Война ларгов: Проклятие Этриуса
Шрифт:
– Потерпи, сынок. На Этриусе были времена и похуже. Куззоле следует отдать должное и глубине души мы должны быть ему благодарны за то, что он все еще не превратил планету Сатира в кровавое месиво, – говорила ему мать, сидя на скамейке возле его трона.
– Ты ему благодарна?
– Отчасти. Его поведение можно понять, ведь Брагус убил его внука.
– Но в чем виноваты все остальные? Зачем он издевается над нами?
– Я думаю, что он пытается нас воспитывать или уже просто всех ненавидит и издевается. Помню, когда я была еще маленькой, по вине вождя краглов начались кровопролития. Он решил отомстить Куззоле за убийство своего отца, в результате чего все его войско было разбито в пух и прах магией колдуна! А потом, не долго думая, Куззола напал на Рединфорт! Знаешь, что произошло дальше, когда войска эльбов и ларгов столкнулись с болотным войском колдуна?
Емельян неуверенно помотал головой из стороны в сторону.
– Дальше войска ларгов и эльбов начали неминуемо редеть, а павшие воины оживать и сражаться на стороне колдуна! Когда твоя прабабушка Друана была вся изранена костяной гидрой и была смертельно ранена, а черный дракон погиб, Куззола намеревался оживить его, и тогда он бы стал сражаться на его стороне! А если бы Друана погибла раньше, то он и ее оживил! Ты понимаешь? – сказала ему мать.
– Но как вам удалось остановить его? – тревожно спросил ее Емельян.
– Нам бы не удалось, – задумчиво произнесла Лидия, – Нас спас Сатир. Он вмешался и убедил Куззолу остановиться. Колдун снял с себя Амулет бессмертия и повалился на землю. Я видела это своими глазами, а он несколько раз посмотрел на меня, прежде чем убил себя.
– Он сам убил себя?
– Да. Если бы ты слышал, что он говорил, – прошептала Лидия, – Это было раскаяние. Последние слова я запомнила: «Только оказавшись во мраке отчуждения и на краю бездонной пропасти, к которой выведет путника его черное сердце, появится шанс осознать совершенные им злодеяния, но будет уже поздно, как это сталось со мной».
– Да он прям философ!
– Так сказал и твой дед Александр, но Куззола тоже осуждал его по-своему, наверное, было за что, ведь Сатир любил твоего деда не меньше, чем сына.
Емельян положил руку на лоб и откинулся назад, тяжело вздохнув.
– Душа колдуна почти такая же древняя, как и наш Этриус. Представляешь, что он испытывал, когда погиб его внук, ведь он долгое время даже не знал о его существовании!
– Ох, и ненавидит нас этот колдун! – еще раз вздохнул Емельян.
– Ненавидит, но и любит. Я помню, что он говорил. Я почувствовала его любовь, когда он снимал с себя Амулет бессмертия, ненависти не было. Ненависть в нем проснулась, когда погиб Варлок.
– Мама, это все равно отдает безумием! Он такой же древний, как наша планета, его переполняют чувства так, что все должны сами понять, как же им себя вести, чтобы не разгневать Куззолу! А уж если его кто-то разгневал, то будут страдать все без разбора! И мы должны быть ему благодарны, ведь если он захочет, то мы все умрем и превратимся живых мертвецов! – вспылил Емельян.
Лидия улыбнулась и пожала плечами.
– Он сумасшедший! Разве я не прав? – уточнил молодой король.
– Может, он и сумасшедший, но ты то еще в своем уме, – пояснила ему мать.
– На что ты намекаешь?
– Потерпи. Пусть все вокруг будут сумасшедшими, а ты оставайся разумным. Если даже Сатир не может совладать со своим сыном, что уж нам, смертным, противиться судьбе – будет, как будет.
– Вот оно что, – догадался Емельян, подумал о чем-то с минуту, а потом обратился к своему советнику, который все это время молча сидел по другую сторону от трона короля, нежели Лидия, – Зовите следующего!
Торопливой походкой советник подошел к дверям тронного зала и пригласил на аудиенцию следующего просителя. После некоторого ожидания, к королю на глаза вышла крупная женщина средних лет и полноватой комплекции. Она еще не успели ничего сказать, как советник короля рассмеялся, снял со спины у нее лист бумаги и принес королю на рассмотрение. Емельян невольно улыбнулся. На листе было написано: «Ударь меня».
– Простите, но разве кто-то осмелился вас ударить в нашем городе? – спросил женщину король, – Может быть, муж? Или какой-нибудь сумасшедший?!
– Дети, Ваше Величество, дворовые дети, – расплакалась просительница.
– Угу, так значит, – хмуро пробурчал себе под нос Емельян, но чуть погодя оживился, – Их необходимо задобрить, чтобы они забыли про этот лист бумаги, чтобы больше никто не осмелился сделать такой же!
– Каким образом, Ваше Величество? – вытирая слезы, проговорила женщина.
– Очень просто. Вы умеете печь пирожки?
– Конечно.
– Теперь вам придется угощать ими дворовых детей, хотя бы первое время, а там посмотрим на их поведение, верно?
– Хорошо, я попробую.
– Уверен, что родители дворовых детей тоже начнут вас приглашать в гости на компот со сдобой, уверен, что вы все подружитесь, – заявил молодой король и обратился к своему советнику, – Выдайте несколько золотых монет оскорбленной женщине.
Советник послушно выполнил указание короля.
– Всегда трудно делать шаг к примирению первым, тем более, когда правота на твоей стороне, – сказал Емельян, когда оскорбленная женщина уже получила деньги, – На эти монеты вы сможете покупать муку и малину пару недель, в течение которых дети проникнуться к вам симпатией и больше не осмелятся причинять вам вред.
– Спасибо, Ваше Величество! – женщина поклонилась королю и ушла.
– Мама, у нас в городе разве все сошли с ума, что никто не удосужился снять со спины этой женщины лист бумаги со спины? – возмутился Емельян.
– Скорее всего, сынок, все настолько погрязли в своих повседневных делах, что никто и не замечал этой злосчастной бумажки. Конечно, это печально. Вижу, Куззола подшутил над ней не спроста и не сомневался, что так все и произойдет, что женщина растеряется и придет к тебе с жалобой на детей, – пояснила ему Лидия.
– Но в кого вселилась его душа, чтобы прилепить ей эту злосчастную бумажку? В ребенка? Он чудовище, – гневался Емельян.
Лидия ничего не ответила, лишь улыбнулась.
– Ладно, посмотрим, что он еще придумал, – махнул рукой молодой король, – Зовите следующего просителя, советник!