Война кукол
Шрифт:
— Как именно?
— А очень просто, — Гаст откинулся на спинку. — Вот представьте, что баншеры, согласно Первому Закону, решат вмешаться в вооруженный конфликт между цивилизациями и заблокируют наземную или космическую связь — кому они этим помогут? Нам? Нет, прежде всего — потенциальному противнику. Затем — их можно шантажировать, и шантажом заставить проникнуть в защищенную сеть, в систему Минобороны, передать врагу тактическую информацию в обмен на чью-то жизнь. Они более сродни машинам — и теоретически способны на большее, чем люди…
— Вот он, ужас, который таится в этом спокойном слове — Банш, — заглянул Доран в глаза тридцати миллионам притихших зрителей. — Киборгам чужды патриотизм и интересы человечества! Они могут предать нас — всех — в любую минуту…
— Я импотент, — искренне ответил тот — и Город вздрогнул. — В смысле — я закодирован от секса по программе сверхдальних полетов. Чтобы ничто не отвлекало от работы.
— Это ужасно и достойно уважения, — Доран готов был пришибить Гаста, упорно стягивающего на себя внимание аудитории. — Вы положили свой основной инстинкт на алтарь отечества… А как вы интегрированы в религию? Велика ли ваша вера в Бога?
— Я верую в Друга и Пророка его Энрика, — сообщил Гаст; здесь и Селена глазами захлопала — в чем, в чем, а в причастности Гаста к течению «варлок-рок» заподозрить было трудно — туанский робот-мститель… Бог-Друг, приходящий из мира мертвых на помощь униженным и угнетенным… справедливость любой ценой… экстатические танцы, хоровые мантры… и Гаст! Ну, если он хотел уесть Дорана — он его уел и губы вытер. А с ним и всех, кто их видит.
Но тут взвилась Эмбер. Укоры в жадности она забыла сразу, будто их и не было, но никто не мог безнаказанно славословить в ее присутствии Энрику, никчемному певцу, бездарному танцовщику из эро-дансинга, угодившему в коллекцию красавцев яунгийского магната Калвича, до религиозного безумства чокнувшемуся от эротизма в царившей на «Острове грез» атмосфере бесстыдства и ставшему эстрадным шаманом, пастухом и кумиром молодежных стад.
— Энрик! — ответила она презрительной гримасой. — Как вообще можно серьезно относиться к этому шуту, фигляру, извращенцу и маньяку?! Вся его вера — блеф и помешательство на экстремизме, а его фанатики — полоумные маргиналы!..
— Да, — запел ей в тон Доран, чьей стихией был публичный скандал, — более чем странно для сотрудника Минобороны признаваться в любви к духовному вождю беснующихся толп… Разве не так?
— Доран, — ласковей утреннего солнышка, Гаст развалился поудобнее, — проблема Эмбер в том, что она умирает от зависти к Энрику. Тиражи его дисков, книг, фильмов о нем, известность в трех цивилизациях — и в том числе на Туа-Тоу, куда любая наша примадонна готова ехать хоть в мусоровозе, — это порождает комплекс неполноценности…
— Я-а-а??! — Эмбер расхохоталась. — Ему? Завидовать? Да никогда! Я о нем даже не думаю!..
— Куда уж вам, — посочувствовал Гаст, — до него — как пешком до Туа!.. Картенговые диски, тусовки высшего уровня в высших мирах…
— Куда его зовут плясать голым на столе, пока туанцы и яунджи жрут торты с живыми червями!..
— О! Значит, вы внимательно следите за его успехами?.. По-моему, это весьма престижно — танцевать нагишом во славу Божию и наступать в торты, да чтоб за это вам еще и рукоплескали! Думаю, вы не отказались бы. Но — если вы считаете себя не ниже Энрика, почему же ВАС туда не зовут?
