Война
Шрифт:
Чужой клинок проворен и неутомим. Вот только что сержант отбил укол в лицо, как лезвие стремительной иглой летит в живот. К черту, аллаху и прочим дьяволам таких портных… к черту! Всех сил и умений достает лишь на то, чтобы хоть как-то обороняться.
Всё кончилось так же, как и началось – внезапно. Ударом приклада удалось сшибить с ног «портного», а подскочивший черпак из крайней партии добил лежащего короткой очередью. За стеной казармы зарокотали моторы, слаженно рыкнули пулеметы, и всё стихло. Похоже, кто-то всё же завел БМД и пришел на помощь. Уцелевшие душманы исчезли неизвестно куда, оставив в казарме кучи трупов. И запах… тот запах, о котором не пишут в книгах о войне. Тяжелый, выворачивающий нутро запах бойни – смесь ароматов сгоревшего пороха, крови, мочи, испражнений, внутренностей.
Громкий телефонный звонок выдернул Толика из нахлынувшего кошмара. Чертыхнувшись, он поспешно вышел из ванной, на ходу вытирая пену с лица. Радио в комнате работало негромко, шел очередной выпуск новостей: «…арест бывшего главы нефтяной компании “ЮКОС” Михаила Ходорковского, который обвиняется по семи статьям уголовного кодекса, в том числе в хищении чужого имущества путем обмана в составе организованной группы в крупном размере, уклонении от уплаты налогов. По данным следствия, сумма ущерба, причиненная действиями Ходорковского, составляет более одного миллиарда долларов…»
– Алло?
– Алло, Толян! Гарри это! – Жизнерадостный голос звонившего заставил Анатолия поморщиться.
– Чего хотел, Гена? – зная, что Геннадий Водохлебов очень не любит, когда его называют своим именем, ответил Анатолий.
– Толян, ты чё? Не в настроении? Денег опять не платят? Брось, тут сейчас такая халтура привалила. Помнишь Василича? Ну, того, который директор больницы? Ему надо срочно смонтировать рентген-аппарат. Поможешь? Десять штук, по пять каждому…
– Когда?
Пять тысяч вполне позволяли прожить до следующей выплаты получки на заводе, причем совсем неплохо. После смены президента зарплату выплачивали пусть и с задержкой, но более-менее стабильно, раз в два-три месяца. По сравнению с девяностыми, когда деньги выдавали то раз в полгода, а то и вообще раз в год, изменения были радостными, а если учесть и некоторое повышение выплат – даже революционными. Но деньги, да еще такие большие, лишними точно не будут, сразу подумал Толик. Тем более что о сроке очередной выплаты в бухгалтерии завода молчали, как партизаны на допросе в гестапо.
– В субботу. Нам всё притащат и установят в пятницу. Останется смонтировать сеть и подключить. Там высокое, а я, сам знаешь, с таким напряжением никогда не работал. Возьмешься?
Работать с Геннадием было страшновато, Толик хорошо помнил про его пофигистическое отношение к делу. Помнил, как тот ухитрился однажды начать устранять неисправность на питающем кабеле жилого дома, отключив напряжение и забыв повесить плакат. Тот самый, требующийся по технике безопасности: «Не включать, работают люди». В результате кто-то из пришедших на обед домой работяг, обнаружив отсутствие электричества и выключенный рубильник, долго не думал. Очевидцы рассказывали, что зрелище было феерическим. Впереди бежал Гарри, протирая невидящие глаза и держа в руках отвертку, от жала которой осталось меньше трети. Остальное испарилось от короткого замыкания, представьте себе. Но еще смешнее выглядел бежавший за ним напарник. Вечно полупьяный, на сей раз он мигом протрезвел. Вот только не замечал, что засаленная шапка-ушанка, которую он таскал на голове практически круглый год, за исключением разве что самых жарких дней лета, горит натуральным синим пламенем, испуская черный дым.
Но предложенные большие деньги пересиливали любые соображения.
– О чем разговор? Конечно, возьмусь. В субботу, во сколько?
– В девять у поликлиники. Бывай! Жду.
– До субботы!
