Война роз. Право крови
Шрифт:
Из троих сыновей Невилла епископ воспринимал смерть отца, пожалуй, наиболее спокойно, без ярости, которая поедом ела Джона, или мрачной озлобленности, с которой открывал по утрам глаза Ричард. Что ни уготовано им впереди, в нем непременно заложена цена за все беды, все страдания, которые им пришлось вынести, считал Джордж.
– Эдуард ничего не пишет, – сказал Уорик с нескрываемым раздражением. – Я бы даже не узнал о его победе над Тюдорами, если б не их собственные пораженцы, все в рванине, которых поймали и допросили мои люди. Последнее, что я слышал, – это что Эдуард Йоркский сидел на горе битых валлийских лучников и заливал свое горе по потере отца и брата. Мои послания насчет того, как я отчаянно нуждаюсь в нем здесь, остались
Со смертью своего отца Джон Невилл сделался бароном Монтегю. Возвышение сказывалось богатством нового плаща, толстых шосс [4] и сапог хорошей выделки, купленных в кредит у портных и обувщиков, которые могут ссужать лордам, но рыцарям – никогда. Несмотря на слои теплой одежды, на взбухающие стены палатки Монтегю смотрел с содроганием. Сложно представить себе хоть какого-то лазутчика, способного подслушивать сквозь гул и свист ветра, хотя осторожность, как известно, монет не требует.
4
Шоссы – мужские чулки-штаны в XI–XV вв., во времена позднего Средневековья приобрели вид штанов-трико.
– Если этот ветрина распояшется еще немного, нашу палатку схватит и понесет над всей армией, как знамение, – невесело пошутил Джон. – Брат, при всей своей юности этот мальчик Йорк нам нужен. Нынче утром я сидел с королем Генрихом, пока тот распевал под дубом псалмы. Тебе известно, что какой-то кузнец обвязал ему ногу веревкой? – Уорик, отвлекаясь от раздумий, поднял голову, на что Джон Невилл успокоительно выставил вперед обе руки. – Боже упаси, брат, не кандалы! Просто веревку с петлей, вроде конских пут, чтобы наш блаженный не убрел невесть куда. Ты вот рассуждаешь о мальчишке в Эдуарде, но он, по крайней мере, хороший, сильный малый, с норовом и способностью на действия. А этот Генрих словно дитя малое. Я даже не разобрал, что он там такое мямлит.
– Перестань, Джон, – перебил брата Ричард. – Генрих – помазанник Божий, будь он хоть слеп, хоть глух, хоть… блажен. Зла в нем нет. Он словно Адам перед грехопадением. Вернее, нет – скорее как Авель перед тем, как его из злобы и зависти убил Каин. Стыд-то какой для всех нас, что он связан! Я нынче же прикажу, чтобы его освободили.
Уорик прошел к выходу из палатки и потянул за шнур, на что не замедлил хлопнуть крылом клапан входа, впуская льдистый ветер. Тут же птицами взвились в воздух бумаги в углу, вырвавшись из-под свинцовых грузиков, что прижимали их к месту.
Когда распахнулся вход, братья выглянули наружу, охватывая глазами ночную сцену, похожую на сумрачные полотна ада. Непосредственно на юге лежал Сент-Олбанс. А перед городком во тьме, разреженной мятущимся светом факелов, шла работа: десять тысяч ратных людей, разбитых на три «войска», возводили укрепления. Огни и жаровни тянулись во всех направлениях, зияя во мраке несметными огненными глазами, хотя свет их был скуден. Ветер наискось бросал промозглое сеево дождя, словно в насмешку над людскими потугами мало-мальски осветить окрестность. Над шумом ветра слышны были разрозненные крики людей, согнутых под весом балок и корзин с землей. Изможденных быков, приседающих под непомерной тяжестью груженых телег, поминутно застревающих в грязи, гнали бичами.
