Война Ночных Охотников
Шрифт:
Прикусив нижнюю губу, Лена двинулась в дальний угол – к столам. В них, конечно, было пусто. Ни ноутбуков, ни телефонов. Чайника нет. И удлинителя. Даже копеечных настольных ламп не осталось. Ящики вывернуты, брошены на пол, рядом веером расстилаются бумажные листы с распечатками карт города. Старые газеты, обрывки с заметками от руки. Все истоптано грязными ботинками, оставившими на бумагах засохшие разводы.
Обернувшись, Лена подошла к дивану. Обшивка распорота, рядом валяются окурки и пустые жестяные банки. На месте крохотного холодильника лишь светлое пятно на полу. Все, что
Повернувшись, охотница тяжело опустилась на диван, уперла локти в колени и спрятала лицо в ладонях.
Это была временная база, одно из множества убежищ, и все-таки. Здесь они провели столько времени, что это место на время стало домом. Частью ее жизнью. Такой же разрушенной и разломанной. Возможно там, в лабиринте подвала, уцелел тайник с оружием. Надо проверить. Надо заставить себя встать, пойти в подвал, свернуть на втором повороте и попробовать открыть чертову дверь. Но сил не было. Надо.
– Надо было ехать, - глухо сказала Лена. – Надо было все бросить и ехать с ним.
Застонав, она сжала пальцы, массируя виски. Кобылин вернулся. Это был он. Немного изменившийся, наполненный болью и печалью, постаревший лет на сто. Но это был он. Но его взгляд… Нет, все равно ничего бы не вышло. Он никогда не был таким, каким она его себе представляла. Да, он был героем. Безусловно. Верным. Надежным. Стремительным, убийственным и беспощадным. Он был окончательно и бесповоротно влюбленным в собственную великую миссию чурбаном, чьи глаза стекленели при каждом подозрительном шорохе. Ему подошел бы белый плащ. И белые доспехи. Гремя ими, Кобылин срывался бы с постели прямо посреди ночи. И убегал бы в темноту, блестя остекленевшими глазами.
– Все равно бы ничего не вышло, - сказала Ленка сама себе и шмыгнула носом.
Достав из кармана куртки резинку, она вскинула руки и принялась укладывать длинные волосы в хвост. Она теперь тоже далеко не та девочка, которая ночами веселилась с подружкой, открывая жутковатую и притягательную изнанку города. Теперь и она повидала и клыки, и когти, и выпущенные кишки. Может теперь сама выстрелить навскидку в темноту, может полоснуть клинком по горлу, даже не задумавшись – права или нет. И теперь тоже вздрагивает при каждом подозрительном шорохе. А быть может, и ее глаза теперь стекленеют, когда она слышит телефонный звонок.
Лена вытащила из кармана старенький мобильник, выданный ей Бородой. Телефон был отключен. Гриша велел включить его, когда будет готова.
Лена задумчиво ковырнула обломанным ногтем кнопку питания. Затаила дыхание.
– Надо было ехать, - снова сказала она и туже сунула руку за отворот куртки, нашаривая пистолет.
Тихие шаги, пришедшие из темноты, были легкими, но уверенными. Охотница успела достать оружие, а потом спрятала его. Она знала, кто идет.
В черном проеме появился Петр. Пригнувшись, он нырнул в комнату, медленно прошел в центр, озираясь по сторонам, присвистнул.
– Ну и разгром!
– сказал он. – Прям логово тролля.
Лена тяжело вздохнула. Петька. Теплый и родной. Такой мягкий, всегда готовый поддержать, подхватить под руку. Он был ее отдушиной, ее чистым источником, в который она нырнула, убегая от кровавых ночей. И чем это кончилось? Вон, стоит, раздвинув плечи, и прикрывает локтем ствол, спрятанный за поясом. Мочки уха не хватает, под глазом синяк. Глаза блестят – от линз, которые он, дурак, не снимал уже больше суток. Посадит зрение. А все туда же. Смотрит орлом. Вот голову повернул – быстро, но плавно, как хищная птица, заметившая потенциальную жертву. Еще полгодика и его глаза тоже приобретут остекленевший вид. И вовсе не от контактных линз. Может, это с ней самой что-то не так? Может, это она на них так влияет?
– Петь, - позвала Лена. – Птица… Ты линзы когда последний раз менял?
Охотник виновато улыбнулся, махнул рукой – ерунда. Улыбка у него была настоящая. Живая. Одна на все случаи жизни. Такая, от которой и самой хотелось улыбнуться.
– Петька, - устало выдохнула Лена, поднимаясь с дивана. – Ну что ты как маленький, в самом деле…
– Идем! – перебил он.
Подступив ближе, Петр схватил ее за руку и потянул за собой, - пылко, настойчиво, как ребенок, которому хотелось похвастаться новой игрушкой. – Давай, давай, идем! Ты просто офигеешь!
Ленка мысленно застонала. Но кучерявый Петр улыбался искренне и так ярко, что у нее просто не было сил злиться. Невольно улыбнувшись, охотница уступила и тронулась с места.
– Ну, смотри у меня, - сказала она, шагая за Петром по темному коридору. – Если это не огромное кольцо с бриллиантом, я тебе голову откушу.
– Богомольчик ты мой, - умилился на ходу Петька. – Все бы тебе головы откусывать… Ай, больно!
Он прыгну вперед, оторвавшись от разъяренной подруги, бросившейся следом. Вместе они бегом выбрались наружу, выскочили из двери на дорожку, спрятанную в кустах, потолкались, больше для вида, и двинулись, наконец, через парк, к главным воротам НИИ.
Ленка, озираясь по сторонам, никак не могла взять в толк, зачем Петька повел ее к выходу. Он, вообще-то, должен был проверить старые посты наблюдения. Которые располагались совсем в другой стороне. А здесь был обычный въезд на территорию института, в подсобках которого охотники и устроили свой штаб, замаскированный под склад фальшивого интернет-магазина.
На входе все было в порядке. В большой каменной комнатке, которую язык не поворачивался назвать будкой, сидела пара охранников. Массивные ворота закрыты. А проходная калитка рядом с охранниками – распахнута настежь. За решетчатым забором сновали пешеходы. Близилась ночь и припозднившиеся трудяги торопились к домам и семьям.
Петр провел охотницу сквозь калитку, вывел к шоссе, сделал широкий взмах рукой и объявил:
– Та-дам!
Ленка, хмурясь, глянула на дорогу. Единственное, что она там увидела –туристический автобус, припарковавшийся, вопреки всем правилам, напротив забора института. Автобус был большой, позади двойная ось, а колес, получается, всего шесть, как у грузовика. Над бортами высились длинные ряды стекол с абсолютно черной тонировкой. Огромный покатый лоб автобуса, тоже был затонирован – на грани нарушения. И Ленка с великим трудом разглядела, что за рулем есть кто-то живой.