Война
Шрифт:
— Два человека из отрада Синдиката в бессознательном состоянии. Они пригодятся для допроса, но у нас возникли другие проблемы, — сказал Шилитоу, пытаясь отыскать слабое место у противника. Он не хотел убивать охранника, но стражник не позволял нанести себе оглушающий удар плоской стороной клинка. Собственные доспехи сержанта уже были повреждены в нескольких местах.
— Я их вижу. Святая Мать-Земля, кто они такие? — прозвучал голос командира подразделения В в шлемофоне Шилитоу.
— Новые прислужники Синдиката. Хочешь схватиться с одним из них.
— Господи, нет, конечно! Он же может наступить мне на ногу.
— Да, они сильны, но
— Ладно, сержант, — сухо и требовательно произнес капитан Слайн. — Если халианских пиратов здесь нет, то где же они?
Бывают же такие медные лбы! Шилитоу старался сдержаться.
— Капитан, я отношусь к вам со всем уважением, но пираты или любые другие халиане должны сейчас беспокоить вас меньше всего. Это база Синдиката. Вы не собираетесь что-нибудь предпринять в связи с этим? У нас слишком мало сил, чтобы ввязываться в такие драки. — Он быстро шагнул назад и окинул взглядом картину битвы. Почти половина халиан была повержена или ранена. Его собственные люди растянулись по периметру, расстреливая массивных врагов, как только предоставлялась возможность для прямого выстрела. — Халиане не смогут сдерживать их вечно.
В разговоре возникла пауза, во время которой сержант слышал какой-то металлический звон.
— Ладно, сержант, пора и нам танцевать. Прикажите своим людям залечь, когда я дам команду.
Шилитоу удалось треснуть клинком по незащищенной голове противника. Включив общий канал, он прорычал:
— Блитван и все остальные, ложись!
Огненный вал мощных лазеров через секунду накрыл врага. Лишь позднее Шилитоу понял, что он подумал и о людях, и халианах как о «своих парнях». Даже могучие косанцы не смогли устоять против прямого удара сверхмощных лазерных пушек. Воздух дрожал от лазерных лучей пятисантиметровой толщины, проходящих в каких-то дюймах над головой присевшего сержанта. Для Шилитоу это была самая восхитительная танцевальная музыка из всего, что он слышал в своей жизни.
Интерлюдия. ЛОЯЛЬНОСТЬ
Разведка и шпионаж — это кровавое пиршество для изощренного ума, и те, кто занимается этим делом, никогда не испытывают недостатка ни в людях, ни в средствах. Неудивительно, что во Флоте на всех его уровнях действовало множество вражеских лазутчиков. Уже полвека Синдикат получал информацию от своих торговцев об Альянсе, который мирным или военным путем поглощал каждую культуру, с которой сталкивался. Сама природа Альянса была такова, что он не мог мириться даже с призрачной угрозой своему существованию. Еще не забыты были тяжелые уроки долгой ночи, опустившейся над миром после падения Империи, и эти уроки не оставляли выбора. Безопасность превыше всего.
Политики Синдиката, в жестокой борьбе оспаривающие власть друг у друга, сходились в одном: присоединение к Альянсу — это конец привычного им образа жизни. Слишком разительно отличались жестокие законы одной империи от более демократичных порядков другой. Властители Синдиката не смогут держать свои народы в повиновении, если те увидят, какие безграничные возможности несет в себе другой образ жизни. Для Альянса Синдикат тоже был непримиримым врагом, ведь именно он повинен в бесчисленных жертвах войны с халианами. Именно по наущению Синдиката хорьки сочли себя обязанными ввязаться в войну с Альянсом.
Миры Синдиката существовали в течение долгих столетий. Там царили жесточайшие репрессии, но, с другой стороны, их жители чувствовали себя защищенными благодаря исключительно сильным семейным традициям и постоянной поддержке родных и близких. Рядовой гражданин Альянса нашел бы отвратительным то, насколько мало обитатель планет Синдиката свободен в своих поступках. Но и последний с такой же нетерпимостью воспринял бы политику невмешательства, обрекавшую многие миры Альянса на нищету и голод.
Итак, каждая держава полагала другую непримиримым врагом и считала любые действия со своей стороны необходимыми и оправданными.
Характерная черта жителей Синдиката — это преданность семье. Преданность простиралась так далеко, что шпионы Синдиката, как правило, оставались верны своему долгу даже после захвата. Многие из них являлись глубоко замороженными агентами и долгие годы жили в совершенно другом мире, но тем не менее не изменили своих убеждений.
Война с Синдикатом быстро разгоралась. Отдельные стычки переходили в полномасштабные операции с участием целых эскадр. Но это была война с незримым противником, ведь даже координаты военных баз Синдиката и те были неизвестны. В таких условиях Флот был обречен на поражение. Поэтому Альянс предпринял отчаянную попытку, чтобы получить хоть какую-то информацию. Задействовали самую современную технику и самые лучшие кадры, дабы определить местонахождение планет противника и оценить его военную мощь.
Дэвид Дрейк. НА АБОРДАЖ!
Хотя у администратора и не было при себе оружия, капитан Ковач не слишком обольщался на этот счет. Наверняка ее стол нашпигован смертоносными устройствами, способными остановить кого угодно. Лицо женщины оставалось спокойным и абсолютно бесстрастным. На появление капитана она вообще никак не отреагировала — молчала и пялилась на него, как на пустое место. Капитан так же молча ждал своего сопровождающего.
«Будто проходишь через длинный ряд воздушных шлюзов, — подумалось Ковачу, — но то, что прячется за самой последней дверью, пострашнее вакуума».
Внутренняя дверь бесшумно распахнулась, пропустив в комнату охранника. Это был уже третий сопровождающий, начиная с того момента, когда, получив из рук в руки специальный приказ, капитан был вынужден немедленно покинуть казармы, где размещалась 121 — я рота штурмовиков звездной пехоты.
Его рота, его «Охотники за Головами». Дай ему Бог вернуться к ним живым и здоровым.
— Пожалуйста, сюда, капитан Ковач, — тускло сказал сопровождающий.
Это был молодой парень, здоровый и крепкий, с фигурой тяжелоатлета, наверняка хорошо тренированный. Однако Ковач не сомневался, что в случае нужды сумеет с ним справиться. Никакая тренировка не поможет в схватке против человека, хотя бы месяц прослужившего в штурмовиках и оставшегося в живых. А капитан Миклош Ковач прослужил там целых семь лет. И если это не рекорд, то чертовски близко к рекорду.
Ковач был невысок, коренаст. Крепкая шея, рубленые черты лица, курчавые темные волосы. Облик довершали холодно-прозрачные глаза, спокойно взиравшие на окружающий мир. Многоопытные хирурги из реабилитационного центра Флота на славу потрудились над Ковачем — на нем не осталось и следов ранений.
По крайней мере тех, что имелись когда-то на его теле.
— Пожалуйста, налево, сэр, — сказал сопровождающий. Он шагал вслед за капитаном, держась на один шаг сзади и немного сбоку, как и полагается хорошо выдрессированному псу.