Война роз. Воронья шпора

Иггульден Конн

Однако не городской шум волновал его. В Вестминстерском дворце, в древней короне, сидел его сводный брат Генрих. Первый сын его матери, невольно дивился Джаспер, освобожденный из заточения, как Даниил – из львиного рва или Иосиф – из той ямы, в которую ввергли его братья.

Генрих вновь был королем, и звезда Ланкастеров ярко светила на небосклоне. Чувство это невольно било в голову, и старший Тюдор то и дело поглядывал на своего племянника, стремясь разделить и его удивление, и счастье.

Впрочем, зрелище протекавшей сквозь столицу реки никак не тронуло Генри Тюдора, хотя Джаспер мог только дивиться тому контрасту, который являл собой Лондон по сравнению с Пембруком. Возможно, его племянник и рассчитывал увидеть здесь шумные толпы и потому ни капли не

удивился. Или же, как начал подозревать Джаспер, в мальчишке было что-то не так; какая-то часть его не умела реагировать так, как надо. Тем не менее он улыбался Генри, рассчитывая на ответную улыбку. Конечно, с мальчиком плохо обращались, его воспитывали тычками и затрещинами, он рос без родителей и друзей, так что не стоит удивляться холодку в его привычках и манерах. Джаспер кивнул самому себе. Как-то раз к нему прибился пес, которого месяц за месяцем избивали, прежде чем он порвал веревку, которой был привязан. Несчастное животное приблудилось к нему в лесу, выйдя на запах похлебки, варившейся в походном лагере. Потребовалось много времени, чтобы собака перестала скалиться и дрожать, вновь обрела уверенность. Так что его, Тюдора, долг, может, и состоит в том, чтобы научить парня находить крохи радости, даже посреди колючего зимнего дня.

Джаспер свернул на тропу, уходившую от реки к огромным стенам дворца. Оставив аббатство за спиной, они с Генри спешились и с трепетом вступили под высокие и длинные своды Вестминстер-холла. Масштаб и дерзость этого сооружения всегда глубоко трогали старшего Тюдора. В просторных залах Вестминстера собирались королевский совет, Палата общин и Палата лордов, а над этими залами и за ними находились занимаемые королем помещения.

Джаспер на удачу постучал по деревянному прилавку, за которым почтенного вида старец продавал адвокатам гусиные перья, по пенни за дюжину. Король Генрих своим указом мог вернуть Пембрук тому, кто больше всего остального любил его. Пожилой Тюдор не смел даже думать о такой возможности из-за того смятения, в которое повергала его эта мысль. Человек способен терпеть долго-долго, но когда переполняется мочевой пузырь, когда он уже вытаскивает горшок, – тогда-то и посещает его самая мука. Мучительно оказаться рядом с возможностью исполнения самого заветного твоего желания.

Дядя с племянником, поднимаясь все выше, проходили один этаж за другим по страшно далеким от внешнего мира комнатам, в которых звуки гасли в коврах, гобеленах и в массивной тяжелой мебели. Вновь и вновь Джаспера и Генри останавливали люди короля, облаченные в ливреи дома Ланкастеров с вышитой на груди красной розой и гербом короля – лебедем и антилопой. Старший Тюдор остановился возле одного из них, чтобы разглядеть отлитую из пьютера [13] кокарду с изображением короля Генриха верхом на коне, с державой и крестом в руках. Внимание польстило стражнику, и он, как и положено, глядя перед собой, ответил:

13

Пьютер – сплав свинца и олова.

– Купил на рынке, сэр. Возьмите себе, если нравится. Я себе другую куплю.

– Нет. Меня радует сама твоя верность, – проговорил Джаспер. – Найду себе такую же. И что же это за город, где продают кокарды с изображением короля Генриха еще до того, как под ним согрелось сиденье трона!

– Да, сэр, и в самом деле, другого такого города, как Лондон, на свете нет, – ответил охранник, приосаниваясь и выставляя вперед грудь.

Джаспер с улыбкой направился к следующей лестничной клетке, которая должна была привести их к покоям короля. Перед ними ждала целая группа стражей, взиравших на пришедших сверху вниз. Пребывая в хорошем настроении, старший Тюдор отметил, что его племянник находится в полном восторге от всего увиденного и что взгляд подростка постоянно бегает по сторонам.

