Война за "Асгард"

Бенедиктов Кирилл Станиславович

— Но Пророк…

— Пророк разрешил гвардейцам стоять, потому что только так они могут исполнить свой долг, только и всего. Но грех, даже санкционированный свыше, все равно остается грехом и нуждается в искуплении. К тому же плети — не самое страшное наказание для таких тренированных парней, поверьте, Ваше Величество.

— Дам отмщение человекам, ибо я, господь, справедлив.

— И да будет вера твоя тверда, ибо руку твою направляю я.

— Идапребудет с нами господь вечноживущий.

— Ида поразит он врагов наших, и даст нам отмщение.

— Аминь.

Тамим ас-Сабах вздохнул, но его вздох потонул в торжественном хоре двухсот голосов, повторявших за худосочным Братом Проповедником завершающие

строки Последнего Псалма. Брат Проповедник воздел руки к смыкающимся где-то высоко над головами молящихся гранитным сводам, и двести человек, шаркая и отряхиваясь, поднялись с коленей. Ас-Сабаху было хорошо видно, как Президент Федерации помогает встать своей немолодой уже жене и трогательным жестом смахивает пыль с подола ее длинного фиолетового платья.

— Ну, спектакль, кажется, окончен, как говаривал старик Вольтер. — Де Тарди снял с лацкана темного двубортного пиджака несуществующую соринку. — Можно отправляться ужинать.

Король ибн-Сауд не был знаком с де Тарди раньше — консул Евросоюза получил постоянную аккредитацию при Совете Семи меньше года назад. Европу в Совете Семи уже много лет представлял люксембургский банкир Патрик Вурм, а де Тарди выполнял при нем обязанности офицера связи. Прежде эту роль играл какой-то бесцветный фламандец, ординарный настолько, что король Аравийский не помнил ни его имени, ни лица.

В противоположность фламандцу, Морван де Тарди обращал на себя внимание с первого же взгляда. Невысокий, по-военному подтянутый, седой джентльмен с большим хищным носом, жесткими усами и лукавыми галльскими глазами. Ас-Сабаху он напоминал постаревшего Арамиса из знаменитой французской фата-морганы о трех мушкетерах. Элегантный костюм, сочетавший голубоватую сорочку от Альгари с длинным, стилизованным под эпоху короля Эдуарда пиджаком от Лео Каваны, и небрежное изящество, с которым де Тарди носил тяжелую старомодную трость с набалдашником из горного хрусталя, выгодно отличали его от большинства гостей Башни Финча. Хотя все двести человек, присутствовавшие в зале, принадлежали к высшим кругам иерархии, их строгие, почти пуританского покроя одежды делали их больше похожими на клерков. Подчиняясь канону, установленному некогда Пророком из Хьюстона для торжественных церемоний Церкви Господа Мстящего, граждане Федерации носили узкие черные смокинги и темные брюки с широким поясом. На фоне этого унылого единообразия консул Евросоюза выглядел франтом.

— Вы пропустили молитву, мой друг, — заметил ас-Сабах вполголоса. Де Тарди удивленно поднял мохнатые седые брови.

— Неужели, Ваше Величество? Мне-то казалось, что я ее довольно удачно комментировал, а ведь это невозможно, если не знаешь слов.

Ас-Сабах был благодарен европейцу за его ироническое отношение к безнадежно серьезным ритуалам Белого Возрождения. Если бы не язвительные замечания де Тарди, ему было бы непросто пережить унижение, которому подверглась династия Саудидов во время сегодняшней молитвы.

Присутствие короля Аравийского на торжественном богослужении в Доме Господа Мстящего было последним условием Хьюстонского Пророка. Теперь Тамиму казалось, что вчера в подземелье он подписал договор с самим ал-Адуввом, тем, кого христиане называют дьяволом. Что с того, что он только играл роль короля, в то время как сам владыка Аравии готовился к величайшей ночи Рамадана у священных камней Кабр Худ? Все равно его голосом, голосом трижды недостойного лицедея, говорила династия Саудидов. Его капитуляция, чем бы она ни была продиктована — приказом короля или страхом попасть в аквариум к Иеремии Смиту, — неизбежно обернется позором для всего исламского мира.

