Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

Морозов Мирослав Эдуардович

Все эти земляные работы были развернуты только после назначения на должность командующего ВВС Н. А. Острякова. Особенно важное значение имело сооружение капониров — заглубленных и обвалованных с трех сторон земляной насыпью индивидуальных самолетных стоянок. Выходы из них распо­лагались на северо-запад — в направлении, противополож­ном артиллерийскому обстрелу. Сверху каждый капонир затя­гивался маскировочной сетью. В таком укрытии самолет мог пострадать только в результате прямого попадания авиабом­бы или снаряда. Даже несмотря на то что аэродром находил­ся на самой удаленной к западу точке севастопольского рай­она, расстояние до линии фронта от него составляло всего 20 километров. 9 ноября он впервые подвергся артиллерийско­му обстрелу, который продолжался до последних

дней обороны.

Периодически совершались и авиационные налеты. Осо­бого ущерба они в тот период не наносили, но командующий ВВС ЧФ предусмотрел меры и на этот случай. Сразу после на­чала войны для защиты Севастополя от налетов со стороны моря на судоремонтном заводе взялись за изготовление пла­вучей несамоходной зенитной батареи. Ее корпусом стал учебный отсек линкора типа «Советский Союз» длиной 50 и шириной 30 метров. На нем установили четыре 76-мм и три 37-мм зенитных орудия, три крупнокалиберных пулемета, оборудовали жилые помещения для экипажа. 3 августа бата­рея вошла в состав Черноморского флота под названием «Плавучая зенитная батарея № 3». Первоначально ее установи­ли в 4 километрах от берега, но практика показала, что в услови­ях волнения точность огня орудий оставляет желать много боль­шего. 130 моряков экипажа скорей всего передали бы в морскую пехоту, если бы Остряков не предложил использовать бата­рею для защиты херсонесского аэродрома. Ее отбуксировали в защищенную от ветра и волн Казачью бухту, где батарея себя сразу же хорошо зарекомендовала и получила неофициаль­ное название «Не тронь меня». За время обороны Севастополя она, по отечественным данным, сбила 22 немецких самолета.

Понятно, что в условиях постоянных бомбежек и артобст­релов любой самолет, не поставленный в капонир, подвергал­ся риску немедленного уничтожения. Поскольку укрытий не хватало, в тот же день скрепя сердце Остряков распорядился отправить на Кавказ главные силы 32-го иап (пять МиГ-3, че­тыре ЛаГГ-3, один Як-1, восемь И-16 и три И-153) и два Ил-2 18-го шап. Часть наиболее зарекомендовавших себя летчи­ков части, переученных на новую технику, была временно при­числена к 9-му иап. После этого численность авиагруппы СОРа сократилась примерно до 100 самолетов. Управление ею по­прежнему осуществлял непосредственно штаб ВВС ЧФ, нахо­дившийся в Севастополе. Для управления частями на Кавказе еще в начале ноября был создан «походный штаб ВВС ЧФ», дислоцировавшийся в Новороссийске. Туда же к 18 ноября перебазировалось из Севастополя и большинство отделов штаба ВВС, за исключением части оперативного отдела. С это­го момента авиация ЧФ фактически имела два штаба: один в Новороссийске, отвечавший за действия ВВС с кавказских аэродромов под руководством заместителя командующего генерал-майора В. В. Ермаченкова, и второй в Севастополе, руководимый самим Остряковым. Непосредственно за работу штабов отвечали начальник штаба ВВС ЧФ полковник В. Н. Кал­мыков и его заместитель майор Савицкий соответственно.

Севастопольский штаб ВВС находился по соседству со штабом и Военным советом СОРа, который отвечал за все во­просы, связанные с обороной города. За его оборону на суше отвечал штаб заместителя командующего СОРом по сухопут­ной обороне — командующего Приморской армией генерал­-майора И. Е. Петрова. С ним Остряков тоже установил тесную связь и, хотя не был непосредственно подчинен по службе, с готовностью выполнял все заявки Приморской армии на не­посредственную поддержку и воздушную разведку.

Поскольку к тому моменту в Севастополе скопилось множе­ство эскадрилий от различных частей, возникла необходимость в организации единого управления ими. 7 ноября Остряков отдал приказ о создании управлений двух нештатных авиаци­онных групп: сухопутной на базе управления 8-го иап (полков­ник К. И. Юмашев) и морской на базе управления Особой мор­ской авиагруппы ВВС ЧФ (майор И. Г. Нехаев). Это мероприя­тие намного упростило вопросы организации совместной боевой работы самолетов из разных полков, задачи между подразделениями стали распределяться намного оптимальней.

