Война корон
Шрифт:
Госпожа Танаи была на вершине блаженства. Она неустанно дивилась исключительному уму правителя, который не только привел ее коварный замысел в исполнение, но и значительно улучшил его.
Ни одна другая мера не повергла бы египтян в такое отчаяние. Если запретить им общаться с умершими, они наконец осознают, что их нынешние правители способны влиять на миропорядок.
Правитель со свитой и телохранителями плыл на барке по притоку Нила к островку, где был воздвигнут храм Сета, сложенный из темного кирпича.
Здесь, в главном святилище
Жрецы замерли в глубоком поклоне: правитель прибыл на церемонию освящения храма, где ему будут поклоняться как богу. Вызолоченный изнутри и снаружи храм свидетельствовал о богатстве царства, о могуществе его божественного повелителя.
Но пышное празднество ни в ком не вызвало восторга и ликования: все с тревогой поднимали глаза к небу. Над Аварисом сошлись грозные черные тучи.
Безмятежным выглядел только правитель. Тщательно осмотрев храм, он остался доволен работой ремесленников и художников. С этих пор во всех его владениях возвестят, что он богоравный сын безжалостного Сета.
Когда он вышел из храма, молнии змеились на почерневшем небосклоне.
Струи дождя омывали жертвенник, на котором еще лежал связанный крупный белый осел, только что заколотый жрецом-гиксосом.
— Владыка, Сет в ярости! Его гнев сулит нам беду. И если мы немедленно не…
Жрец не успел подать совета правителю, слова замерли у него на губах, из горла хлынула кровь. Апопи вытер кинжал.
— Глупец, разве ты не понял: Сет насылает ливень, чтобы приветствовать меня, владыку бескрайних земель, благословить и даровать мне несокрушимую силу.
5
Распорядитель казны Хамуди обосновался в самом сердце Авариса. Здесь под охраной многочисленной стражи он следил, чтобы покоренные царства, в том числе Верхний и Нижний Египет, выплачивали гиксосам дань. С течением времени подати неуклонно росли, и столь же стремительно возрастало число чиновников.
Апопи, облеченный абсолютной властью над завоеванными народами, лично возглавлявший непобедимую армию гиксосов, поставил начальника тайной службы Хамуди ведать податями и казной с непременным условием: докладывать ему о каждом предпринятом шаге — малейшая утайка и ложь повлекли бы за собой незамедлительную расправу.
Распорядитель казны достаточно дорожил своей шкурой и ни на какие хитрости не отваживался. Он честно доносил правителю обо всех новых поступлениях, не скрывал и своекорыстных намерений, осуществление которых позволило ему стать богатейшим человеком Египта.
Дотла разоряя египтян и другие порабощенные гиксосами племена, Хамуди неустанно изобретал все новые поборы, и если вдруг отменял какую-либо подать, то непременно вместо нее взимал другую. Он был глубочайше убежден, что подданных можно грабить до бесконечности, лишь бы увеличивались доходы правителя и его собственные. Другие чиновники, значительно обогатившиеся с тех пор, как Апопи вступил на престол, знали, как поладить с верховным казначеем.
Как-то раз в покои Хамуди — он тогда подсчитывал прибыль — ворвался перепуганный писец.
— Господин, владыка вас требует… Владыка здесь…
Внезапное посещение правителя насторожило распорядителя казны. У него от страха даже зачесалась левая нога. Из-за неприятностей и волнений все тело Хамуди покрывалось экземой, и тут не помогали никакие снадобья, никакие притирания.
В голове вихрем пронеслось все проделанное за последние дни. Где он ошибся, в чем провинился?
— Владыка, твой приход — великая честь для меня!
Страшный, уродливый, грузный, сутулый правитель исподлобья смотрел на Хамуди.
— Вижу, ты живешь в роскоши. Правда, вкуса тебе недостает: пестрота, никчемные новшества. И зачем хранить столько свитков, к чему толпа подлипал-писцов? Чтобы сбывать горы папируса, который без устали выделывают твои мастера? Одного у тебя не отнимешь: ты бессовестен и изворотлив. Благодаря твоим козням казна полнится день ото дня.
Хамуди вздохнул с облегчением.
Правитель, оплывший, обрюзгший, тяжело рухнул в кресло с резьбой, изображавшей диких быков.
— Египтяне глупы, как овцы, их легко стричь, — проговорил он глухим хриплым голосом. — Однако наши воины в большинстве своем — жалкий никчемный сброд. Их нужно постоянно учить и встряхивать, иначе они уснут, убаюканные собственной былой славой. Я вне себя от тупости и лени наших военачальников.
— Быть может, владыка, всех лентяев стоит казнить?
— И заменить другими бездельниками? Меня бесконечно печалит, что на юге мы потеряли столько земель, верный мой Хамуди.
— Я тоже глубоко скорблю, владыка. Но поверьте, мы скоро одержим верх над восставшими. Они захватили Кусы, но дальше им не пройти. Как только Яшме вернется из Киклад он в единый миг раздавит мятежников.
Но не так-то легко было утешить правителя.
— Все гораздо хуже, чем мы предполагали. Яннас привык иметь дело с простыми разбойниками, а тут настоящая вражеская армия, выученная, сплоченная и хорошо оснащенная.
— Наши войска вот-вот вернутся с победой из Азии.
— Нет, Хамуди. Им не следует торопиться, иначе и там тоже вспыхнет восстание.
— Тогда, владыка, пусть на юг двинутся все наши воины, что собраны в Дельте.
— Это безрассудно, Хамуди. Мы лучше подождем Яннаса. А пока что пустим в ход другое оружие — ложь. Прикажи изготовить множество каменных скарабеев. На одних мы высечем предупреждение нашим данникам: гиксосы, захватывают все новые и новые земли. На других — то, что введет в заблуждение восставших. Я сам тебе продиктую. Проследи, чтобы каждый иероглиф был отчетливо виден.