Война с Ганнибалом

Ливий Тит

Так в продолжение одной ночи и одного дня римляне под командою Луция Марция овладели двумя карфагенскими лагерями, истребив при этом тридцать семь тысяч, взяв их в плен без малого две тысячи и овладев богатейшею добычею. Среди захваченного добра был серебряный щит с изображением Гасдрубала Барки, около сорока пяти килограммов весом. Этот щит, вплоть до пожара на Капитолии [61] , висел в храме Юпитера Капитолийского и назывался «Марциевым щитом», служа памятником подвигу Луция Марция. Надо заметить, однако, что некоторые писатели оценивают потери пунийцев иными, гораздо более скромными цифрами.

61

В 84 году до н. э.

Последняя

битва Марцелла в Сицилии.

Тем временем Марцелл наводил порядок в Сицилии, действуя с такою справедливостью и добросовестностью, что прибавил славы не только себе, но и всему римскому народу. Лишь в том он ошибся, что вывез в Рим многочисленные статуи и картины, которыми были украшены Сиракузы. Разумеется, они составляли часть добычи и принадлежали победителям по праву войны, но с тех пор вошло в обычай восхищаться греческим искусством, а следом – наглая привычка грабить храмы и частные дома в поисках произведений и предметов этого искусства, привычка, обратившаяся в конце концов и против римских богов, и в первую очередь – против храма, воздвигнутого самим Марцеллом.

В Сиракузы приезжали послы почти из каждого сицилийского города, и каждое посольство встречало у Марцелла тот прием, которого их город заслуживал. Но в Агригенте тлел еще не погашенный очаг войны, и даже не тлел, а пылал, потому что там собрались три карфагенских начальника – Эпикид, пуниец Ганнон и недавно присланный Ганнибалом либофиникиец [62] Муттин. Эпикид и Ганнон поставили его командиром нумидийской конницы, и он неутомимо опустошал земли врагов и подавал помощь друзьям Карфагена. Пунийцы покинули свое убежище в Агригенте и стали лагерем у реки Гимеры. Марцелл выступил туда же и расположился в шести километрах от неприятеля. Муттин немедленно пересек реку и напал на передовые посты, сея страх и смятение. Назавтра он повторил атаку и загнал противника в его лагерь. Но тут вспыхнул мятеж нумидийцев – около трехсот конников взбунтовались и ушли, – и Муттин пустился вдогонку, чтобы уговорить их вернуться. Уезжая, он очень просил Ганнона и Эпикида не торопиться со сражением.

62

Либофиникийцами (то есть финикийцами в Африке) звались граждане финикийских колоний на африканском берегу, некогда самостоятельных, а впоследствии подчинившихся Карфагену.

Эта просьба обидела и даже оскорбила обоих, но больше – Ганнона (который, сказать кстати, уже завидовал славе Муттина): подумать только, какой-то жалкий африканец смеет давать советы ему, главнокомандующему, присланному сюда карфагенским сенатом и народом! И он убедил Эпикида переправиться за реку и вызвать римлян на бой.

Марцелл приказал воинам выносить знамена и строиться. Во время построения к ним прискакали с неприятельской стороны десять всадников. Это были нумидийцы, растревоженные мятежом товарищей, а теперь еще вдобавок возмущенные тем, что карфагеняне задумали унизить их командира. Они объявили Марцеллу, что нумидийская конница от участия в сражении уклонится. Весть об этом мигом разлетелась по рядам и всех ободрила, потому что всего больше римляне боялись вражеских всадников. А враги пали духом: они не только растерялись, лишившись вдруг значительной части своих сил, но даже не были уверены, не ударит ли на них собственная конница.

Вполне естественно, что большого сражения не произошло – дело решили первый крик и первый натиск. Нумидийцы невозмутимо стояли на флангах, а когда пехота побежала, так же невозмутимо присоединились к бегущим.

Это была последняя битва Марцелла в Сицилии.

Год уже заканчивался. Чтобы провести консульские выборы, в Рим из-под Капуи приехал консул Клавдий. Консулами на следующий год были избраны Гней Фульвий Центумал и Публий Сульпиций Гальба.

Восьмой год войны – от основания Рима 543 (211 до н. э.)

