Вожди в законе
Шрифт:
Власть большевиков в Москве обеспечивается в основном латышскими батальонами, а также большим числом автомобилей, реквизированных правительством, которые постоянно кружат по городу и могут в случае необходимости доставить войска туда, где возникают беспорядки.
Предсказать, куда все это приведет, невозможно. В настоящий момент можно лишь предположить, что ситуация в основном не изменится".
Мирбах при этом считал, что интересы Германии по-прежнему требуют ориентации на ленинское правительство, так как те, кто сменят большевиков, будут стремиться с помощью Антанты воссоединиться с отторгнутыми по Брестскому миру территориями, прежде всего с Украиной, и поэтому Германии выгоднее всего снабжать большевиков необходимым минимумом товаров и поддерживать их у власти, так как никакое другое правительство не согласилось
В этом лишний раз убеждал Мирбаха сам Ленин во время встречи с германским послом 16 мая в Кремле. Ленин признал, что число его противников растет и что ситуация в стране более серьезная, чем месяц назад. Он указал также, что состав его противников за последнее время изменился. Раньше это были представители правых партий; теперь же у него появились противники в собственном лагере, где сформировалось левое крыло. Главный довод этой оппозиции, продолжал Ленин, это то, что Брестский мир, который он все еще готов упорно отстаивать, был ошибкой. Все большие районы русской территории оказываются под германской оккупацией; не ратифицирован до сих пор мир с Финляндией, нет мира с Украиной; усиливается голод. До действительного мира, указал Ленин, очень далеко, а ряд событий последнего времени подтверждает правильность выдвинутых левой оппозицией доводов. Сам он, поэтому, прежде всего стремится к достижению мирных соглашений с Финляндией и Украиной. Мирбах особенно отметил то обстоятельство, что Ленин не стал угрожать ему возможной переориентацией советской политики в сторону Антанты. Он просто подчеркнул, что лично его, Ленина, положение в партии и правительстве крайне шатко.
Отчет Мирбаха о беседе с Лениным буквально единственный документ, содержащий признание Лениным провала брестской политики. Теоретические и идеологические ошибки были, однако, заметны куда меньше практических. Брестский мир, несмотря на то, что все германские требования были большевиками приняты, не принес ни заветного мира, ни обещанной Лениным "передышки". С точки зрения германского руководства, Брестское соглашение было военным мероприятием и служило средством помощи Западному фронту с одновременным использованием восточных районов в экономическом отношении для продолжения войны. Если так, то с ухудшением положения Германии на Западе увеличивались ее аппетиты на Востоке. После подписания мирного соглашения военные действия не прекращались ни на день на большей части территории бывшей Росийской империи. Германия предъявляла все новые и новые ультиматумы, занимала целые районы и города, находящиеся восточнее установленной Брестским договором границы.
Брестский мир оказался бумажным именно потому, что два основных партнера на переговорах, советское и германское правительства, не смотрели на договор серьезно, не считали его окончательным, и, главное — подписывали не из-за желания получить мир, а лишь для того, чтобы продолжать войну, но только в более выгодных для себя условиях. Большевики — войну революционную; немцы — войну за стабильный мир. Получалось, что Брестский мир если и дал передышку, то только Германии, да и то лишь до ноября 1918 года.
Нет смысла утверждать, что Ленин мог предвидеть последствия подписания Брестского мира. Но очевидно, что оправдались худшие из опасений большинства партийного актива, до подписания мира поддерживавшего формулу Троцкого "ни война, ни мир", а после — вступившего в период кризиса, приведшего, по выражению того же Троцкого, к "стратегии отчаяния". Сами большевики в тот период считали, что дни их власти сочтены. За исключением столиц, они не имели опоры в стране. 22 мая в опубликованном в "Правде" циркулярном письме ЦК, написанном, очевидно, по инициативе Свердлова, признавалось, что большевистская партия переживает "крайне острый критический период", острота которого усугубляется помимо всего тяжелым "внутрипартийным состоянием", поскольку "в силу ухода массы ответственных партийных работников" многие партийные организации ослабли. Одной из основных причин кризиса в партии был откол левого крыла РКП(б), указывали авторы письма ЦК и заключали: "Никогда еще мы не переживали столь тяжелого момента"(68). Двумя днями позже в статье "О голоде (Письмо питерским рабочим)" Ленин писал, что из-за продовольственных трудностей и охватившего громадные районы страны голода советская власть близка к гибели(69). Он отказывался, однако, признавать, что и то и другое было результатом его брестской политики.
