Возмездие Эдварда Финнигана
Шрифт:
— Туалет? Могу я воспользоваться им?
Вернон пошел туда, куда указал ему Финниган, — через кухню и холл. Но, дойдя до туалета, он не остановился, а поспешно спустился в подвал, к тиру, где ждал Финнигана в прошлый раз. Он остановился перед висящим на стене оружейным шкафом, намотал на руку полиэтиленовый пакет и открыл дверцу. Пистолет, который он искал, лежал в глубине на второй полке. Он помнил, что Финниган положил его туда, предварительно разрядив. Вернон поднял его, осторожно, не снимая с руки пакета, чтобы сохранить имеющиеся отпечатки.
Это заняло не больше пары минут.
Он снова
— Я пришел поговорить об Элизабет.
— Ты уже это сказал. А я ответил, что сегодня неподходящий день.
— Вполне подходящий. Тебе понравится. Но сперва немного о Джоне.
— Ни слова больше о нем в этом доме!
Финниган ударил кулаком по столику так, что стеклянный подсвечник, стоявший на краю, упал на паркет и раскололся надвое.
— Больше никогда!
Вернон сохранял спокойствие, он говорил тихим голосом:
— Я не уйду отсюда до тех пор, пока ты не выслушаешь то, что я хочу сказать.
Казалось, Финниган вот-вот набросится на него с кулаками. Они стояли друг перед другом, бледное лицо Финнигана пошло красными пятнами, он тяжело дышал, но Вернон Эриксен был высоким и плечистым, Финниган постоял, сверля его злобным взглядом, а потом почти без сил опустился на диван.
Эриксен внимательно следил за ним, хотел удостовериться, что верно понял его реакцию.
— За побег Джона Мейера Фрая в первую очередь отвечаю я.
Эдвард Финниган сжался, когда начальник охраны встал перед ним и начал рассказывать, как приговоренный к смерти заключенный, убийца его дочери, выбрался из камеры в Death Row и потом шесть лет жил на свободе в другой части света. За полчаса Эриксен сообщил ему в малейших деталях все обстоятельства побега: медицинские приготовления, которые создали иллюзию смерти осужденного, потом поездка в Канаду, а оттуда через Россию в столицу Швеции. Он долго объяснял, как была организована транспортировка из тюремного морга в автомобиль, ждавший за воротами, это был его любимый момент: побег из тюрьмы — это было ему ближе, чем возня с лекарствами и фиктивный паспорт. Широко улыбаясь, Вернон описывал мешок для трупов, в котором, как заявили два врача, необходимо доставить тело на вскрытие в Колумбус. Никому и в голову не пришло раскрыть мешок и проверить, а когда транспортный автобус разгрузили и тот поехал назад в Маркусвилл, мешок быстренько перенесли в автомобиль, ожидавший на той же самой парковке.
Финниган не пошевелился. Не сказал ни слова. Вернон смотрел на человека, который лежал на диване обхватив руками живот, и почувствовал успокоение. Все эти годы он думал об этом, теперь он был у цели.
— Но это не Джон убил твою дочь.
Он словно ударил Финнигана.
— Человек, которого вчера казнили, чего ты так долго ждал, был невиновен.
Финниган попробовал подняться, но рухнул назад — руки не держали его.
— Вы с Алисой редко бывали дома до восьми вечера. И до этого времени дом был в полном распоряжении Элизабет. Я видел, когда Джон ушел отсюда, они обнялись на прощание в дверях, а потом он ушел.
Вернон продолжал следить за Финниганом, хотел видеть его лицо, как оно изменится, когда
— Я вошел сюда через десять минут после его ухода. Он обнимал ее, они занимались любовью, как обычно, когда вас не было дома. Вы этого не знали? Отпечатки пальцев, его сперма — они были по всему ее телу. Мне потребовалось всего несколько минут, не больше, она осталась лежать на полу, когда я закрыл за собой дверь.
Вернон говорил и говорил, пока Финниган не бросился на него в ярости, пытаясь ударить его по лицу сжатыми кулаками. Все так, как и было задумано. Побагровевший человек кричал, дрался и кусался, а Вернон позволял ему это до тех пор, пока не убедился, что они обменялись кровью и частичками кожи.
Тогда он нанес один-единственный точный удар Финнигану в грудь, и тот сразу потерял сознание. Затем Вернон поспешил в холл, достал из пакета тонкую тряпку и флакон с эфиром.
Он все рассчитал — Эдвард Финниган пролежит без сознания полтора часа: ровно столько, сколько требуется.
Вернон Эриксен никогда прежде не встречался с Ричардом Хайнсом, хотя уже больше десяти лет читал его статьи в «Цинциннати пост» о системе правосудия. Он не всегда разделял оценки журналиста, но ценил точность и выверенность его формулировок. Результаты расследований Хайнса всегда подтверждались, а его утверждения, пусть неудобные, оказывались верными.
Они договорились о встрече в маленьком кафе на въезде в Маркусвилл, в десяти минутах ходьбы от дома Финнигана. Вернон знал, что тесный зал в это время обычно почти пуст. Одинокая официантка, какой-нибудь шофер-дальнобойщик, а в остальном — только крошки на столах да заезженная музыка из дешевых динамиков.
Ричард Хайнс уже сидел за столиком, — легкое пиво и бутерброд с чем-то, похожим на ростбиф. Он оказался меньше ростом, чем Вернон себе представлял, худощавый мужчина от силы килограммов шестидесяти, с живыми глазами и улыбкой шириной во все его узкое лицо.
— Эриксен?
Вернон кивнул и, прежде чем сесть напротив, посмотрел на официантку и указал на бутылку пива перед Хайнсом.
— Спасибо, что пришли.
Хайнс развел руками.
— Поначалу я хотел отказаться. Вы показались мне, если уж говорить начистоту, каким-то чокнутым. Звонят порой такие, борцы за правду, прочли что-то и решили, что я могу стать их доверенным лицом. Но я проверил ваше служебное досье и был бы идиотом, если бы отказался выслушать то, что хочет сообщить мне начальник охраны Death Row в одной из самых строгих тюрем штата, тем более что он звонит и назначает встречу через двенадцать часов после назначенного времени казни и утверждает, что обладает сенсационными сведениями.
Официантка подала Вернону пиво — совсем молоденькая, почти девчонка, у нее еще вся жизнь впереди, — удивительно все же, что она тут делает в этой отстойной забегаловке этого захолустного городишки, когда вокруг лежит весь мир.
— Вы получите свою сенсацию. И у меня только одно условие. Вы напечатаете ее уже завтра.
Хайнс рассмеялся и ответил чуть высокомерно:
— Это уж мне решать.
— Завтра.
— Давайте сразу договоримся. Ценность новостей определяю я. Если ваша история стоит того, я о ней напишу. А нет — мы просто попили пива.