Вожди и разведка. От Ленина до Путина
Шрифт:
Ленин не скрывал своих взглядов: превратить империалистическую войну в войну гражданскую. В манифесте ЦК говорилось: «С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России, наименьшим злом было бы поражение царской монархии… Оно, несомненно… позволило бы пролетариату сделать решительные шаги по пути к социалистической революции».
Поэтому февральскую революцию 1917 года Ленин воспринял как шаг к революции социалистической, которая в России под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», должна была стать лишь частью мировой социалистической революции. Могли ли существовать какие-либо препоны или соображения, в том числе и морального характера, которые могли бы помешать достижению этой великой цели? Она должна была оправдать все средства. Он говорил, что для дела революции большевики готовы взять деньги даже у императорского двора.
Однако для того, чтобы делать революцию в России, надо быть в России. Но как попасть туда? И здесь начинаются события, ставшие основой для споров и различных спекуляций на эту
Первая из них изложена в официальной биографии Ленина. Как и другие большевики, находившиеся в Швейцарии, Ленин был членом Швейцарской социал-демократической партии и поддерживал товарищеские отношения с ее руководителями, в том числе с Фрицем Платтеном. Ленин неоднократно обсуждал с ними вопрос о путях возвращения на родину.
Поскольку все пути сообщения из нейтральной Швейцарии в воюющую Россию находились в руках Англии и Франции, возник план легального проезда Ленина и интернационалистов через Англию, на этот счет прощупывалась почва. И когда стало ясно, что союзники России, «демократические» англичане, свободно пропускавшие в Россию оборонцев, не пропустят туда большевиков-интернационалистов, пришлось искать другие пути. «Сон пропал у Ильича с того момента, когда пришла весть о революции, и вот по ночам строились самые невероятные планы. Можно перелететь на аэроплане. Но об этом можно было думать только в ночном полубреду. Стоило это сказать вслух, как ясно становилась неосуществимость, нереальность этого плана. Надо достать паспорт какого-нибудь иностранца из нейтральной страны, лучше всего шведа: швед вызовет меньше всего подозрений. Паспорт шведа можно достать через шведских товарищей, но мешает незнание языка. Может быть немого? Но легко проговориться. „Заснешь, увидишь во сне меньшевиков и станешь ругаться: сволочи, сволочи! Вот и пропадет вся конспирация“, — смеялась я» — вспоминала Крупская.
В то время возник в эмигрантской среде план проезда через Германию путем обмена русских политэмигрантов на германских военнопленных. В общих чертах он был выдвинут на частном совещании представителей российских партийных центров в Берне лидером меньшевиков-интернационалистов Мартовым. Но Мартов и его сторонники не решились взяться за его осуществление. Этим планом решил воспользоваться Ленин, который, взвесив все за и против, принялся за его осуществление. При содействии швейцарских социалистов, и в особенности секретаря Социал-демократической партии Швейцарии Фрица Платтена, удалось получить пропуска на проезд через Германию. Слабое место в этой версии то, что ничего не говорится о том, каким образом Платтену со товарищи удалось осуществить задуманное.
Когда стало известно, что эмигранты получили пропуска, среди «социал-патриотов» антантовского лагеря поднялся невообразимый шум. «Как это можно ехать через Германию, вступать в сношения с правительством кровожадного кайзера?!» — кричали они. Эти доводы Ленин отметал. Чем, спрашивал он, империалистическое правительство «враждебной державы» хуже или лучше империалистического правительства «своей» страны или «союзных держав»? Разве с точки зрения пролетарского интернационализма правильно будет «уступить» английскому и русскому империализму, в интересах этого империализма не ехать в Россию, а остаться сложа руки сидеть за границей во время революции? Не лучше ли воспользоваться разрешением на проезд другого правительства и принять участие в революции, в борьбе против войны, против всех империалистических держав?
Конечно, говорил далее Ленин, нас будут травить, на нас будут клеветать, но у нас нет другого пути в Россию, А с клеветой, хотя и трудно, но можно и нужно бороться. Для этого надо, чтобы в наших руках были документы для опровержения всякой клеветы.
В этих целях Ленин организовал дело так, что при отъезде была составлена декларация, подписанная видными социал-демократами разных стран. «Мы, нижеподписавшиеся интернационалисты… — говорилось в декларации, — полагаем, что наши русские единомышленники не только вправе, но обязаны воспользоваться представившимся им случаем проезда в Россию…». Выразив полное одобрение Ленину и его товарищам, декларацию подписали известные левые социалисты из Франции, Швейцарии, Польши, Германии, Швеции и Норвегии. Коммюнике о проезде было опубликовано в шведской социалистической газете «Политикен».
Согласно договору, заключенному Платтеном с германскими представителями, пропуск на проезд давался всем эмигрантам независимо от их партийной принадлежности и отношения к войне.
Вместе с Лениным и Крупской 27 марта (9 апреля) из Швейцарии выехали 30 эмигрантов, в том числе 19 большевиков.
