы покончили с «Протогеном» с вашей помощью. Я хочу знать, не известны ли вам какие-нибудь другие ящички. И очень надеюсь на утвердительный ответ.
— Кто хочет знать: военный министр или Эрринрайт?
— Ни тот, ни другой. Только я.
— Я уже сказал все, что знал, — возразил Мао.
— Не верю.
Маска соскользнула с его лица. Это длилось не более секунды: чуть изменился угол наклона позвоночника, шевельнулись желваки на скулах, и все пропало. Это проглянул гнев. Любопытно.
— Они убили мою дочь, — тихо проговорил Мао. — Если бы у меня было, что скрывать, я бы не стал.
— Как сюда замешалась ваша девочка? — спросила Авасарала. — Они на нее нацелились? Кто-то использовал ее против вас?
— Просто несчастливое стечение обстоятельств. Она сбежала от нас в дальний космос, хотела что-то доказать. Молодость, мятежность, глупость. Мы пытались вернуть ее домой, но… она оказалась в неподходящем месте в неподходящее время.
Что-то затикало в сознании Авасаралы. Предчувствие. Интуиция. Она решилась.
— Вы с тех пор получали от нее весточки?
— Не понимаю.
— Получали от нее вести после падения Эроса на Венеру?
Еще любопытнее оказалось наблюдать, как он разыгрывает ярость. Гнев был почти настоящим. Авасарала не сумела бы сказать, что в нем выдавало фальшь. Возможно, слишком сознательный взгляд. Ощущение, что собеседник вникает в разговор острее прежнего. Настоящий гнев уносит человека. А этот был ходом в игре.