Новости сменились старым хитом:
Призывник мой мальчик ЛехаНынче в армию пошел… [4]Пискунов поморщился, подумав, что могли бы поставить и что-нибудь поновее. «А еще лучше – что-нибудь о Толике и без армейских страданий», – усмехнулся он. И под звуки старого хита поспешно вернулся в туалет. Где пришлось доставать бритву из-за
4
Ю. Дружков, песня «Леха».
Два дня до субботы для Пискунова проскочили незаметно. Тем более что пока новой подружки у него не было, и вечером, перед сном, он обычно принимал дозу «снотворного», грамм сто пятьдесят – двести неплохой калужской водки. После чего спал как убитый, только с утра чувствуя себя не слишком комфортно. Всё же сорок с лишним лет – это не двадцать и даже не тридцать. Не зря их бригадир Михалыч, пятидесятилетний крепкий мужик, полжизни проработавший в «горячем цеху», регулярно повторял:
– Бывают времена, когда всю ночь пьешь, куришь, не спишь, всю ночь с женщиной развлекаешься, и утром по тебе не видно, а бывают – когда всё это проделывал последний раз несколько лет назад, но выглядишь так, словно занимаешься этим каждую ночь.
На рандеву Пискунов прибыл вовремя, хотя и в очень плохом настроении. Несмотря на выпитое вчера вечером, под утро кошмар всё же приснился, только теперь бээмдэшки никто не завел и «духи» продолжали схватку. Проснулся Анатолий от боли в старой ране, столь явственной, что он сразу проверил, на месте ли шрам. Настроение его из-за этого, пользуясь новомодным выражением, было ниже плинтуса. Поэтому, когда Гарри не появился в первые четверть часа, Пискунов уже подумывал плюнуть на обещанные тысячи и пойти хорошенько надраться, тем более что зарплату твердо обещали выдать во вторник и, судя по поведению оживившихся конторских, не врали. Но уйти он не успел. Появился слегка поддатый Гарри, с ходу заговорил Толика, вывалив на него кучу новостей о случившейся вчера у них в районе очередной криминальной истории. Вполне обычной года четыре назад, а сейчас, в третий год миллениума, казавшейся уже диковатой. Впрочем, скоро им обоим стало не до историй. Прокладка кабелей и монтаж оборудования – дело не такое простое, как кажется, требует внимания и сил. К тому же блоки отнюдь не легонькие, и ворочать их вдвоем, да еще с похмелья, удовольствие еще то. Поэтому провозились они раза в два дольше, чем планировали, к тому же без обеда, и теперь, когда осталось только всё подключить, спешили. Геннадий возился у щита управления, а Анатолий подключал питание к рентген-аппарату. Как получилось, что выключенный перед началом работ рубильник оказался включенным, ни Водохлебов, ни расследовавшие потом это дело милиционеры, ни уж тем более Пискунов так и не смогли узнать. Но только Геннадий крикнул, что пора подсоединить сеть, как Толик, державший в левой руке один провод и касавшийся плечом второго, попытался отдернуться. Но его мышцы словно скрутило, а тело пронзило тысячей острейших иголок. В глазах потемнело, голова словно взорвалась изнутри, во рту появился металлический привкус. И мир внезапно исчез.
Анатолий летел в уходящем куда-то вдаль длинном туннеле со слабо светящимися стенками. Летел, обгоняя облачка, внешне похожие на людей. Летел, огибая повороты и постепенно разгоняясь. Ему даже начала нравиться эта новая ситуация. До тех пор, пока на крутом повороте он не столкнулся с одним из облаков. Вместо ожидаемого пролета через туман он словно с разбега ударился в стену и на мгновение как будто выключился. Тотчас туннель сменился черной пустотой космоса, в которой он падал куда-то, увлекая за собой часть облака, с которым столкнулся. Падение продолжалось целую вечность. И неожиданно закончилось сильнейшим ударом.
Шагнуть за горизонт
Удар был такой силы, что болела каждая жилка и каждая косточка тела, но особенно сильно – левый бок. Глаза не открывались. Голова казалась налитой свинцом. Пахнуло свежим ветром и почему-то бензином, а не больницей.