Война с персами. Война с вандалами. Тайная история
Шрифт:
(12) Спустя некоторое время Хосров с большим войском вторгся в область Колхиды, о чем я расскажу позднее [175]. (13) Следовал за ним и сын этого ханаранга Варрам, имея в числе прочих служителей и того, которому, как и ему, было известно все, касающееся участи Кавада. Тогда Варрам рассказал царю все о Каваде и представил ему слугу, который полностью подтвердил его слова. (14) Узнав об этом, Хосров вскипел страшным гневом, крайне негодуя, что претерпел такую обиду от своего раба. Не имея возможности заполучить этого человека в свои руки, он придумал следующее. (15) Собираясь возвращаться из Колхиды домой, он написал ханарангу, что намерен со всем войском вторгнуться в землю римлян, однако, не в одном месте, а разделив персидское войско на две части с тем, чтобы вторжение в земли врагов было совершено и по эту, и по ту сторону Евфрата. (16) Одну часть войска он по обычаю поведет сам; командование же другой частью – честь, в этом случае равная царской, – он не поручит никому из своих рабов, кроме ханаранга, в силу его доблести. (17) Пусть же тот явится к нему как можно скорее во время его [Хосрова] обратного пути, чтобы, побеседовав с ним обо всем, мог сделать распоряжения, полезные для будущего похода; а своей свите пусть велит следовать позади, не торопясь. (18) Когда ханаранг увидел послание Хосрова, он очень обрадовался оказываемой ему царем чести и, далекий от мысли о грозящих ему бедах, тотчас же принялся выполнять данное ему поручение. (19) Будучи человеком очень старым, он оказался не в состоянии вынести трудности этого пути: выпустив из рук поводья своего коня, он упал и переломил ногу в бедре; поэтому ему поневоле пришлось остановиться здесь и лечиться, оставаясь неподвижные, и в таком виде предстать перед царем, прибывшим в это местечко. (20) Хосров сказал, что при таком состоянии ноги ему нельзя идти вместе с ним в поход, но надо отправиться в одну из тамошних крепостей,
(25) Впоследствии Хосров предал смерти и Мевода по следующей причине. Занятый важными делами, он приказал присутствовавшему здесь Завергану позвать к нему Мевода. Заверган [176], находившийся тогда с Меводом в ссоре, придя к нему, застал его производившим учение подчиненных ему воинов; он сказал ему, что царь как можно скорее требует его к себе. (26) Мевод ответил, что он немедленно придет, как только кончит срочные дела. Заверган же, под влиянием вражды к Меводу, сказал Хосрову, будто Мевод не хочет идти к нему, говоря, будто бы он сейчас занят. (27) Охваченный гневом, Хосров послал к Меводу одного из своей свиты с приказанием следовать к треножнику. А что это значит, я сейчас объясню. (28) Перед царским дворцом издревле находится железный треножник. И когда кто-либо из персов узнает, что царь гневается на него, тому не полагается ни укрываться в храме, ни идти в какое-либо другое место, но он садится у этого треножника и ожидает воли царя, причем никто его здесь не стережет. (29) Мевод в самом жалком виде сидел здесь много дней, пока кто-то по приказанию Хосрова не убил его. Таким был для него результат оказанной им Хосрову услуги [177].
XXIV. Примерно в то же время [178]в Виз'aнтии разразился вдруг [179]в народе мятеж, который сверх всякого ожидания оказался весьма значительным и вылился в большое зло для народа и сената [180]следующим образом. (2) В каждом городе димы [181]издревле делились на венетов и прасинов, но лишь с недавнего времени они тратят деньги и не считают недостойным для себя быть подвергнутыми суровым телесным наказаниям и самой позорной смерти из-за этих названий и из-за мест, которые они занимают во время зрелищ. (3) Они сражаются со своими соперниками, не ведая, из-за чего подвергают себя подобной опасности, и вполне отдавая себе отчет в том, что даже если они и одержат победу в побоище со своими противниками, им не останется ничего другого, кроме как быть заключенными в тюрьму и, претерпев там жестокие мучения, погибнуть. (4) Эта вражда к ближним родилась безо всякой причины и останется вечно неутоленной, не отступая ни перед родством по браку, ни перед кровным родством, ни перед узами дружбы даже и тогда, когда родные братья или как-то иначе связанные между собой люди оказываются приверженцами различных цветов [182]. (5) В сравнении с победой над соперниками для них ничто ни божьи, ни человеческие дела. И если кто-либо совершает нечестивое пред Богом дело, если законы и государство претерпевают насилие от своих или от врагов, и даже если они сами терпят недостаток в самом необходимом, и если отечество оскорблено в самом существенном, это их нисколько не беспокоит, лишь бы их партии было хорошо. Партией они называют своих сообщников. (6) И даже женщины принимают участие в этой скверне, не только следуя за своими мужьями, но, случается, и выступая против них, хотя женщины вообще не посещают зрелищ и ничто иное не побуждает их к этому. Поэтому я не могу назвать это иначе, как только душевной болезнью. Вот что происходит в городах и у каждого демоса.
