Война за океан
Шрифт:
Когда сели за столик и собрались почти все жители стойбища, Кога потихоньку сказал Чихачеву:
– Все здешние люди сухари очень любят!
Чумбока испуганно глянул на Николая Матвеевича, Афоня с гневом – на Чумбоку, тот – на Когу.
Чумбока стал уверять старика, что сухарей больше нет.
– Нет, надо их угостить! – сказал Чихачев, догадавшись, о чем речь. Он развязал мешок сам и роздал всем по сухарю.
Через неделю приближались к устью Горюна. Ехать на нарте нельзя, снег рыхлый, велики сугробы, собакам трудно, приходится помогать. У Чихачева
В одной из деревень остановились отдыхать на два дня. Чумбока, желая искупить свою вину и пополнить запасы продовольствия, сходил с хозяином на берлогу и убил медведя. Теперь есть свежее мясо, но зверь царапнул Чумбоке ногу, она болит.
Надо спешить. Еще неизвестно, когда доберешься в Де-Кастри. Чихачев помнит приказ: там надо весновать, сделать опись залива. Могут появиться иностранные суда. Невельской твердит, что весной можно ждать описной эскадры у этих берегов. Дело свое Чихачев исполнил на Горюне и на Амгуни добросовестно. Но часто приходило на ум, что все это выше сил человеческих. Мешок пуст. Вокруг на тысячи верст ни горсти муки, ни единой пекарни. Опять метет пурга. Вовремя, вероятно, не выехать из этой деревни. Разбирала досада на Невельского.
Наконец все прояснилось, ветер стих, солнце засверкало на снегу. Путники снова побрели, пробивая упряжке дорогу своими лыжами.
Вечером опять ночлег в деревне. Тут почти устье Горюна. У одной из юрт стоят широкие нарты, на них – тюки и сверху красная дуга. Сытые, рослые собаки залаяли басами на приехавших.
– Пистолеты у тебя, Николай, заряжены? – спросил Чумбока.
– Заряжены.
– Маньчжуры тут. Это их собаки.
Чихачев не боялся. Он устал и так раздражен, что готов хоть сейчас драться и стрелять. Напади только маньчжуры, он бы им показал! Но он понимает, что надо терпеть, не драться, а завязывать дружбу, договариваться о торговле, как велено.
Вышли маньчжуры с косами и в шапочках. Они сами испуганы и усиленно кланяются. Один из них, Тин Фа, румяный толстяк, улыбается широко.
– Знакомая компания! – воскликнул Чумбока.
– Встречал их прежде? – спросил Чихачев.
– Встречал. На Тыре, когда там был капитан. Они купцы, путешествовали вместе, знакомы с Геннадием Ивановичем. И Афоня их знает.
Чихачев почувствовал, что тут надо держать ухо востро.
– Так ты из Иски? Капитана приятель? Ое-ха! Пойдем к нам в гости, будем тебя угощать, – говорил худой усатый маньчжур в длинном черном ватном халате.
В юрте на столике водка и табак. Николаю Матвеевичу подали горячие паровые пампушки, кашу с маслом. Ургэн – высокий усатый маньчжур в черном халате – велел работнику достать в одном из мешков и разморозить курицу.
«Какая роскошь!» – думал Чихачев, невольно проникаясь симпатией к новым знакомым. Маньчжуры путешествовали с комфортом, у них было все. А у него нет ничего, он голоден, товары почти все распроданы и раздарены. Надо как-то заинтересовать маньчжуров, убедить, что с русскими меняться выгодно, что у них есть нужные для маньчжурских купцов вещи.
Чумбока расспросил здешних жителей, которые тоже приходились ему родственниками, ругают ли эти маньчжуры русских.
– Капитан обещал нам на Тыре выбрать хорошее место, где мы могли бы с вами съезжаться для торговли и размена товаров, – говорил Чихачеву худой Ургэн. – Почему же до сих пор это не сделано? Мы видели ваше красное сукно и ситец. Они очень хороши. Капитан говорил, что вы могли бы привозить нам моржовый зуб. Где все это? Если ты приехал торговать, то где же твои товары?
– Мы уже все распродали, – пустился Чумбока на выручку своего начальника.
Маньчжуры смотрели с некоторым недоумением. Чумбока догадался, что они заметили пустые мешки. Если бы продались товары, в мешках были бы меха.
– Мы все давали в долг, мехов не брали, – пояснил гольд.
Тин Фа сказал, что так и с ним бывало: раздавая товары в долг, он возвращался с пустыми нартами, сам голодный. Именно в это время, весной, когда почти все лучшие меха уже скуплены! И Тин Фа прелюбезно улыбнулся.
Сказано это было с таким выражением, что не поймешь, всерьез он поверил или с очень большим тактом помог Чихачеву выйти из затруднительного положения, оставаясь, однако, при своем мнении.
Но на случай встречи с маньчжурами у Чихачева было красное сукно. Оно извлечено сейчас из мешков, к восторгу покупателей.
– Что тебе надо, Николай, за это, какой товар? – спрашивал Тин Фа.
– Соболей и водку!
Маньчжуры сказали, что все это есть у них.
От вина у Чихачева горели щеки и уши. Маньчжуры наперебой выказывали ему дружбу. Они сказали Чихачеву, что готовы выручить его и отдать ему часть своего продовольствия в долг. Чихачев отказался, заметив, что навстречу ему идет целый обоз нарт со всеми припасами.
Маньчжуры знали про восстание на Вайде и уверяли, что Чжан Сину не сочувствуют.
– Он настоящий хунхуз! – сказал Тин Фа.
Чихачев не особенно доверял собеседникам. Однако было очевидно, что ссоры они не хотят. Он рад был, что встретил их. «Но что же мы срамимся! – думал он. – После всех наших обещаний и заверений, что край наш, что мы тут торгуем и всех защищаем, являюсь я, полуживой от голода… Что же думает Невельской? Нет, он должен был предвидеть. Стыдно!»
Чихачев старался не показать купцам, что голоден, ел немного и как бы неохотно. Купцы напились, обнимали его, подарили ему веер, трубку, кольцо и серебряную монету. Уговорились, что весной русские приедут с товаром на устье одной из верхних рек.
У маньчжуров с собой оказались книги и пекинская газета, вся заполненная официальными распоряжениями, которую они, видимо, недавно получили, так как несколько раз вытаскивали ее, показывали друг другу и обменивались мнениями. Оказалось, говорили с энтузиазмом о каком-то новом богдыханском указе.
Чумбока и это перевел.
По всему видно, купцы – грамотные люди. Дело ведут умело и умно. Но жестоки и беспощадны с туземцами.
– При русских, – уверял Чумбока, – это скрывается, а на самом деле относятся к гилякам, как к собакам, или еще хуже.