Новые консулы Гней Фульвий Центумал и Публий Сулышций Гальба, вступив в должность, созвали сенат на Капитолии. В ту пору первая встреча сената с новыми консулами была очень торжественной и всегда происходила в главном храме Рима – храме Юпитера Всеблагого и Всемогущего на Капитолийском холме. Первым делом было постановлено продлить военную власть консулам предыдущего года и написать им, чтобы они ни в коем случае не прекращали осады Капуи. Эта осада была у римлян главною заботой: они помнили, как измена капуанцев оказалась пагубным примером для многих городов и племен, и потому надеялись, что, вернув Капую под свою власть, заставят раскаяться и других изменников.

Среди прочих дел сенаторы решили участь уцелевших от гибели солдат из войска Гнея Фульвия, разгромленного Ганнибалом в Апулии: их отправили в Сицилию до конца войны – так же, как прежде беглецов из битвы при Каннах. Наказание и тем, и другим было отягощено новыми позорными ограничениями: им запрещалось проводить зиму в городах и устраивать зимние квартиры ближе чем в пятнадцати километрах от любого города.

В начале года пришло письмо от Луция Марция. Неожиданные успехи в Испании, конечно, обрадовали сенаторов, но то, что воины сами выбрали себе командующего, вызвало дружное неудовольствие. Сенат поручил народным трибунам, не откладывая, запросить у народа, кого он соблаговолит назначить в Испанию на место Гнея Сципиона, Но совсем иное волновало в те дни народ в Риме.

Суд над Гнеем Фульвием.

Трибун Гай Семпроний Блез вызвал на суд Гнея Фульвия и без устали поносил его перед гражданами, говоря приблизительно следующее:

– Многие полководцы по легкомыслию и неопытности заводили войско в опасные места, но еще ни один не разлагал и не развращал свои легионы, чтобы затем их предать! Воины Фульвия погибли прежде, чем увидели врага, и погубил их не Ганнибал, а собственный начальник. Сравните Гнея Фульвия и Тиберия Гракха. Гракх получил войско, состоявшее из рабов, и за короткий срок они забыли в боях о рабском своем происхождении, стали грозою для врагов, оплотом для друзей. А Гней Фульвий? Гней Фульвий привил рабские пороки свободным и полноправным римлянам! Нет ничего удивительного, клянусь богами, что воины бежали с поля битвы – ведь пример им подал сам полководец! – гораздо удивительнее, что хоть кто-то остался в строю и пал с оружием в руках. Гай Фламиний, Луций Павел, Гней и Публий Сципионы предпочли погибнуть, но не бросили окруженное неприятелем войско. А Гней Фульвий? Гней Фульвий явился в Рим чуть ли не единственным вестником гибели своего войска! Позор! Беглецы из-под Канн служат в Сицилии и не вернутся, пока последний пуниец не покинет Италию ныне к ним присоединены легионы Фульвия, а сам Гней Фульвий проведет беспечальную старость в тех же забавах и развлечениях, которым посвятил свою беспутную юность! Нет, неодинакова в Риме свобода для бедных и богатых, для знатных и незнатных!

Обвиняемый всю вину сваливал на воинов. – Они сами требовали битвы, – оправдывался он, – но не смогли выстоять против мощи и славы Ганнибала. Я бежал, это правда, но вместе со всеми, в гуще толпы – как консул Варрон под Каннами, как многие другие командующие. Я не терпел нужды в продовольствии, не завел войско в засаду, не просчитался, строя боевую линию, – я побежден только силою оружия.

Дважды Народное собрание слушало дело Фульвия и дважды присуждало его к штрафу, как и предлагал Семпроний Блез. Но было, назначено третье слушание, и на этот раз выступили свидетели и, проклиная Фульвия, под присягою показали, что он и струсил, и бежал первым. Народ в ярости кричал, что его надо казнить, и Семпроний изменил свое прежнее предложение и потребовал смертной казни. Тогда Фульвий обратился за помощью к остальным трибунам, но они отвечали, что не намерены мешать своему товарищу по должности и что он поступает в строгом согласии с законами и обычаями. После этого Семпроний объявил, что обвиняет Гнея Фульвия в государственной измене, и городской претор назначил день четвертого – и окончательного! – слушания.

Последнею надеждой Фульвия был его брат Квинт, консул минувшего года. Квинт Фульвий прислал письмо, в котором умолял пощадить брата и просил у сенаторов разрешения приехать самому. Но сенат отвечал, что осада Капуи слишком важна для отечества и что он не смеет отлучиться ни на час.

Не дожидаясь суда, Гней Фульвий удалился в изгнание. Тем не менее народ собрался снова, и голосовал, и подтвердил кару, которую Фульвий назначил себе сам.

Осада Капуи продолжается.