На германской пограничной станции Готтмадинген русским революционерам был предоставлен вагон, три двери которого были запломбированы. Четвертая, задняя дверь, оставалась открытой. Ближайшее к ней купе заняли 2 офицера уполномоченного германского военного командования. На полу коридора мелом была отмечена граница между российскими революционерами и германскими офицерами. Никто, кроме Фрица Платтена, сопровождавшего группу русских эмигрантов, не имел право переходить эту меловую черту без их согласия. Немецким газетам было строго запрещено сообщать что-либо о русских эмигрантах, пока они не проедут территорию Германии. Немецкие социал-демократы хотели встретиться с Лениным, но он отказал им. 30 марта (12 апреля) поезд достиг в
После публикации Апрельских Тезисов Ленина началась клеветническая компания против большевиков и непосредственно против Ленина. Проезд через Германию был использован для темных намеков насчет того, не помогают ли приехавшие германским империалистам. Под влиянием такой агитации на улицах раздавались призывы физической расправы над Лениным. Затем компания клеветы несколько стихла, но в июне 1917 года она развернулась вновь. Основываясь на заявлениях некоего прапорщика, бежавшего из немецкого плена, буржуазная и эсэро-меньшевистская печать обвиняла Ленина и большевиков в том, что они якобы работают на Вильгельма. Развернулась невиданная по своим масштабам и подлости травля Ленина. Матерый клеветник и провокатор Алексинский 4 июля сообщил комитету журналистов в Петрограде, что он якобы располагает документальными данными, подтверждающими обвинение Ленина в шпионаже в пользу Германии. Это заявление было настолько дико, что сам председатель ЦИК Чхеидзе от своего имени и от имени члена временного правительства Церетели (по просьбе Сталина) звонил во все большие петроградские газеты, прося не печатать клеветы Алексинского. Ее напечатала лишь бульварная газетенка «Живое Слово», рассчитанная на неразвитые слои городского населения. Дикая травля Ленина еще больше усилилась. Уже не только раздавались призывы к убийству большевиков, но по рукам ходили списки лиц, намеченных к истреблению. Теперь Ленину, как и при царизме, пришлось скрываться от преследования Временного правительства.
Седьмого июля было опубликовано постановление Временного правительства об аресте и привлечении к суду Ленина и ряда других большевиков. Кадетские и меньшевистско-эсэровские газеты требовали явки Ленина на суд, и даже некоторые большевики предлагали ему явиться, чтобы в открытом судебном заседании разоблачить клевету. Но большинство друзей Ленина выступили против его явки. Сталин был решительно против явки Ленина к властям: «Юнкера до тюрьмы не доведут. Убьют по дороге», — говорил он. Было решено послать Ногина и Орджоникидзе в Таврический дворец для переговоров с членом президиума ЦИК и Петроградского совета Анисимовым об условиях содержания Ленина в тюрьме. На помещение Ленина в Петропавловскую крепость, где был расположен большевистски настроенный гарнизон, Анисимов не согласился. Речь могла идти только об одиночной камере в «Крестах», где хозяйничали юнкера. Гарантии сохранения жизни Ленина Анисимов не дал и сказал, что, конечно, будут приняты все меры, но он «не знает, в чьих руках будет завтра он сам». После этого переговоры были прерваны и было решено переправить Ленина в район Сестрорецка. Вечером 9 июля Ленин начал приготавливаться к небезопасному переезду в Сестрорецк. Сбрил бороду, постриг усы, надел рыжего цвета пальто, серую кепку. Вечером, около 11 часов, Ленин и сопровождавшие его Сталин и Аллилуев тронулись в путь на Приморский вокзал, чтобы успеть к последнему уходящему поезду, на котором обычно едет разношерстная загулявшая допоздна публика. Поезд тронулся, и Ленин благополучно добрался до станции Разлив.
В официальной биографии об этом периоде жизни Ленина подробно рассказывается о том, как он укрывался в шалаше под видом финского крестьянина. Единственное, о чем умалчивается, это то, что в шалаше вместе с ним укрывался Григорий Зиновьев, большевик и тогдашний друг Ленина, в 1937 году расстрелянный как враг народа.
Во время нахождения Ленина в Разливе состоялся шестой съезд партии, на котором, в частности, обсуждался и вопрос о явке Ленина на суд. Все выступавшие одобрили поведение Ленина, и съезд принял резолюцию, в которой говорилось, что в данных условиях «нет абсолютно никаких гарантий не только беспристрастного судопроизводства, но и элементарной безопасности привлекаемых к суду». О том, что в данном случае большевики были правы, свидетельствуют воспоминания командующего войсками Петроградского военного округа, генерала Половцева, написанные в эмиграции: «Офицер, отправлявшийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в живом виде или в разобранном… Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу…». Съезд заявил решительный протест против «прокурорско-шпионско-полицейской травли вождей пролетариата» и послал горячий привет Ленину.