Войны за Иисуса. Как церковь решала, во что верить

Я хочу поблагодарить всех моих друзей и коллег из Института изучения религии Бейлорского университета за их помощь и поддержку – особенно Байрона Джонсона, Томми Кидда и Родни Старка.

Я также благодарен людям из Пенсильванского университета: Кристиану Брэди, Баруху Хальперну, Полу Харви, Кит Хьюм, Гари Кнопперсу и Джорджу Реберу.

Я приношу благодарность моему редактору Роджеру Фриту и моему литературному агенту Элайс Чини.

И больше всего я благодарен моей жене Лиз Дженкинс.

Однажды Иисус спросил своих учеников: «За кого почитают меня люди?» Те ответили, что об их учителе ходят самые разные слухи: что он пророк, возможно, вернувшийся на землю Илия или Иоанн Креститель. «А вы, – спросил Иисус, – за кого меня почитаете?» (Мф 16:13–15.) На протяжении двух тысячелетий христиане давали разные ответы

на этот вопрос. Разумеется, большинство верило в то, что Иисус был человеком, но в то же время Богом, одним из трех лиц Троицы. Он был и Богом, и человеком.

Но такая формулировка порождает больше новых вопросов, чем ответов, поскольку такая «простая» вера в Иисуса Христа вынуждает нас соединять две радикально различные категории бытия. Подобное нарушение границ озадачивает и возмущает верующих нехристиан. Особенно таких строгих монотеистов, как мусульмане и иудеи. И даже сами христиане, которые разделяют эту веру, зачастую не могут ее объяснить с той ясностью, на которой настаивали древние соборы церкви. По тем жестким стандартам буквально всех современных людей (включая многих священнослужителей) за исключением отдельных специалистов можно было бы обвинить в серьезной ереси [1] .

Библия не слишком ясно отвечает на вопрос о том, каково соотношение между человеческой и божественной природами во Христе, и различные тексты Писания на эту тему довольно трудно примирить между собой. В Новом Завете Иисус открыто отождествляет себя с Богом: «Я и Отец одно» (Ин 10:29–30), – заявляет он. «Видевший Меня видел Отца» (Ин 14:8–9). В Евангелии от Иоанна Иисус говорит народу: «Вы от нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от сего мира» (Ин 8:23). «Прежде нежели был Авраам, – продолжает он, – Я есмь» (Ин 8:58). Слушатели возмущены – и не только потому, что Иисус хвалится тем, что жил еще в глубокой древности. Слова «Я есмь» – ego eimi по-гречески – напоминают о том, что Бог сказал Моисею при неопалимой купине. Лучше было бы передать их так: Я ЕСМЬ. Похоже, Иисус этим и утверждает, что он есть вечный Бог, выведший Израиль из Египта и даже сотворивший этот мир. Неудивительно, что толпа захотела побить Иисуса камнями за богохульство. Таким образом, позднейшие читатели Евангелий должны были привыкнуть к той мысли, что Иисус и Отец одно.

Но если мы, готовые принять эти удивительные утверждения, продолжим читать Евангелие, мы увидим, что Иисус отделяет себя от Отца: «Отец Мой более Меня» (Ин 14:28), – говорит он. Когда Иисус предсказывает конец мира, он добавляет, что точный срок события не известен ни Сыну, ни ангелам, но его знает только Отец (см. Мк 13:32). Если Сын знает меньше, чем Отец, значит, между ними есть отличие.

Что мы имеем в виду, когда говорим: «Христос был одновременно и Богом, и человеком»? Евангелия, несомненно, показывают, что Иисус был человеком: он истекает кровью, он любит и гневается, он умирает в драматичной агонии. Но как нам примирить этот факт с доктриной Воплощения? В самом начале Евангелия от Иоанна Христос отождествлен с Логосом – с Божиим Разумом и его творящим мир Словом:

В начале было Слово [Logos], и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога… И Слово стало плотию, и обитало с нами (см. Ин 1:1–14).

Слово стало плотью, Бог стал человеком. Но какова связь между этим Словом и человеком по имени Иисус? Что означают эти слова Послания к Колоссянам: во Христе «обитает вся полнота Божества телесно» (Кол 2:9)?