(7) В это время городские власти Виз'aнтия [183]приговорили кого-то из мятежников к смерти. Объединившись и договорившись друг с другом, члены обеих партий захватили тех, кого вели (на казнь) и тут же, ворвавшись в тюрьму [184], освободили всех заключенных там за мятеж или иное преступление. (8) Лица же, находившиеся на службе у городских властей, были убиты безо всякой причины. Благонамеренные граждане бежали на противолежащий материк. Город был подожжен, словно он находился в руках неприятелей. (9) Храм Софии [185], бани Зевксипп [186]и царский дворец от пропилеи [187]до дома Ареса погибли в пламени, тогда же погибли оба больших портика [188], простиравшиеся до площади, носящей имя Константина [189], [а также] многие дома богатых людей и большие богатства. (10) Василевс с супругой и некоторые из сенаторов, запершись во дворце, пребывали в бездействии [190]. Димы подавали друг другу знак словом «побеждай» (Ника) [191], и от этого мятеж до сих пор известен под названием «Ника».
(11) В то время эпархом двора был Иоанн Каппадокийский [192], Трибониан же, родом из Памфилии, был советником василевса [193]. Римляне называют такого человека квестором. (12) Первый из них, Иоанн, не отличался ни ученостью, ни образованием. Он ничему не научился, посещая грамматиста, разве что писать письма, да и это делал из рук вон плохо. Но из всех известных мне людей он был самым одаренным от природы. (13) Его отличала необычайная способность постигнуть необходимое и умение найти выход из самых затруднительных обстоятельств. Самый скверный из всех людей, он использовал свои способности исключительно на дурное. До него не доходило слово Божье, и не было у него человеческого стыда. Ради наживы он погубил жизни многих людей и разрушил целые города. (14) Награбив за короткое время большие деньги, он предался не знающему границ пьянству. Грабя до полудня имущество подданных, остальное время он пил и предавался разврату. (15) Он никогда не мог обуздать себя, ел до пресыщения и рвоты и всегда был готов воровать деньги, но еще более же был способен расточать их и тратить. Таков был Иоанн. (16) Трибониан был талантлив от природы и достиг высокой степени учености, не уступая в этом никому из современников, но он был безумно корыстолюбив и ради выгоды всегда был готов торговать правосудием; с давних пор он ежедневно одни законы уничтожал, а другие создавал, продавая их просителям в зависимости от нужды.
(17) Пока в народе шли раздоры из-за названий цветов, никто не говорил о том, что эти люди наносят вред государству. Когда же [димы], придя к согласию, как мной уже было сказано, подняли мятеж, по всему городу начали раздаваться оскорбительные речи в их адрес, и их стали искать с тем, чтобы убить. Поэтому василевс, желая угодить народу, тотчас отстранил их от должности. (18) Эпархом двора он назначил патрикия Фоку, человека благоразумного и чрезвычайно радеющего о соблюдении закона [194]; Василиду же, прославившемуся среди патрикиев справедливостью и во всех отношениях достойному [195], он приказал занять должность квестора. (19) Однако мятеж разгорался с прежней силой. На пятый день мятежа [196]поздним вечером василевс Юстиниан приказал Ипатию [197]и Помпею [198], племянникам ранее правившего Анастасия, как можно быстрее отправиться домой; то ли он подозревал их в посягательстве на свою жизнь, то ли сама судьба вела их к этому, (20) Те же, испугавшись, как бы народ не принудил их принять царскую власть, как то и случилось, сказали, что поступят неблагоразумно, если оставят василевса в минуту опасности. (21) Услышав это, василевс Юстиниан тем больше стал их подозревать и еще настойчивее приказал им удалиться [199]. Таким образом оба они были отведены домой и, пока не прошла ночь, пребывали там в бездействии.