29 мая ЦК обратился к членам партии с еще одним письмом, написанном, видимо, также по инициативе Свердлова, где подчеркивалось, что "кризис", переживаемый партией, "очень и очень силен", число членов уменьшается, идет упадок качественный, участились случаи внутренних конфликтов, "нередки конфликты между партийными организациями и фракциями" партии в Советах и исполнительных комитетах. "Стройность и цельность партийного аппарата нарушены. Нет прежнего единства действий. Дисциплина, всегда столь крепкая", ослабла. "Общий упадок партийной работы, распад в организациях безусловны"(70).
Предсмертное состояние советской власти стало причиной все более усиливающейся в рядах большевиков паники. "Как это ни странно, — вспоминает Вацетис, — настроение умов тогда было такое, "что центр советской России сделается театром междоусобной войны и что большевики едва ли удержатся у власти и сделаются жертвой голода и общего недовольства внутри страны". Была не исключена и "возможность движения на Москву германцев, донских казаков и белочехов. Эта последняя версия была в то время распространена особенно широко"(71). О царившей в рядах большевиков летом 1918 года растерянности писал в своих воспоминаниях близко стоявший к большевикам Г. Соломон, доверенный Красина и хороший его знакомый. Соломон указывал, что примерно в эти месяцы один из видных советских дипломатов в Берлине (вероятно, Иоффе) признался в своей уверенности в поражении большевистской революции в России и предложил Соломону поскорее скрыться(72).
Вопрос о катастрофическом состоянии советской республики обсуждался на заседании ВЦИК 4 июня. С речами выступали многие видные большевики, в том числе Ленин и Троцкий. Ленин признал, что "перед нами теперь, летом 1918 года, может быть, один из самых трудных, из самых тяжелых и самых критических переходов нашей революции", причем не только "с точки зрения международной", но и внутренней: "приходится испытывать величайшие трудности внутри страны […] мучительный продовольственный кризис, мучительнейший голод". Троцкий вторил: "Мы входим в два-три наиболее критических месяца русской революции"(73). А за стенами ВЦИКа был даже более пессимистичен: "Мы уже фактически покойники; теперь дело за гробовщиком"(74).
15 июня в заседании Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов Зиновьев делал сообщение о положении в Западной Сибири, на Урале и на востоке европейской России в связи с наступлением чехословаков. "Мы побеждены, — закончил он, — но не ползаем у ног. Если суждено быть войне, мы предпочитаем, чтобы в крови захлебнулись [и] наши классовые противники". Присутствовавший там же М. М. Лашевич после речей оппозиции — меньшевиков и эсеров — выступил с ответной речью, во время которой вынул браунинг и закончил выступление словами: "Помните только одно, чтобы ни случилось, может быть нам и суждено погибнуть, но 14 патронов вам, а пятнадцатый себе"(75). Этих четырнадцати патронов хватило на то, чтобы месяц спустя по приказу Ленина и Свердлова уничтожить российскую императорскую династию.
Майско-июньский кризис советской власти был, безусловно, результатом ленинской брестской политики, которая привела ко всеобщему недовольству. Все устали. В советскую власть не верили теперь даже те, кто изначально имел иллюзии. В оппозиционной социалистической прессе особенно резко выступали меньшевики, бывшие когда-то частью единой с большевиками социал-демократической организации, во многом понимавшие Ленина лучше других политических противников. Не отставали и "правые". На одной из конференций того времени оратор, видимо принадлежавший к кадетам, в докладе о внешней политике указал, что ему приходиться говорить "о международном положении страны, относительно которой неизвестно, находится ли она в состоянии войны или мира", и имеющей во главе правительство, признаваемое "только ее врагами". "Как убедила история Брестского договора, — указал докладчик, — центральный вопрос не в подписанном договоре, а в гарантиях его исполнения". И очевидно, "что всякие новые бумажные соглашения с Германией, всякие улучшения Брестского мира" не стеснят Германию "в ее дальнейших захватах". В конце концов, Украина, Белоруссия, Кавказ, Крым и Черноморский флот были заняты немцами не в соответствии с подписанным соглашением(76).