Перед последней дверью дядю с племянником старательно обыскали. Джаспер сам передал стражникам два кинжала, избавляя

их от лишних трудов.

– Рассчитываю получить назад, – проговорил он, прежде чем вместе с сыном своего брата предстать пред королем Генрихом Английским.

Джаспер с улыбкой пропустил молодого человека вперед. Король сидел ярдах в тридцати от них, и лицо его было обращено к солнцу, лучи которого вливались в выходящее на Темзу окно. Вдоль стен стояла стража, но около самого короля находились только герольд и Дерри Брюер. Старший Тюдор достаточно часто поднимался на башню в Пембруке, и сама по себе высота не могла смутить его, однако трудно было отвести глаза от открывавшегося за окном вида на Лондон – крохотных домишек, дорог, рынков, зеленых полей и извилин реки, с зимней неторопливостью пробиравшейся сквозь город. День выдался ясным, и Джаспер постарался запечатлеть открывшийся вид в своей памяти.

– Мастер Джаспер Тюдор, – провозгласил герольд, подойдя к ним с племянником поближе, – бывший граф Пембрука. И его племянник Генри Тюдор, сын Эдмунда Тюдора, бывшего графа Ричмонда.

Герольд был явно обескуражен отсутствием необходимого продолжения. Джаспер нахмурился, так как король Генри продолжал взирать в окно.

Дерри Брюер шагнул вперед. На нем были отличный коричневый дублет и черные хозы. Джаспер обратил внимание на прикрывавшую его глаз кожаную полоску и корявую трость, казавшуюся в руках Брюера скорее терновой дубинкой, чем опорой.

– Его Величество, мастер Тюдор, ныне не настолько расположен к речам и праздной болтовне, как было во время вашей последней встречи, – заговорил начальник тайной службы. – Сент-Олбанс разбил его сердце, и оно до сих пор не исцелилось. Однако я помню вас. Вы хорошо сражались и без страха послали своих стрелков вперед.

– Что ж, все мы получаем свои синяки и шишки, мастер Брюер, – ответил старший Тюдор. – У меня отобрали Пембрук и отдали его моим врагам.

– Да-да, мир – жестокое место, – непринужденным тоном ответил Дерри, понимая, что стоящий перед ним человек рад возможности упомянуть утраченные владения. Едва ли не все, кто приходил к королю Генри, могли похвастаться подобной историей. Половина земель и титулов Англии была пожалована им в предыдущее десятилетие в качестве награды за службу. Проблема, так или иначе, будет решена судами и в частном порядке, хотя Дерри подозревал, что распутывать ее придется целую жизнь.

Обернувшись к Генри, Джаспер подвинул племянника на шаг, так что молодой человек оказался совсем рядом с королем.

– Это Генри, сын Маргарет Бофорт и моего брата Эдмунда, племянник самого короля.

– С материнской стороны, не так ли? – бодрым тоном проговорил Брюер. – Вы ведь сын Оуэна Тюдора, мастер Джаспер, а не короля Гарри, победителя при Азенкуре. А это большая разница – в крови и в сердце.

– Его мать, Маргарет, принадлежит к королевскому дому, Джон Гонт [14] – ее предок, – напряженным голосом проговорил Тюдор, вспоминая, насколько раздражало его поведение начальника тайной службы короля.

14

Джон Гонт – первый герцог Ланкастерский, третий выживший сын короля Англии Эдуарда III и Филиппы Геннегау. Его прозвище «Гонт» означает, собственно, «Гентский», «родившийся в Генте». Основатель дома Ланкастеров, к которому принадлежали английские короли Генрих IV, Генрих V и Генрих VI.

Дерри шикнул на него, а потом пожал плечами.

– Насколько я помню, там была любовная связь? Дети, рожденные вне брачной постели? Все это было очень давно – а значение, друг мой, имеет только прямая мужская линия – Генрих Четвертый, Пятый, Шестой… А Йорки – всего лишь узурпаторы, стремящиеся стащить чужую монету, прямо как лондонские калеки в праздничный день. – Лицо Брюера сделалось уродливым, рот его искривила насмешка. – Посему, с какой бы просьбой ты ни явился сюда, никаких прав у тебя нет, поскольку тебе до этого и так доставалась слишком большая часть.