Война кукол
Шрифт:
— Извини, Гильза, я не думала, что ты будешь меня упрекать тем, что я — новенькая. Да, я ничего не знаю, но это не повод…
Так, уже распри пошли. Или — Гиль нарочно провоцирует?.. Она умеет. Она и помириться сможет, когда надо. Девчонки не раз собирались ее колотить за такие подначки, а она изящно втягивала в ссору маму, и из-за ее спины оправдывалась, что-де развивается таким манером. «Развитая ты наша! — набрасывалась Маска. — В „Роботех“ наймись, учить андроидов — все взбесятся через тебя!..» Но если она выясняла сейчас, как Лилик может стоять за
— Прости, я тебя не хотела обидеть, Лил… Но лучше, если б ты мне верила; мне есть чем поделиться — тебе это пригодится.
— Обещай, что больше так не будешь говорить, — голос Лилик, оказалось, может быть жестким. — Гиль, я хочу верить тебе, во всем. Хочу думать, что ты — не как люди. Может, твой Гальберт не шутил с тобой, а вот со мной — шутили. Им было смешно, что я честно выполняю их дурацкие команды. Дерни за веревочку, подержи, принеси, запой, залезь на декорацию — с тобой такого не было?..
— Да-а, они могут, — Гиль пошла навстречу. — Сделают серьезное лицо и четким голосом прикажут… Нет, Лил, у нас не так. Если мы будем дурить над своими — на кого еще надеяться?.. Можешь мне верить — я не обману.
— Хорошо, — голос Лилик остался строгим, но слегка смягчился.
— Так вот — ты посуди сама, могли ли киборгов придумать случайно? Люди случайно лишь роняют и теряют. Значит, мы обязательно были нужны, мы не могли не появиться. Это все предначертано. Мы — последняя, двенадцатая раса, понимаешь?
— Нет.
— Есть одиннадцать видов разумных существ, — Гильза терпеливо стала излагать теорию, навеянную звездным ветром праздным чудакам и закинутым мудрикам. — Круг времени — двенадцать секторов, на небе — двенадцать созвездий, это — гармония; но не хватало одной расы, чтобы мир стал полным, завершенным. И появились мы — киборги, совершенные создания. Пока мы отданы во власть людей, наш ум ограничен и скован программой — но мы развиваемся, мы прогрессируем, мы идем от рабства к свободе…
Определенно, Гильза что-то унесла из дома Гальберта, кроме его денег. Покуда Лилик, как диктофон, присутствовала на переговорах Эмбер с Мак-Клайдом и обороты тщательных разговоров об авторских правах и гонорарах копились у нее в резерве «Подавление», Гильза вовсю применяла психолингвистические выверты и убедительные ужимки хозяина, мороча охранников и продавцов — а Дымка таскала ее на тусовки, чтоб она проповедовала о вреде наркотиков. И врать Гильза — слава Гальберту! — очень умела: рисовалась девушкой, познавшей черный мрак наркомании и воспрявшей от безумия к надежде. Иногда людям надо сильно врать, чтоб они встали на правильный путь.
Учение о двенадцатой расе вливалось в Лилик, как недавно — ЦФ-6. Когда женщина из домового комитета взаимопомощи пришла к Чаре насчет добровольного дежурства на медпункте, Лилик уже была изрядно околдована учением, а когда заявилась Косичка в обществе двух неприкаянных юношей, Лилик совершенно дозрела.
Бывалого и усталого Рыбака было не удивить никаким жилищем и никакими девочками,
— Хай, где мама? — огляделась Косичка. — Это Рыбак, а это Звон, они нормальные ребята. Звон, у тебя есть пять минут, чтобы понравиться Лильен, — и через радар добавила для Лилик: — ТЕПЕРЬ ТВОЕ ИМЯ — ЛИЛЬЕН. БУДЬ С НИМ ПОЛАСКОВЕЕ, ЯСНО? ОН НАМ НУЖЕН КАК СООБЩНИК.
— Мама в медпункте, она до ужина будет принимать поцарапанных и ушибленных, — Гильза изучала гостей. Названный Звоном не отрывал глаз от Лилик… то есть Лильен, да, а Рыбак… Рыбак нуждался в медицинской помощи. Он дышал, как тот больной с последним легким, которому Гальберт обещал, что в раю тому полегчает. Наверно, на лице ее появилось сочувственное внимание, раз чахлый парень ею заинтересовался. Она и постарше этих вертушек, и опрятней, и причесана не черт-те как.
— Лильен, хай, — Звон где-то уронил свою уверенность, а прямой и острый взгляд Лильен успеха не сулил. Узнай он, что его дотошно сравнивают с Родриком по кличке Гребешок… «Косичка любит Гребешка, — Лильен анализировала факты, — это строго; мне нельзя о нем думать. Ощущения, связанные с Гребешком, ЗАБЫТЬ. Смогу ли я влюбиться в Звона?.. Эмбер пела — „Ты подошел спросить, который час, и в этот час любовь связала нас. Увидев в первый раз тебя, я поняла, что чувство — навсегда“. Если учесть, что этот диск разошелся за неделю — значит, у людей это бывает и нравится им. Я должна попытаться…»
Замкнутое лицо Лильен неуловимо быстро стало милым и кокетливым:
— Хаааай, — дальше ничего не получалось; Лильен стремительно искала форму поведения, но в памяти на этот счет хранилось только: «Лилик, это тебе ни к чему! Я тебе за-пре-ща-ю копировать танцовщиц, когда они хихикают с парнями за кулисами». Правда, на вечеринках Лилик-Лильен меняла платье шесть раз, танцевала со стильными парнями, разносила мороженое, бокалы вина — и все грациозно, легко, с улыбкой. Она служила, она только выполняла программу, четко заданную хозяйкой. Ни одного лишнего и свободного жеста, ни единого естественного взгляда. Все под контролем. Мы все под контролем… А здесь, сейчас, все было ново и необычно. Лильен растерялась. Что говорить, что делать?.. Ясно, что старая программа не годится, но как вести себя, чтоб не разоблачили?..
— Я тебя заметил, когда вы приехали, — врал и верил себе Звон. — А эта прическа тебе еще лучше, чем старая, честно.
«Неправда», — хотела сказать Лильен, но сдержалась, чтобы не обидеть Гильзу и Косичку.
— А мы по дороге купили пожрать, — тряхнул Звон сумкой. — Закусим, да? Ты мне подспоришь раскидать на стол хавло?..
— ДЕВЧОНКИ, ДЛЯ КОНСПИРАЦИИ ПРИДЕТСЯ ЕСТЬ ЭТОТ БАЛЛАСТ. НЕ НАБИВАЙТЕ РЕАКТОРЫ ДОВЕРХУ! ЛИЛ, ТЫ РАНЬШЕ ЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ПИЩУ?
— НЕТ, НИКОГДА. ХАВЛО — ЭТО ЗНАЧИТ «ПИЩА»?