Война: ускоренная жизнь
Шрифт:
Вот они грабители были знатные. Приезжают в село, заходят в хату: «Выбрасывай все из сундука!» Что им нравится, берут, жаловаться бесполезно. Да и кому, таким же грабителям?»
«Товарищеские кражи»
У немецких солдат, находившихся непосредственно на линии фронта, в окопах и траншеях — в отличие от их товарищей из тыловых подразделений, — грабить местное население возможности практически не имелось. Впереди был «Иван», сзади исковерканная разрывами бомб и снарядов «полоса отчуждения», откуда население подлежало выселению. Приходилось искать что «плохо лежит» уже в своем окружении.
«Надо сказать,
А на следующее утро мы, представ пред светлые очи нашего командира роты, получили от него две недели гауптвахты. Но куда более тяжким наказанием было появиться перед строем, когда нас выставили перед всей ротой как жуликов, пытавшихся обворовать своих же товарищей, доверивших нам охрану хлебных запасов».
В докладной записке Особого отдела НКВД Сталинградского фронта в УОО (Управление особых отделов. — Авт.) «О дисциплине и морально-политическом состоянии армий противника», датированной 31 октября 1942 года, говорится:
«Отсутствие должного взаимного уважения приводит к чрезвычайно широкому распространению в германской армии «товарищеских краж». В каждой штрафной книге можно увидеть множество наказаний за подобные кражи. Развращенное постоянными грабежами гитлеровское воинство уже не довольствуется ограблением населения, а тащит все, что плохо лежит, у себя».
Офицер 252-й пехотной дивизии вермахта Армин Шейдербауер по этому поводу пишет:
«Несмотря на самые суровые меры наказания, случаев воровства было много. От воров не была застрахована даже почта».
Но это были еще «цветочки». Как всегда и везде встречались в среде немецких солдат люди, готовые ради личного блага не щадить ни врагов, ни своих камерадов.
Армин Шейдербауер вспоминал, как уже в марте 1945 года в госпитале Данцига, где он находился на излечении после тяжелого ранения, «дежурный санитар нечасто набирался мужества, чтобы подняться из подвала наверх. Когда это было совершенно необходимо, он приносил еду. В то время как на продовольственном складе имелось сливочное масло и другие продукты, нам выдавали только жидкий морковный суп. Иногда было несколько ломтиков хлеба с плавленым сыром и мармеладом. Однако прямо на наших глазах этот санитар ел шоколад и бессовестно заявлял, что раненым он не положен».
Готтлиб Бидерман (132-я пехотная дивизия, Волховский фронт, июль 1943 года.):
«Один солдат из 5-й роты украл ящик из груза почты на пути во взвод, откуда он для себя лично вытащил сигареты и продукты. В наших рядах было хорошо известно, что кража такогорода представляет собой серьезное преступление в германской армии, за которое может последовать суровое наказание.
Потом, оказавшись на посту вместе с преступником, солдат, видевший кражу, заявил виновному, что он все видел и что тому следует немедленно вернуть все украденное, иначе об этой краже будет доложено. Вор, очевидно, опасаясь последствий своего преступления, быстро бросился к пулемету, развернул его на станке и выпустил в очевидца очередь в упор. Затем швырнул несколько ручных гранат, всегда лежавших наготове на расстоянии вытянутой руки от пулемета, и сымитировал ложный бой с русской разведкой, якобы появившейся перед окопом.
Раненый солдат умер не сразу, его доставили на медицинский пункт с тяжелыми ранами в груди и животе, которые оказались смертельными. Однако, придя на время в сознание, он сумел рассказать военному врачу о сути происшествия. Убийцу арестовали, был срочно созван военный суд. В результате преступника приговорили к смертной казни через расстрел. Для исполнения приговора не было недостатка в добровольцах».
У вора и убийцы из 5-й роты «единомышленники» имелись не только в немецкой, но и в других, союзных Германии армиях. Так, уже в первых разведсводках штаба нашей 52-й армии в октябре-ноябре 1941 года на основании опроса перебежчиков и военнопленных, захваченных документов и т. д. делался вывод, что среди солдат испанской «Голубой дивизии» имелось немало бывших уголовников и иных деклассированных элементов. В дальнейшем эти сведения неоднократно подтверждались. Военнопленный, солдат 262-го полка, был твердо убежден, что большинство солдат дивизии — воры и аферисты, которые занимались грабежом у себя на родине. В своих показаниях многие военнопленные сообщали, что кража в дивизии — обычное явление. Чаще всего солдаты крали продукты друг у друга.
Из докладной записки-справки начальника разведотдела штаба Ленинградского фронта генерал-майора Евстигнеева от 14 октября 1943 года видно, что испанские солдаты 19-го маршевого батальона (по пути на Восточный фронт. — Авт.) сняли на одной французской станции близ г. Андай фонари, которые им понадобились для освещения вагонов. На другой французской станции, вблизи германской границы, солдаты того же батальона взяли штурмом вагон с сыром и маслом и разграбили его. На станции близ Риги испанские солдаты украли чемоданы, принадлежавшие немецким офицерам.
И действительно, если уж у своих воровать можно себе позволить, то у соседей, а тем более союзников, — и вовсе милое дело. Главное — уметь. Скажем, как ефрейтор 111-й пехотной дивизии Гельмут Клаусман и его товарищи.
«Помню, как в ноябре 1942 года мы однажды вечером украли у соседнего полка СС грузовик, — повествует он об одном из «лихих» мероприятий. — Он застрял на дороге, и его шофер ушел за помощью к своим, а мы его вытащили, быстро угнали к себе и там перекрасили, сменили знаки различия. Они его долго искали, но не нашли. А для нас это было большое подспорье. Наши офицеры, когда узнали, очень ругались, но никому ничего не сказали. Грузовиков тогда оставалось совсем мало, а передвигались мы в основном пешком.
И это тоже показатель отношения. У своих (вермахта) наши бы никогда не украли. Но эсэсовцев недолюбливали».
Конечно, эсэсовцев недолюбливали многие, но воровали тем не менее солдаты вермахта не только у них, и преимущественно не у них.
Офицер итальянского экспедиционного корпуса в России Эудженио Корти:
«Капитан Варенна, выходец из Комо, наш главный «снабженец», где-то раздобыл большую рыжую корову, которую один из солдат теперь тянул за веревку, привязанную к рогам. Животное шумно дышало и плелось за нами, видно, покорившись своей участи. Капитан собирался при первой возможности забить корову и накормить людей горячей пищей.