Возлюбленная фаворита
Шрифт:
– Собака мертва, ваше величество, – сказал Роджерсон. – Картина смерти совершенно одинакова; обратите внимание, ваше величество: ни конвульсий, ни стона… О, это – ужасный яд!
– Благодарю вас, Роджерсон, – сказала императрица, силой воли подавляя волнение. – Вы можете идти.
Она приказала убрать труп Джипси и позвать графа Григория.
Орлов вскоре появился. Он выказал себя недурным актером, так как держался совершенно спокойно и при виде Адели проявил лишь удивление.
– Граф Григорий Орлов! – торжественно сказала императрица. – Против вас возведено тяжкое обвинение, в котором
Орлов улыбнулся, слегка пожал плечами и спокойно ответил:
– Но, ваше величество, мне нечего сказать. Обвинение слишком фантастично, чтобы принимать его всерьез. Кто же – те свидетели, которые видели, как я сыпал яд в бокал маркиза де Суврэ?
– Госпожа Гюс, назовите графу имена ваших свидетелей и сообщите в общих чертах, что и о чем может свидетельствовать каждый из них.
– Никто не видел, как вы сыпали яд, граф, – ответила Адель, – но многие видели, как вы покупали его, а только что было проверено, как действие купленного вами яда произвело совершенно такую же смерть, какой умерла несчастная Королева. Этими свидетелями явятся следующие лица: во-первых, ворожея, у которой вы покупали яд…
– Никогда в жизни я ни к какой ворожее не обращался!
– Затем двое лиц, бывших со мной на чердаке дома ворожеи в тот момент, когда она отпускала вам яд. Этими лицами является грек Строфидас…
– Ваше величество, наверное, вы помните этого Строфидаса? Он служил нам в памятном шестьдесят втором году, продал нас Воронцовой, чем чуть не погубил нашего дела. Я тогда сильно проучил его, и он должен быть очень зол на меня. Свидетель из достоверных!
– Вторым лицом, бывшим со мной на чердаке, был майор Фельтен.
– Фельтен? Ну, это – свидетель покрупнее, чем какой-нибудь прохвост-сыщик! Но только не ошибаетесь ли вы? Все-таки Фельтен – офицер и дворянин, и от него трудно ждать, чтобы он решился заведомо лгать в глаза матушке-царице! Хотя, конечно, чего не бывает! Чары любви сильны, и безумие страсти уже не одного Самсона сбивало с пути праведного.
– Между мной и Фельтеном никогда ничего не было, кроме самой чистой дружбы! – воскликнула с негодованием Адель.
– Не смею оспаривать, – учтиво ответил Орлов. – Значит, меня генерал Астапов подвел! Недавно я попал к нему, ваше величество, как раз в тот момент, когда он кончал «мыть голову» майору Фельтену. Я спросил, за что он его так. «Да никакого сладу с человеком не стало! – с досадой ответил мне генерал. – С тех пор как Фельтен спутался с этой Гюс, он совсем службу забросил: постоянно манкирует, а и придет на службу – толка нет, так как его мысли Бог весть где витают. Да и пойдет ли служба на ум, когда он каждую ночь, чуть ли не до утра, все у своей француженки сидит?».
Екатерина искоса посмотрела на Адель. Действительно, от слов графа Орлова на свидетелей еще до их показаний легла густая тень.
А Орлов все с тем же беззаботным видом продолжал:
– Но это, вероятно, еще не все свидетели? Наверное, в ваших путешествиях по крышам
– Нет, – ответила Адель, – я не вмешала Бьевра в эту историю!
– Жаль! – сказал Орлов, иронически улыбаясь. – Это был бы самый крупный, самый достоверный свидетель! Маркиз де Бьевр имеет очень большой вес в глазах ее величества, и его-то как раз вы и не ставите свидетелем! Жаль!
– В самом деле, – резко заметила Екатерина, – как это могло случиться, что самый близкий вам человек, да еще живущий с вами под одной кровлей, вдруг ничего не знает о таком деле, не принимает участия в ваших похождениях?
– Вот именно потому, что он мне так близок и живет со мной под одной кровлей! – ответила Адель. – Я боялась, что из-за этого его свидетельским показаниям не будет никакой цены.
– И совершенно напрасно боялись, – холодно ответила Екатерина. – Маркиз де Бьевр не из тех людей, которым можно не поверить только потому, что он защищает интересы близкого ему лица!
Вспоминая потом эти слова императрицы, Адель говорила, что она никак не может простить себе непоправимого ротозейства, которое она допустила, не попросив государыню вызвать меня, чтобы допросить о моем разговоре с Катей Королевой на эрмитажном собранье. Раз государыня действительно так верила мне, она поверила бы правдивости преследований, перенесенных покойницей от графа Григория, а это и перетянуло бы в решительный момент чашу доводов на сторону виновности Орлова, да и было бы в глазах государыни самостоятельной крупной виной, способной значительно поколебать положение фаворита.
Но ведь это старая истина, что хорошие мысли зачастую приходят слишком поздно. В тот момент Адель не воспользовалась этим веским орудием обвинения, а вскоре ей было уже не до того, чтобы что-нибудь соображать: слишком оглушительны оказались результаты похода Вельяминова за свидетелями.
– Ну, привели? – спросила его Екатерина, когда в дверях показалась коренастая, приземистая фигура полковника.
– Никак нет, ваше императорское величество! – ответил тот.
– Но почему же?
– Дозвольте доложить все по порядку?
– Говорите!
– Полицеймейстер заявил мне, что, по сведениям полиции, грек Строфидас выбыл из Петербурга около года тому назад и больше не появлялся. Это известно полицеймейстеру потому, что Строфидас нередко оказывал полиции частные услуги, так как славился как опытный и умелый сыщик. Еще недавно – месяца полтора тому назад – его опять искали, но его в Петербурге не оказалось.
– Но он был у меня еще вчера ночью! – растерянно крикнула Адель.
– Кто это может подтвердить? – спросила Екатерина.
– Да все – слуги, Бьевр, которому вы так верите, Фельтен…
– Простите, – вмешался Орлов, – разве ваши слуги и маркиз де Бьевр знали Строфидаса в лицо? Иначе говоря, могут ли они подтвердить, что лицо, которое было у вас вчера, которое у вас вообще бывало, было именно Строфидасом?
– Нет, – растерянно ответила Адель, – Строфидаса в лицо знал только майор Фельтен, который и привел его ко мне.
– А Фельтен? – сказала императрица. – Ну что же мы его спросим! Но вы сказали, полковник, что не привели никого? Что же помешало вам привести Фельтена?