Боевое управление стало осуществляться следующим об­разом: каждый вечер в севастопольском штабе ВВС состав­лялся план боевых действий на сутки, который в части касае­мой доводился до штабов сухопутной и морской групп. В «Ма­териалах по опыту боевой деятельности 6-го гиап за 1941 — 1942 гг.» (8-й иап был преобразован в 6-й гиап приказом от 3.4.1942) указывалось: «Все боевые распоряжения в штаб су­хопутной авиагруппы поступали в виде боевой задачи на день, причем конкретно задача ставилась только истребите­лям и разведчикам и иногда бомбардировщикам, штурмови­кам же с рассвета назначалась 20-минутная готовность к вы­лету». Их вылет производился либо по заявкам Приморской армии, либо по решению самого Острякова, принятому на ос­новании данных воздушной разведки. Более тщательно гото­вились удары по аэродромам противника — для них в штабе ВВС детально разрабатывался план действий, включая меро­приятия по достижению внезапности, состав выделяемых сил, проводился предполетный инструктаж ведущих.

Использование самолетов морской авиагруппы носило бо­лее стабильный характер. Фактически они решали только две за­дачи: вели ближнюю разведку в морском секторе днем и бом­бардировали населенные пункты в районах сосредоточения немецких войск ночью. Гидросамолеты базировались на бухту Матюшенко в Северной бухте, которая была еще ближе рас­положена к линии фронта, чем Херсонесский маяк, и также периодически подвергалась артиллерийскому обстрелу. Из­-за этого большая часть МБР-2 постоянно пребывала в ремонте, а суточное количество их вылетов оставалось незначительным.

Раньше мы уже описывали проблемы, с которыми прихо­дилось сталкиваться нашей авиации при попытке оказать поддержку войскам на линии фронта. Остряков энергично взялся за их решение. Во-первых, он заставил всех команди­ров и заместителей командиров эскадрилий, летавших в ка­честве ведущих групп, тщательно изучить начертание линии фронта и расположение основных наземных ориентиров вдоль линии фронта. Сделать это было не так уж сложно, по­скольку к моменту окончания первого штурма периметр сухо­путной обороны сократился примерно с 46 до 35 километров. Во-вторых, он добился того, чтобы требования летчиков ста­ли выполняться наземными частями. Если в первых распоря­жениях генерала Петрова по Приморской армии вообще не говорилось о действиях авиации, то в ночь на 16 ноября в от­данном войскам СОРа боевом приказе впервые указывалось:

«… 11. ВВС с утра 16/XI-41 штурмовыми и бомбовыми уда­рами подавить подходящие резервы противника в районе Ку­чук-Мускомья, Варнутка и боевые порядки пехоты на рубеже 386,6— «родн», что южнее выс. 440,8.

12. Всем частям для обозначения своего переднего края при действиях нашей авиации выкладывать белые полотнища».

С этого момента авиация СОРа получила возможность оказывать наиболее действенную поддержку наземным вой­скам, нанося удары непосредственно по атакующим цепям противника.

В жестоких оборонительных боях огромное значение име­ла разведка. Только она могла помочь командованию опреде­лить, где противник собирается нанести очередной удар, где следует сосредотачивать резервы. К началу обороны в наших ВВС она находилась на весьма низком уровне. Числившиеся разведчиками гидросамолеты МБР-2 использовать по основ­ному назначению над сушей было равносильно самоубийст­ву — они становились легкой добычей «мессершмиттов». Авиация флота абсолютно не располагала сухопутными ско­ростными разведывательными машинами с фотооборудова­нием, что заставляло использовать для этих нужд обычные истребители. Качество такой разведки напрямую зависело от наблюдательности пилота, умения его правильно идентифи­цировать наземные цели и оказываемого противодействия, а оно, как правило, оказывалось весьма интенсивным. В ре­зультате противнику не раз удавалось наносить внезапные удары на неожиданных направлениях и теснить защитников. Прибывшие резервы пытались восстановить положение, что с учетом прекрасного взаимодействия немцев со своей авиа­цией и артиллерией удавалось довольно редко. В ходе контр­атак советская сторона несла серьезные потери. Такое поло­жение дел становилось нетерпимым и заставило взяться за воздушную разведку всерьез.