(22) На следующий день с восходом солнца в народе распространилось известие, что оба они удалены из дворца. Весь народ поспешил к ним, провозглашая Ипатия василевсом, и повел его на площадь с тем, чтобы он принял царскую власть. (23) Жена же Ипатия, Мария, женщина разумная и известная своей рассудительностью, удерживала мужа и не пускала его, громко стеная и взывая ко всем близким, что димы ведут его на смерть [200]. (24) Когда же, однако, толпа превозмогла ее, она против воли отпустила мужа, и народ, приведя его против его собственного желания на форум Константина, призывал принять царскую власть. Поскольку же у них не было ни диадемы, ни чего-либо другого, чем полагается увенчивать василевса, ему возложили на голову золотую цепь и провозгласили василевсом римлян. (25) Когда в скором времени собрались и сенаторы [201], которые отсутствовали тогда во дворце, много было высказано мнений, что следует идти на штурм дворца. (26)
(32) Василевс Юстиниан и бывшие с ним приближенные совещались между тем, как лучше поступить, остаться ли здесь или обратиться в бегство на кораблях. Немало было сказано речей в пользу и того, и другого мнения. (33) И вот василиса Феодора сказала следующее: «Теперь, я думаю, не время рассуждать, пристойно ли.женщине проявить смелость перед мужчинами и выступить перед оробевшими с юношеской отвагой. (34) Тем, у кого дела находятся в величайшей опасности, не остается ничего другого, как только устроить их лучшим образом. (35) По-моему, бегство, даже если когда-либо и приносило спасение, и, возможно, принесет его сейчас, недостойно. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. (36) Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, василевс, это не трудно. (37) У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы тебе, спасшемуся, не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царская власть – прекрасный саван» [206]. (38) Так сказала василиса Феодора. Слова ее воодушевили всех, и вновь обретя утраченное мужество, они начали обсуждать, как им следует защищаться, если кто-либо пошел бы на них войной. (39) Солдаты, как те, на которых была возложена охрана дворца, так и все остальные, не проявляли преданности василевсу, но и не хотели явно принимать участия в деле, ожидая, каков будет исход событий [207]. (40) Все свои надежды василевс возлагал на Велисария и Мунда [208]. Один из них, Велисарий, только что вернулся с войны с персами и привел с собой, помимо достойной свиты, состоящей из сильных людей, множество испытанных в битвах и опасностях войны копьеносцев и щитоносцев. (41) Мунд же, назначенный стратигом Иллирии, по воле случая вызванный в Виз'aнтий по какому-то делу, оказался здесь, предводительствуя варварами герулами.
(42) Когда Ипатий прибыл на ипподром, он тотчас поднялся на то место, где подобает находиться василевсу [209], и сел на трон, с которого василевс обыкновенно смотрит конские ристания и гимнастические упражнения. (43) Мунд выступил из дворца через ворота в том месте, которое называется Кохлией (Улиткой) из-за формы своего сильно закругленного выхода [210]. (44) Велисарий же вначале прямо направился к Ипатию и трону василевса. Когда же он оказался возле ближайшего строения, где помещается дворцовая стража, он стал кричать солдатам, приказывая им как можно скорее открыть ворота, чтобы он мог двинуться против тирана. (45) Поскольку же у этих солдат было условлено не помогать ни тем, ни другим, пока не станет ясным, на чьей стороне победа, они заперлись там, делая вид, что ничего не слышат [211]. (46) Возвратившись к василевсу, Велисарий стал уверять его, что дело их погибло. (47) Так как даже солдаты, которые несут охрану дворца, думают о перевороте. Василевс приказал ему идти к Халке [212]и тамошним пропилеям. (48) С трудом, не без больших опасностей и усилий пробираясь через развалины и полуобгоревшие строения, он добрался до ипподрома. (49) Когда он оказался возле портика венетов, расположенного по правую руку от трона василевса, он сначала вознамерился напасть на самого Ипатия, но поскольку там имеется небольшая дверь, которая была заперта и охранялась изнутри воинами Ипатия, он устрашился того, как бы народ не набросился на него, когда он окажется в трудном положении в этом узком месте, и не уничтожил бы его и всех его людей, а затем без каких-либо препятствий не двинулся бы против василевса. (50) Подумав, он решил, что ему следует обрушиться на народ, который стоял на ипподроме – бесчисленное скопление людей, столпившихся в полном беспорядке. Обнажив меч и приказав сделать то же самое другим, он с криком устремился на них [213]. (51) Народ, стоявший нестройной толпой, увидев одетых в латы воинов, прославленных храбростью и опытностью в боях, без всякой пощады поражавших мечами, обратился в бегство. (52) Как обычно бывает в подобных случаях, поднялся большой крик. Поблизости находился Мунд, человек смелый и энергичный, сам жаждавший принять участие в деле, но не знавший, что именно ему надлежит сейчас делать. Догадавшись наконец, (по крику), что Велисарий уже действует, он тотчас устремился на ипподром через вход, который называется Некра (Мертвый) [214]. (53) Ипатиевы мятежники гибли, нещадно поражаемые с обеих сторон. Когда исход дела стал ясен и перебито было уже множество народа, двоюродные братья Юстиниана, Вораид [215]и Юст [216], поскольку никто уже не отважился поднять на них руку, стащили Ипатия с трона, и отведя его вместе с Помпеем, передали василевсу. (54) В этот день погибло более тридцати тысяч людей [217]. Василевс приказал содержать их [Ипатия и Помпея] под надежной охраной. (55) Тогда Помпеи стал рыдать и говорить жалобные речи, был он человеком совершенно неискушенным в делах и бедах такого рода. Ипатий же его много упрекал, говоря, что не следует плакать тому, кто погибает невинно: (56) ибо народ силой заставил их против их собственного желания принять власть, и они затем пошли на ипподром, не имея злого умысла против василевса. На следующий день солдаты убили и того, и другого, а тела их бросили в море. (57) Василевс конфисковал в пользу казны их имущество, а также имущество всех других членов сената, которые приняли их сторону. (58) Впоследствии, однако, он вернул всем им, в том числе и детям Ипатия [218]и Помпея, все их прежние достоинства и отдал то имущество, которое не успел раздать своим приближенным [219]. Таков был исход мятежа в Виз'aнтии.
XXV. Трибониан и Иоанн, отрешенные таким образом от должностей, впоследствии оба были возвращены на прежние посты. (2) Трибониан прожил еще много лет, занимал свою должность и умер от болезни [220], не испытав более ни от кого никакой неприятности. Был он обходительным и во всех прочих отношениях приятным, а благодаря своей высокой образованности он очень умело скрывал болезненную страсть к корыстолюбию. (3) Напротив, Иоанн (был он груб и несносен, раздавая удары всем, кто попадался ему на пути, и без всякого основания грабя сплошь все их имущество), на десятом году исполнения своей должности [221]претерпел достойное и справедливое возмездие за беззаконие, совершаемое им в течение своей жизни, следующим образом. (4) Василиса Феодора ненавидела его больше всех. Он же, оскорбив женщину своими поступками, не старался лестью или услужливостью смягчить ее, но открыто строил против нее козни и клеветал на нее василевсу, не стыдясь ее высокого сана и не щадя той великой любви, которую питал к ней василевс. (5) Заметив его поступки, она задумала погубить этого человека, но не находила для этого подходящих средств, поскольку василевс высоко его ценил. (6) Иоанн же, узнав о том, каковы были мысли василисы на его счет, впал в большой страх. (7) Когда он, собираясь ложиться спать, входил в свою спальню, он каждую ночь опасался, что встретит тут какого-нибудь варвара, посланного убить его, выглядывал из своего покоя, осматривал входы, проводя бессонную ночь, хотя он имел при себе тысячи копьеносцев и щитоносцев, чего, по крайней мере раньше, не бывало ни у одного из эпархов двора. (8) С наступлением дня, забыв все страхи и перед Богом, и перед людьми, он вновь становился гибелью для римлян, как в государственных делах, так и в частной жизни. Он часто общался с колдунами, внимая нечестивым их пророчествам, предсказывавшим ему верховную власть, явно витал в эмпиреях и возносился до небес в надеждах на царский престол. (9) Но вся его порочность, весь гнусный образ жизни ничуть не менялись и не прекращались. (10) У него не было никакого почтения к Богу, и если он когда-нибудь шел в храм молиться или на всенощное бдение, он поступал не так, как принято у христиан, но, надев на себя одеяние, подобающее скорее жрецу древней веры, которую теперь принято называть эллинской, в течение всей этой ночи долбил вытверженные им какие-то нечестивые слова с тем, чтобы мысли василевса еще более стали подвластны ему, а сам он не подвергся никаким бедам со стороны каких бы то ни было людей.