Мы все время сталкиваемся с проблемами и парадоксами. Когда Иисус приходит в Вифанию, где умер его друг Лазарь, он печалится: евангелист говорит, что он «восскорбел духом и возмутился» (см. Ин 11:31–36). Иисуса одолевает чисто человеческая скорбь; далее в одном из самых известных библейских стихов говорится: «Иисус прослезился» (Ин 11:35). Между прочим, об этом рассказывает Евангелие от Иоанна – то самое, где Иисус шокирует читателя выражением «Я ЕСМЬ». Стоит задуматься над этим. Иисус плакал, это был плач Христа, Помазанника, – нужно ли нам верить в то, что Бог, Творец и Источник всякого бытия, действительно плакал? И еще удивительнее другой вопрос: как Христос мог пострадать на кресте? Значит ли это, что Бог действительно умер? И мы не вправе сказать, что подобные парадоксы придумали богословы, уже лишенные «простой веры» (как принято думать) апостольского века. Уже в 110 году, когда Новый Завет еще не был окончательно завершен, великий мученик епископ Игнатий Антиохийский провозгласил, что Христос есть «Бог, пришедший во плоти». Игнатий говорил, что сердца верующих воспламенены «кровью Бога». Одно дело – Бог, который плачет, но как может Бог истекать кровью? Даже верные католики, которые называют причастие Corpus Christi, Телом Христовым, не дерзают при этом называть облатку «Телом Бога». Бог отличается от Христа [2] .

На протяжении первых четырех веков существования христианства верующие пытались самыми разными способами разрешить эти проблемы толкования Писания и проблемы логики. Самые выдающиеся богословы и ученые разных церквей проставляли разные акценты, размышляя о человеческой и божественной природах Иисуса, при этом они могли – не пользуясь хитроумными уловками или манипуляциями с цитатами – найти библейские тексты, которые подкрепляли их мнения [3] . Иные христиане первых веков полагали, что божественная природа Христа затмевала собой человеческую. Для них Христос был явлением Бога, ходящего по земле, который облекся в образ человека так, как если бы он надел маскарадный костюм. Слово надело на себя плоть, как мы можем надеть на себя куртку. Но что в этом случае означают страдания Христа, его слезы и кровь – неужели это просто притворство или иллюзия? Другие видели в Иисусе великого человека, переполненного сознанием Бога. На него сошел Дух Божий – вероятнее всего, это произошло в момент крещения в Иордане, – однако две природы Христа всегда существовали отдельно одна от другой. Это означало, что Христос всегда оставался человеком. Одни христиане думали, что две природы были нераздельно соединены в вечности; другие считали, что между ними существовала лишь временная и частичная связь.

Так кем же был Иисус – Богом, носящим образ человека, или человеком, носящим в себе Бога? Это только лишь два полюса картины, между которыми можно расположить множество самых разных мнений. И такие мнения вели жаркую борьбу между собой на протяжении нескольких первых веков существования христианства. К 400 году большинство христиан согласно считало, что Иисус Христос обладал божественными свойствами и что он обладал и человеческой природой (physis по-гречески), и природой божественной. Но это представление оставляло простор для самых разных интерпретаций, и при другом ходе исторических событий – если бы Вселенские соборы вынесли иное решение – ортодоксией могло бы стать любое из этих мнений. Тогдашняя эпоха с ее культурной и политической жизнью со всей возможной силой поддерживала представление о Христе как Боге, так что было очень непросто сохранить идею об Иисусе как человеке. Однако главные силы ортодоксии горячо отстаивали представление о том, что Христос был в полной мере человеком, – и с исторической точки зрения этот факт крайне показателен.

Так кем же был Иисус – Богом, носящим образ человека, или человеком, носящим в себе Бога? Это только лишь два полюса картины, между которыми можно расположить множество самых разных мнений

Победило именно такое мнение. Когда нынешние церкви говорят о своем понимании идентичности Христа – когда они раскрывают свою христологию, – как правило, они опираются на корпус готовых интерпретаций, на древние тексты, созданные в V веке. На Великом соборе, прошедшем в 451 году в Халкидоне (недалеко от нынешнего Стамбула), церковь сформулировала положения, которые в итоге стали официальным богословием Римской империи. Собор принял мнение о том, что во Христе есть две природы, соединенные в одном лице. Эти две природы существуют «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно; так что соединением нисколько не нарушается различие двух природ, но тем более сохраняется свойство каждой природы и соединяется в одном Лице» [4] .

Мы не можем говорить о Христе, не упоминая о его полноценной человеческой природе, которую нисколько не умаляло и не упраздняло божественное в нем. Халкидонская формулировка сегодня остается официальным исповеданием большинства самых разных христианских церквей – исповеданием протестантов, католиков или православных, – хотя трудно судить о том, многие ли из этих христиан могут объяснить ее смысл. Как бы там ни было, Халкидон положил конец любым спорам об идентичности Христа, и после него любой неоднозначный текст Библии или ранней традиции следовало понимать в свете этой сильной формулировки. На протяжении более пятнадцати веков Халкидон давал ответ на великий вопрос, поставленный Иисусом.