Уорик чувствовал присутствие обоих своих братьев, которые подошли и теперь вместе с ним смотрели наружу. Сердцевину лагеря образовывали примерно две сотни палаток, все лицом к северу, откуда неизбежно должна была подступить армия королевы Маргарет.
Весть о гибели отца под замком Сандал настигла Ричарда при возвращении из Кента. С того скорбного дня у него оставалось полтора месяца, чтобы изготовиться встретить армию королевы. Она шла отвоевывать мужа, это вполне понятно. При всей своей хрупкости и отрешенности во взоре, Генрих по-прежнему оставался монархом. Корона в наличии всего одна, и править страной суждено одному человеку, пусть он даже сам того не сознает.
– Всякий раз, когда солнце садится, я вижу новые ряды шипов, рвов и…
Епископ Джордж Невилл махнул рукой, не имея слов для описания машин и орудий убийства, собранных его братом. Ряды пушек и кулеврин были лишь частью всего этого. Уорик совещался с оружейниками Лондона, выискивая любое коварное приспособление, от которого будет прок на войне – вспять ко временам Семи королевств [5] и римских завоевателей. Взгляд его скользил по унизанным шипами заграждениям, рвам-ловушкам и угловатым приземистым башням с прорезями бойниц. То было поле смерти, уготованное тьмам ратников, которые на него ступят.
5
Семь королевств, или Гептархия – семь государств англов, саксов и ютов, существовавших на территории Англии в VI–VIII вв.
2
Маргарет стояла у входа в свой шатер, наблюдая, как ее сын сражается с каким-то мальчишкой из местных. Никто понятия не имел, откуда здесь взялся этот черноглазый оборванец, но он как-то быстро увязался за Эдуардом, и теперь они скакали по мокрой земле с палками, держа их как мечи, и с кряхтеньем колошматили ими друг друга. Вот сражающаяся парочка прибилась к составленному оружию и щитам, в сумраке кажущимся кричаще яркими, над которыми сверху колыхались знамена дюжины лордов.
Королева издалека завидела приближение Дерри Брюера, который трусцой сноровисто подбегал по длинной траве. Под стоянку для лагеря была выбрана долина возле реки меж пологих холмов. Пятнадцать тысяч человек со всеми своими лошадьми и палатками, оснащением и повозками представляли собой кочующий город, занимающий изрядно места. На исходе лета его обитатели обчищали бы огороды и обкладывали сады, но в начале февраля умыкнуть было нечего. Мертво темнели поля, вся жизнь в них затаилась где-то на глубине. Люди в своей изношенной и изорванной в тряпье одежде, с подведенными животами и истощавшими мышцами все больше напоминали нищих. Обычно зимой никто не воюет, если только речь не идет о спасении короля. Так что причина войны зиждилась здесь решительно всюду, в самой этой схваченной холодом земле.
Подоспев к входу в шатер королевы, шпионских дел мастер застыл в куртуазном поклоне. Маргарет на это чутко подняла руку – дескать, не отвлекай, – и, обернувшись, Дерри увидел, как принц Уэльский одолевает своего более слабого противника. Он сшиб его на спину, и тот теперь шипел на земле и извивался как кошка, которую душат. Ни Брюер, ни королева в ход схватки не вмешивались, и принц Эдуард, перехватив сподручней палку, метким движением жестко ткнул ею мальчишке в грудь. Тот, свернувшись калачиком, поджал ноги к груди и покорно замер; принц же вскинул палку, словно пику, и, потрясая ею, приложил вторую руку ко рту и изобразил волчий вой – звук в детских устах довольно забавный. Дерри широкой улыбкой выказал и похвалу, и удивление. Венценосный отец мальчика за всю свою жизнь не обнаружил боевого пыла ни на унцию, однако сын его сейчас демонстрировал победное волнение от того, что стоит над побежденным. Чувство, что и говорить, отрадное. Ребенок наверняка его запомнит и усвоит.