Вчера ему показалось, что слишком легкая победа даже немного разочаровала Пророка. Но, по крайней мере, его выпустили из подземелья.

Когда ас-Сабах вновь вышел на солнечный свет,

он обнаружил, что все вокруг удивительным образом переменилось Полковник Бейли стал отменно вежлив и предупредителен, не позволяя себе ни малейшего намека на фамильярность. Извинившись перед Его Величеством за причиненные неудобства, он отвез ас-Сабаха в “Хилтон”, где его ожидал великолепный девя-тикомнатный сьют и два этажа, полностью отданные сопровождающим, — даже вечно недовольный министр двора не мог бы пожаловаться на нехватку места для размещения охраны и прислуги. По словам Юсуфа аль-Акмара, встретившего Тамима у входа в отель, выходило, что устрашающего вида солдаты, охранявшие делегацию с момента прибытия на Барскдейлскую базу ВВС, были внезапно заменены на почетный эскорт из двадцати офицеров в парадной форме Федерации. Эскорт этот с максимально доступной для американских варваров вежливостью препроводил двор Хасана ибн-Сауда в “Хилтон”, где измученные ожиданием и недобрыми предчувствиями люди короля наконец-то смогли встретить своего повелителя.

Ас-Сабах спросил Юсуфа, когда именно это произошло, и совсем не удивился, узнав, что почетный эскорт появился на базе Барскдейл сразу же после того, как он принял последнее условие Хьюстонского Пророка. Конечно же, это следовало понимать как знак могущества нечеловеческого существа, плавающего в зеленоватом растворе глубоко под землей, недвусмысленный намек на то, что все могло бы повернуться иначе. Что произошло бы с его людьми, если бы он отверг предложение Иеремии Смита? Скорее всего, ни один из них не дожил бы до сегодняшнего утра. А так как посадка в Барскдейле никем не планировалась, все списали бы на авиакатастрофу.

Больше всего его угнетало чувство ответственности за чужих и, в сущности, довольно неприятных ему людей. Ас-Сабах очень старался проникнуться чувствами, которые король мог испытывать к своим верным подданным, но, по-видимому, ибн-Сауду их судьба была почти безразлична Половина сопровождавших короля сановников доводилась ему более или менее близкими родственниками, а Юсуф аль-Акмар — дядей по материнской линии, так что, с точки зрения Пророка, они, безусловно, являлись ценными заложниками. К своему удивлению, Тамим обнаружил, что его персонаж считает свой двор шумным и бестолковым сборищем карьеристов и бездельников, занятых в основном бессмысленными интригами и проматыванием капиталов династии. Если бы настоящему ибн-Сауду пришлось выбирать между соображениями высшей политики и жизнью своих придворных, он не стал бы долго раздумывать. Но самого ас-Са-баха мысль о том, что одно его слово может обречь на смерть несколько десятков ни о чем не догадывающихся людей, приводила в отчаяние. Справедливо ли требовать такую цену за величайшее унижение, нанесенное исламскому миру со времен Каирского меморандума? Он согласился принять участие в молебне, обращенном к чужому, вражескому богу, и был вынужден делать вид, что вместе со всеми повторяет слова Последнего Псалма, хотя в действительности шептал строки древней молитвы бедуинов: “А'уззу би-ллахи мин аш-шайтан ар-раджим”1. Но много

Прибегаю к Аллаху за помощью против шайтана, побиваемого камнями ли толку в таком обмане? Все видели, как влиятельнейший человек арабского мира склоняет свои колени перед алтарем бога Запада. Все информационные каналы планеты, транслировавшие торжественное богослужение, подчеркивали присутствие в зале короля ибн-Сауда и людей его свиты. А послезавтра все услышат, как король Аравийский обращается к своим единоверцам с речью, в которой назовет проект “Толлан” спасением человечества. Назовет, несмотря на то, что из полутора миллиардов мусульман земли восемьсот миллионов находятся за Стеной. Горе тому, кто продолжает лгать и лжесвидетельствовать в месяц Рамадан. Напрасно лишает он себя пищи и воды, ибо Аллаху не нужна его жертва…