Война Поппи

Ловелл Л. П.

— Я хочу не этого, — говорю я, качая головой. — Я просто хочу тебя.

— Вчера… Вот кто я такой. Тикающая гребаная бомба замедленного действия, и, детка, ты можешь ненавидеть меня сколько хочешь, мне все равно.

Он поворачивается к двери. Открывает ее, я чувствую, как все внутри меня рушится. Это середина бури, и что бы я ни делала или ни говорила, все вот-вот будет сметено этими ветрами.

— Любовь — это нелегко, — я чувствую, что мой голос дрожит. — Нельзя просто так уйти от нее. — Я сглатываю. Его рука все еще на двери. — Все в жизни — это риск, тебе просто нужно решить, на какой риск стоит пойти, и для меня ты — риск, на который стоит пойти, потому

что без тебя, без того, что у нас есть, я буду просто существовать. А я хочу жить, Брэндон. — Его подбородок опускается на грудь, и он упирается лбом в дверь. — Но ясно, — говорю я, — что я не стою того, чтобы рисковать из-за того, что ты отказываешься получить помощь, в которой нуждаешься. — Я стискиваю зубы. — И если это так, то уходи, черт возьми, но не смей говорить, что ты делаешь это для меня. Ты делаешь это для себя.

Он хлопает ладонью по двери и разворачивается, роняя сумку по дороге ко мне.

— Это не поправимо! Она всегда будет рядом. Изо дня в день я нахожусь в ловушке в своей собственной гребаной голове, и когда я закрываю глаза, ты знаешь, что я вижу? — Его лицо превращается во что-то жесткое и злобное. Его голос неуклонно повышается. — Я вижу мертвые глаза Коннора, уставившиеся на меня. Я стараюсь вернуть его. И каждую. Грёбаную. Ночь. Он умирает. Скажи, могут ли они удалить это воспоминание? Вытащить его из головы?

И что я на это скажу? Никакая любовь к нему никогда не сотрет это из его памяти, и количество печали только растет.

— Нет, — говорю я, — но я просто хочу, чтобы кто-то помог тебе увидеть, что в жизни есть гораздо больше, чем тот кусок ада, в котором ты постоянно живешь.

Он зажмуривается.

— Это еще не всё, Поппи. Есть ты. И я хочу для тебя большего… — Он жестом указывает между нами: — Чем это.

— Брэндон…

— Мне нужно время.

С этими словами он открывает дверь и уходит.

Он уходит от меня…

Глава 36

Брэндон

“Bad Habit” — The Kooks

Я стучу в дверь Финну, слышу шум шагов за дверью и тут дверь открывается. Он одет в черный спортивный костюм с капюшоном, надвинутым на голову, тот затеняет часть его лица. Наши взгляды встречаются, а затем, не говоря ни слова, он отворачивается, оставив дверь открытой. Я следую за ним по короткому коридору.

— В чем дело? — спрашивает он, берет вейп с журнального столика и подносит его к губам, прищуривается, когда он делает затяжку.

Я сажусь в противоположном углу дивана, лицом к нему и взволнованно провожу рукой по волосам.

— Стандартное дерьмо.

Он кивает. Запах вишневого табака разносится по комнате, когда он выпускает струю дыма. Финн наклоняется вперед и упирается локтями в раздвинутые колени, из-за этого движения его капюшон падает вперед и закрывает лицо:

— Поппи? — спрашивает он.

— По-моему, мы расстались.

— По-твоему?

— Я пытался. Она, черт возьми, не может понять, насколько это опасно, даже после вчерашней ночи.

Друг глубоко выдыхает и откидывается назад.

— Она любит тебя.

В точку.

Правда в том, что я думал, что Поппи возненавидит меня, что она, по крайней мере, согласится со мной на каком-то уровне, но это не так. Я ударил, а она просто умоляла меня остаться. Что с нами не так? Неужели мы настолько токсичны друг для друга? Неужели она так отчаянно цепляется за это, что не видит, насколько все это пиздец?

А потом она попросила меня получить помощь и, черт возьми, я никогда не чувствовал себя таким

дерьмом. Я знаю, что это не поможет, но не мешало бы попробовать… А если это сделает ее счастливой? Если пойду к психотерапевту, я гарантирую, что окажусь в военной тюрьме еще до того, как моя задница коснется кушетки. И даже если я получу помощь, даже если есть какое-то волшебное лекарство, мне все равно. Я по-прежнему буду бороться за грязные деньги, никогда не смогу дать ей жизнь, которую она действительно заслуживает, — я дезертир в бегах.

— Она хочет, чтобы мне помогли. Она думает, что у меня посттравматическое стрессовое расстройство или что-то в этом роде. Говорит, что бои только усугубляют ситуацию.

Он пожимает плечами и откидывается на подушки.

— У всех нас есть свои проблемы, и то, как мы с ними справляемся, определяет нас.

Он прав. У меня есть эти проблемы, и по отдельности они не были бы такой проблемой, но с Поппи… Ты можешь продолжать падать только до тех пор, пока не достигнешь дна. Я думал, что Поппи достаточно, чтобы остановить спуск, но все, что она делает, это замедляет его и страдает вместе со мной в процессе.

Глава

37

Поппи

“World in Flames” — In This Moment

Не в силах заснуть я лежу без сна. Уже почти полночь, как я слышу, как отпирается дверь. На стол падают ключи со звоном. Вода на кухне включается на мгновение, а затем я слышу шаги по коридору. Свет уличного фонаря, проникающий через окно, отбрасывает ровно столько бликов, что я могу разглядеть силуэт Брэндона, когда он раздевается. Мой взгляд скользит вдоль широкой груди вниз к узким бедрам, когда он идет к кровати, матрас опускается под его весом и он оказывается рядом со мной.

Его горячее дыхание касается моего затылка, за которым следует мягкая ласка его губ, танцующая от моего уха до плеча. Часть меня испытывает облегчение от того, что он дома, часть меня злится — не потому, что он вернулся, а просто потому, что он делает это. Что он ходит вверх и вниз, по кругу и по кругу. Но мы всегда возвращаемся. И он, и я. И если в один прекрасный день этого не произойдет, меня убьет такая душевная боль.

— Прости меня, — шепчет он в темноту. — Я люблю тебя. — Я ложусь на спину и оказывается сверху, он гладит мое лицо, накрывает мой рот своим. Я обмякаю, тянусь к нему. Я отчаянно нуждаюсь в его прикосновении, в его теплых объятиях. Схватив меня за бедра одним быстрым движением он оказывается сверху. Горячая кожа прижимается к внутренней стороне бедер. Я уже должна привыкнуть к тому, что он чувствует, но мое тело все еще непроизвольно реагирует на него, каждое прикосновение клеймит меня так, как может только он. Его губы скользят по моим губам в призрачном поцелуе, таком неуверенном, но таком полном нужды. Я закрываю глаза, его грубые руки скользят под мою рубашкой, он снимает ее с меня. Его движения кажутся такими отчаянными, почти мучительными, но в то же время бесспорно мягкими.

Мы целуемся до тех пор, пока у меня не перехватывает дыхание, пока я не чувствую, что он мой кислород. Его прикосновения заставляют меня забыть обо всем, что не является его ртом или руками, обо всем, что не является нами. А такой и должна быть любовь: всепоглощающая и необъяснимая. Место, где нет ничего вне нас. И это магнетическое притяжение, которое живет глубоко в моей груди, которое притягивает меня к нему и заставляет меня чувствовать, что само мое существование зависит от его следующего поцелуя — я испытывала это только с ним.