Война с Ганнибалом
Шрифт:
Вот по какому делу явился Ганнибал в Капую.
Неустрашимость капуанца Деция Магия
Было издано распоряжение, чтобы все, с женами и детьми, вышли навстречу карфагенскому главнокомандующему, и все охотно подчинились – кроме Деция Магия. Он и навстречу не вышел, и дома не остался, чтобы никто не подумал, будто его мучит страх или раскаяние, но спокойно прогуливался по форуму в обществе сына и нескольких клиентов.
Назавтра собрался сенат в полном составе, и Ганнибал произнес речь, ласковую и даже вкрадчивую. Он благодарил капуанцев за то, что карфагенскую дружбу они предпочли римской, и заверял, что Капуе суждено быть столицею всей Италии. Но Деций Магий не должен ни зваться, ни считаться кампанцем, а потому не
Пуниец вышел из курии и велел привести Магия. Тот, по-прежнему неустрашимый, отказывался повиноваться; тогда его заковали в цепи и силою потащили в карфагенский лагерь, а он кричал, обращаясь к сбежавшейся отовсюду толпе.
– Глядите, кампанцы, на вашу свободу, которой вы так усердно домогались! Средь бела дня, прямо на форуме, у вас на глазах не последнего в Капуе человека вяжут и тащат на смерть! Так украшайте же город, встречайте Ганнибала, праздником отмечайте день его прихода – и будьте свидетелями его триумфа над вашим согражданином!
Толпа начала волноваться, и конвойные обмотали Децию голову плащом и поскорее выволокли его вон, за ворота. Из лагеря его тотчас отправили к морю, посадили на корабль и повезли в Карфаген – на случай, если бы капуанцы переменили образ мыслей и потребовали у Ганнибала вернуть бунтовщика.
Буря занесла корабль в египетский город Кирёну, и Деций умолил тамошних начальников, чтобы его доставили в Александрию, к царю. Узнав его историю, царь Птолемей распорядился снять с него оковы и разрешил возвратиться в Италию – в Капую или же в Рим, куда сам пожелает. Но Магий объяснил, что в Капуе его жизни грозит опасность, а в Риме он будет скорее перебежчиком, чем гостем: ведь у кампанцев с римлянами война. И с изволения царя он остался в Египте.
Любопытно заметить: единомышленником Деция Магия был родной сын Пакувия, того самого, что возглавлял карфагенскую партию в Капуе. Этот юноша едва не совершил покушение на Ганнибала, и только ужас и отчаяние отца, с которым он поделился своим планом, остановили его в последний миг.
Спор в карфагенском сенате.
Тем временем в Карфаген прибыл брат Ганнибала, Магон, чтобы известить сенат о победах, одержанных в Италии. Успехи карфагенян, и без того поразительные, он счел нужным еще приукрасить и объявил, что убитыми враг потерял двести тысяч человек, а ранеными – пятьдесят тысяч. В подтверждение своих слов он насыпал у входа в курию целую гору золотых перстней и сказал:
– Эти перстни у римлян носят только всадники, да и то не все, а лишь самые знатные среди них.
Но не ради этого прислал Магона Ганнибал – Магон приехал просить подкреплений и денег, потому что, сказал он, чем ближе решительная и завершающая победа, тем больше сил требуется, чтобы ее достигнуть.
Баркиды ликовали и поздравляли друг друга, и один из них насмешливо обратился к Г аннону:
– Ну что, Ганнон, ты по-прежнему не советуешь нам начинать войну с Римом? По-прежнему требуешь выдать Ганнибала врагу?
– Да, – отвечал Ганнон, – я до тех пор не перестану тосковать о прежнем мире, пока не будет заключен новый, и до тех пор не перестану нападать на вашего неодолимого полководца, пока не обнаружится, что новый мир справедливее и выгоднее прежнего. Но о мире, сколько я понимаю, нет и речи. Вдумайтесь в то, что говорит вам Ганнибал. «Я разбил вражеские войска – присылайте еще солдат!» Не того же ли самого ты просил бы, если бы сам был разбит? «Я захватил два вражеских лагеря – дайте мне хлеба и денег!» А куда же делась добыча, которую ты взял в двух лагерях?.. Скажи, Магон, хоть один латинский город перешел на нашу сторону после Канн, хоть один перебежчик из римских граждан появился у Ганнибала?
– Нет, – сказал Магон.
