Воздушный корабль
Шрифт:
Альфредо Бачелли сидел в своей каюте, дрожа как в лихорадке. Он боялся грозы. В его руках была металлическая палка, на которую он опирался, – ноги его все еще болели, и он не расставался с палкой, ее Сун сделал из железного прута. И вдруг Бачелли услышал, что его палка запела! Да, да! Она издавала жуткий жужжащий звук и вибрировала в руке. Бачелли в недоумении поднял палку. Ее конец пришелся недалеко от алюминиевого стула. Из палки с сухим треском выскочила искра и перепрыгнула на ножку стула, где исчезла. Бачелли закричал громче Суна, бросил палку, взобрался на койку, укрылся одеялом и зарыл голову в подушки.
«Койка дрожит оттого, что я дрожу, или же я дрожу оттого, что она дрожит?..» – размышлял археолог.
И вдруг он вспомнил о своих драгоценных ящиках. Три ящика стояли на открытой палубе, и один из них, по мнению Бачелли, был привязан к фальшборту недостаточно крепко.
Воображение Бачелли заработало.
«Альфа» качается из стороны в сторону… Веревка ослабевает, ящики выскальзывают из пут и беспорядочно движутся по палубе… «Альфа» делает резкий крен… Ящик летит вниз через тучи и падает в Байкал, – «Альфа», наверно, сейчас летит над озером. И ящик погружается в бурные волны… Шелковые ткани с древними письменами… Непрочитанная история минувших веков…
– Ящик, мой ящик! – безумным голосом кричит Бачелли. Забыт животный страх перед грозой. Археолог сбрасывает на пол одеяло, подушки, прыгает с койки, катится по полу, поднимается и без палки, ковыляя больными ногами, направляется в коридор. Глаза расширены, волосы всклокочены, руки протянуты вперед…
– Куда вы? – останавливает его Буся.
– Ящики! Мои ящики! – вопит Бачелли и, почти падая на каждом шагу, добирается до двери на открытую палубу и пытается открыть ее.
– Остановитесь! Образумьтесь! – кричит вслед Буся, бежит за Бачелли, шатаясь от качки. А Бачелли уже открыл дверь, вышел на палубу и ползет на четвереньках к заветным ящикам. Ослепительный гром, громогласный свет. Именно так воспринял Буся это мгновение: «ослепительный гром» или «громогласный свет». Блеск молнии и удар грома произошли одновременно.
Буся щурит глаза, открывает их. Темно. Но вот видит распростертого ниц Альфредо Бачелли. Тело археолога движется к двери. Буся схватывает ногу, втягивает профессора в коридор и прихлопывает дверь. Неужели Бачелли убит молнией?.. Буся поворачивает тело профессора вверх и видит перед собой совершенно новое лицо – без золотых очков, без бороды и правого уса. А левый ус лихо поднят. Нос, закрытые брови, глаза будто профессорские. Очки, наверно, упали. Но почему же Буся не видит бороды и правого уса? Или молния повредила зрение Буси? Шкляр проводит рукой по подбородку Бачелли. Совершенно гладкий, словно только что от парикмахера… Буся, стоя на коленях, раздумывает над необычайным явлением. Коридор ярко освещается, но это уже не голубой свет молнии, а багрово-красный луч солнца, прорвавшийся сквозь тучи. Гром еще гремит, но уже внизу. «Альфа» стремительно поднимается, вырывается из полосы туч. Недаром Буся так старательно разогрел газ. Свет меркнет и вновь вспыхивает, уже золотисто-белый – солнце светит с голубого неба.
– Кто это? – спрашивает Власов. – Что такое? Профессор сбрил бороду и один ус? Наверно, гроза помешала ему добриться. Он расшибся? Жив?
– Ящики… – тихо произнес Бачелли и открыл глаза.
Стакан холодной воды, спирт к вискам – и Альфредо Бачелли пришел в себя. Опираясь на руку
– Иногда молния оставляет настоящие фотографические снимки на коже человека – например, изображения веток, листьев, которые находились вблизи во время удара молнии. Листок отпечатывается темно-синим цветом со всеми зубчиками, жилками, со всеми подробностями, и эта татуировка остается на всю жизнь.
Не менее изумительно и непонятно ведет себя и шаровидная молния. Однажды она проскользнула под платьем женщины, раздула его, прошла под корсажем и вышла на груди, порвав лишь белье. Иногда такая молния убивает наповал. Так был убит один полковник. На его лбу остался лиловый отпечаток металлического шара, который был прикреплен вверху палатки. Размер отпечатка и шара точно соответствовали друг другу…
Конечно, достоверность многих из этих фактов следовало бы еще проверить, но некоторые необычайные проделки молнии не подлежат сомнению. Свидетелями одного из них мы и являемся.
Подумайте, сколько увлекательнейших загадок задает нам молния! Мы научились уже искусственно воспроизводить ее, но пользоваться далеко еще не умеем. Взять хотя бы вопрос о том, почему молния то убивает, то нет. Почему одни трупы убитых разлагаются необычайно быстро, другие – в нормальное время; одни убитые сидят в той позе, в какой их застиг смертельный удар, другие обугливаются, испепеляются.
Или это – амальгамирование, фотографирование, молниеносная татуировка…
Власов, вероятно, еще долго рассказывал бы о проделках молнии, но его рассказы были прерваны неожиданным образом.
Вошел Сун. Увидев своего «господина профессора» с одним вздернутым усом, он вдруг схватился за бока и начал так хохотать, что все его худенькое тельце сотрясалось.
Альфредо Бачелли вдруг взбесился.
– Молчи, крысенок! – закричал он и, выскочив из-за стола, бросился на мальчика. Сун с проворством ящерицы убежал в коридор.
Бачелли бушевал. Его единственный ус нервно дергался.
– Довольно! Довольно с меня, я не желаю быть на положении пленника! Спускайте меня немедленно на землю.
– Примите брому, господин профессор, и ложитесь отдохнуть! – решительно сказал Ханмурадов. – Ваши нервы не в порядке. Когда вы отдохнете, мы поговорим.
И, несмотря на его протесты, Буся и Ханмурадов увели археолога в каюту, раздели и уложили. Лаврова заставила его выпить брому. Он повиновался, как ребенок, поблагодарил и скоро уснул.
На другой день к утреннему чаю Альфредо Бачелли явился вновь любезным и кротким. Он сбрил свой ус и выглядел помолодевшим. Но Бачелли уже привык к усам и бороде и очень беспокоился о том, отрастут ли волосы, сбритые молнией. На это никто не мог дать ответа.
– Весь вопрос в том, повреждены ли волосяные луковицы, – ответил Власов. – Через пару дней, во всяком случае, узнаем, является ли молния наилучшим средством для уничтожения растительности.
– А мне, знаете ли, пришла в голову одна идея, – с некоторым смущением сказал Альфредо Бачелли после чая. Он вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. – Я думаю о том, как бы скорее окончить это путешествие. Вы понимаете, что я больше всех заинтересован в этом. И вот я придумал… Я, конечно, не специалист, но моя мысль так проста, что я удивляюсь, почему никто из вас…