— Я люблю СВОЙ мир! — скользко вывернулась Эмбер из-под удара, простирая руки, будто стремясь обнять весь Город. — Я в нем живу и для него пою! Я люблю тебя, о Сэнтрал-Сити! Я люблю вас, люди!!
«Утерли тебе нос, мымра», — злорадно ликовал Доран, незаметно командуя: «фанфары!» Он жалел, что перепалка не дошла до «Скотина!» и «От скотины слышу!»
Затем Доран прошелся коваными сапогами по гастовым болезням, Гаст кое-как написал на бумажке: «ДОРАН — КОЗЕЛ» (Доран был до крайности польщен) и поведал, что он может сделать за две минуты с любой системой; это не обошлось без комментариев ведущего о том, какие у нас замечательные люди в «Антикибере», надежда и опора всей цивилизации. Хватившись, Доран втянул в беседу женщин — Эмбер заныла, что ее Лилик была лапочка, умничка и красавица; Селена, вошедшая в образ Муаны, высокомерно нацедила полный бак упреков светским дамам, которые не берегут любимых кукол, и что она, Селена, никогда б не завела себе кибер-подружку.
— Это глубоко личное дело — испытывать или не испытывать нежность к киборгам, — ровно изрекала она, немного вскинув голову и кожей ощущая недоверчивое и слегка благоговейное внимание централов, — но когда я в пятницу выхожу с терминала Фэрри на «Пинк-Пойнт» и вижу салон «REALDOLLS», меня охватывает сложное чувство — как бы глухое негодование. Управляемое и предсказуемое — это не любовь; такие отношения сразу становятся на уровень еды, когда ты уверен только в своем аппетите и качестве продукта… А может ли возникнуть между человеком и киборгом приязнь — трудно сказать. Их можно любить как удобные вещи, не больше.
Эмбер поймала тему, как приняла удачный пас, — встала, пометалась глазами и руками, попросила у Дорана (по сценарию, это была внезапная импровизация) несколько минут, чтоб выразить свою печаль в песне, созданной минувшей ночью (и это была правда, как и то, что Эмбер полночи репетировала) и написанной «страдающей душой, а не рукой». Доран изобразил организацию эстрады для «нашей всеми любимой Эмбер». Гаст думал — не заткнуть ли уши? — но для приличия решил стерпеть. И Эмбер запела:
Ее причесывала я,Ей платья выбирала я,Ее любила, ее ласкала.И вот вчера на голос мой,Когда вернулась я домой,Она не вышла — она пропала.Как пусто в доме!Как сердцу больно!Я плачу горькими слезами и пою:Украли куклу,Украли куклу,Украли куклу, девочку мою!Как будто часть души моейУнес неведомый злодей —И кровоточит, зияет рана.Я и подумать не могла,Как нужно мне ее теплаИ что однажды ее не станет.Я, как убитая, молчу.Я новых кукол не хочу.И зря друзья мне их предлагают.А мне другая не нужна.Нужна она, одна она,Мне не заменит ее другая!Как пусто в доме!Как сердцу больно!Я плачу горькими слезами и пою:Верните куклу,Верните куклу,Верните куклу, девочку мою! [Б]Б
Текст авторов романа
Тем же утром Маска, пофехтовав с заметно приунывшим Габаром — тому лишь меч и возня с ее «агрессором» прибавляли живого блеска в глазах, — вновь прикинулась маленькой женщиной и понеслась знакомой трассой в космопорт. Там, в кипящей толчее, если не заходить за линии предупредительной разметки, потеряться и раствориться — как плюнуть. И вообще Маску космопорт притягивал — вдали, в сизом мареве за необъятным комплексом приземистых зданий, высились гигантские башни службы навигации с видимым даже днем сиянием лазерных маяков, с загадочно шевелящимися радарами, там виднелись громады пусковых станков, и если потерпеть немного, можно посмотреть, как уходит в зенит орбитальный лифт или дневной звездой зажигается в далекой вышине кериленовое пламя маршевого двигателя.