– Значит, врагов у нас еще достаточно. А как они настроены? На что надеются?
– Не знаю.
– Так ведь узнать проще простого! Засылали они к Ганнибалу
– Нет.
– Значит, мы так же далеки от победы, как в день, когда Ганнибал перевалил через Альпы!.. Вот мое мнение: истинным победителям помощь не нужна, а если нас обманывают и тешат лживыми надеждами – тем более неразумно помогать обманщикам.
Нетрудно догадаться, что Ганнона поддержали очень немногие. Решено было послать в Италию из Африки четыре тысячи нумидийцев и сорок слонов, а из Испании – десять тысяч пехоты и две тысячи конницы.
Нола – первый успех после Канн.
От Капуи Ганнибал двинулся в Ноле, другому городу Кампании. Он надеялся взять его без боя. И правда, простой народ, страшась бедствий осады, хотел союза с пунийцами, но сенаторы тайно отправили гонцов к претору Клавдию Марцеллу, сменившему консула Варрона во главе войска, и Марцелл тут же откликнулся на их зов. Ганнибал отступил, но положение Марцелла было не слишком надежным – из-за враждебности народа. Среди первых недоброжелателей Рима был Луций Бантий, человек еще совсем молодой и отчаянно храбрый. Он сражался при Каннах. Карфагеняне нашли его полуживым под грудою трупов, вылечили и отпустили, щедро одарив. Теперь он был надежным приверженцем Ганнибала и главным зачинщиком смуты. Марцелл видел, что нет иного выхода, как либо казнить его, либо переманить на свою сторону. Пригласив Бантия к себе, он сказал: – Наверное, у тебя здесь много врагов, если ни один твой земляк не захотел открыть мне, какой ты замечательный воин. Но если храбрец служит в римском войске, его доблесть не останется тайной. Твои товарищи по оружию не раз рассказывали, сколько опасностей ты перенес, защищая честь римского народа, рассказывали и о твоем подвиге при Каннах. Велики твои заслуги, но я позабочусь, чтобы они были вознаграждены полностью. Приходи ко мне почаще – и ты в этом убедишься.
Для начала претор подарил Бантию прекрасного коня и пятьсот денариев, а ликторы получили приказ беспрепятственно пропускать его к Марцеллу в любое время.
Такой обходительностью Марцелл до того растрогал Луция Бантия, что вперед не было у римлян союзника вернее и мужественнее.
Ганнибал возвратился к стенам Нолы, и Марцелл перенес свою стоянку в самый город – чтобы зорче наблюдать за склонными к измене ноланцами. Но ежедневно римляне выходили в поле и строились в боевой порядок. Выходили из своего лагеря и карфагеняне и тоже строились к бою. Большого сражения ни тот, ни другой командующий не желали, однако же мелким стычкам не препятствовали. В этих мелких стычках день следовал за днем, как вдруг сенаторы сообщили Марцеллу, что простой народ вступил в сговор с пунийцами: при первом удобном случае ноланцы захлопнут и запрут ворота, так что римские воины останутся по одну сторону стен – снаружи, а их обоз по другую – внутри. Тогда изменники обоз разграбят, город же сдадут Ганнибалу.
Марцелл решает, не откладывая, попытать военного счастья. Разделив свои силы натрое, он ставит их у трех ворот, обращенных к неприятелю. Ноланцам приближаться к стенам строго-настрого запрещается. Особые караулы следят за тем, чтобы это запрещение не нарушалось.
Ганнибал, как обычно, вывел и построил свое войско, но римляне не появлялись, не было видно даже дозорных на стенах и башнях. Прождав довольно долго, пуниец предположил, что заговор в Ноле раскрыт и что римляне просто-напросто скованы страхом, а если так, то лучших обстоятельств для штурма и желать нечего. Карфагеняне выкатили осадные машины, вынесли лестницы и прочее необходимое снаряжение и начали подвигаться вперед. В этот миг распахнулись средние ворота, и сперва пехотинцы, а за ними конники с оглушительным криком бросились на врага. Центр карфагенской боевой линии был уже расстроен, когда открылись боковые ворота и римляне ударили неприятелю во фланги. Как велики оказались потери обеих сторон, в точности неизвестно – некоторые утверждают, будто у пунийцев погибло около трех тысяч человек, а у римлян всего пятьсот, – но то была огромная победа, может быть самая важная во всей войне, – первая победа после Канн.