Вожделение
Шрифт:
— Чего? — Её взгляд со скукой пробегал по вывескам, мелькавшим за окном. На магазине для новобрачных глаза Её задержались не меньше чем на полминуты, и он понял, что Она согласна.
Он хотел было пояснить свою мысль об истлении, но в этот момент Она заторопилась к выходу.
Выходя следом, он как-то неловко подвернул ногу на последней ступеньке. Теперь одной ногой он шёл в свойственной ему манере, а второй — как Чарли Чаплин.
Лёжа на смертном одре, в свои девяносто то ли два, то ли четыре года, он вспомнит эту ступеньку, когда взгляд его упадёт на левую ногу, которая на всю
Но всё это будет потом, в самом конце романа, из которого герой уйдёт навсегда своей получаплинской походкой, такой весь тихий, сосредоточенный и счастливый.
Увидев, что он хромает за Ней и что-то, видимо, заподозрив, Она прибавила шагу, так что он едва поспевал за стуком Её лёгких каблучков.
В какой-то арке его остановили два стража порядка и предложили показать им документы. Документов у него при себе не было.
— А чего ты к девочке липнешь? — спросил один из стражей. — Она под Фингалом ходит. Она знаешь, сколько стоит?
— Нет, — признался он.
— У тебя деньги-то есть? — поинтересовался второй страж.
Как выяснится минутой позже, денег у него было слишком мало, чтобы «липнуть к этой девочке», но вполне достаточно, чтобы уплатить штраф. Он с радостью уплатил, потому что на этом всё закончилось, и он мог броситься за Ней, которая уже готова была скрыться в каком-то дворе. Стражи порядка не стали препятствовать, удовлетворённые штрафом, но советовали сменить походку и потренироваться в ней где-нибудь в стороне от «этой девочки». Он мог бы задаться вопросом, отчего эти двое внешне так похожи на тех типов, любителей курения. Но он был слишком поглощён своими чувствами и не обратил на лица закона — этого двуликого Януса — никакого внимания.
О походке уже было сказано достаточно, поэтому здесь не будет ещё раз упомянуто о том, что левая нога его с этих пор и до самого памятника, на котором были высечены даты его рождения и смерти, вызывала улыбку у одних почитателей великого комика и нескрываемое презрение у других. Отмечено будет только, что с этой походкой ему было сейчас довольно трудно (да что там, почти невозможно) поспевать за своим вожделением.
На мосту Она остановилась, подошла к перилам и принялась задумчиво смотреть в реку. Он приблизился, стал рядом и тоже перегнулся через холодный чугун, заглядывая в небыстрое течение.
— Река, — сказал он, наполнив это слово глубоким смыслом и хрипотцой вздоха. Хрипотцы ранее не замечалось в его вздохах, тем более, что он не курил, но после того, как те два типа поколотили его, что-то в организме пошло не так. Это бывает.
— Ехал грека, — сказал он.
— Чего? — не поняла Она.
— А? — смутился он её непониманием очевидных вещей.
— Чего, говорю, — повторила Она.
— Ничего, — он улыбнулся, опустив глаза, уставясь на белый носок её правой босоножки, которым она рассеянно почёсывала икру левой ноги. Вожделение с ещё большей силой обуяло его при виде этого полного непредсказуемой женственности движения.
Как хотелось бы мне познать Её душу, — думал он, созерцая стройные ножки. — Познать трепетность Её женского сердца, нежным поцелуем коснуться Её капризно надутых губок, насладиться Её радостью, грустью, злостью. Как замечательно, что всё это у нас впереди, что всё это будет, будет и ещё очень долго будет. Будут продолжительные дни тихого летнего счастия вдвоём, долгие зимние ночи вдвоём, ломберный столик с недоигранной партией, чай со смородиновым вареньем, шутки, интимность шёпота, немного вина, сладость поцелуя… «Ах, кажется, я уже вся мокрая… Давай же чпокаться, милый!»
Учёные утверждают, что примерно каждые пятнадцать минут мужчина обращается мыслями к сексу. Роман подтверждает этот тезис, переводя его в ранг очевидных фактов, потому что с того момента минула ровно четверть часа.
— Ты кто? — спросил, приблизившись, один из двух мужчин неприятного вида.
Главный герой мог бы задаться вопросом, отчего эти двое так похожи на тех типов, что просили у него закурить, но был слишком занят Её тонкой голенью и белой босоножкой.
— Курить есть? — спросил второй верзила.
— Ему впадлу с нами разговаривать, — ухмыльнулся первый, не дожидаясь ответа.
— Он нас не уважает, Фингал, — кивнул второй.
Перебросившись этими короткими и ни к чему не обязывающими фразами, двое быстро обыскали его, взяв на хранение все ценные вещи, которые только смогли найти, чтобы те не промокли (читатель поймёт из дальнейшего развития событий, что именно так и было, и что два эти человека беспокоились о часах главного героя, которому предстояло отправиться в долгое плаванье). После этого они подхватили героя за ноги и споро перебросили через перила моста.
«Я в реке!» — сообразил он, похолодев от страха, пока поднимался с глубины на поверхность. И стал бить руками во все стороны.
Когда он смог вдохнуть воздуха, было по-прежнему солнечно; на мосту, кажется, смеялись, а он даже не знал, где берег.
«Что ж, пускай река сама несет меня!» — решил он.
Решив, он, как мог, глубоко вздохнул, а река с ласковой готовностью подхватила его и понесла.
Она шуршала камышами, бурлила на перекатах, и он чувствовал, что совсем промок и скоро утонет.
Вдруг кто-то (кажется, это была река) сказал:
— Извините, кто вы и как сюда попали?
— Я вожделел, — с искренней готовностью ответил он. — А два человека случайно уронили меня с моста в реку.
— Вынести вас на берег? — предложила река.
— Нет, спасибо, — улыбнулся он. — Я всегда мечтал попутешествовать по реке.
— Хорошо, тогда давайте путешествовать, — обрадовалась река. — Вдвоём веселей.
Нельзя утверждать, что этот диалог происходил на самом деле, а не в где-то внутри героя. Как бы там ни было, река несла его долго — мимо людных пляжей и диких обрывистых берегов, над которыми метались быстрые стрижи; мимо тихих берёзовых рощ и густых лесов, в которых трубили олени и ревели медведи; мимо неведомых городов и совсем уж никому не известных деревень…